Петя подумал, что сложно не запутаться и что он по-прежнему не может сконцентрироваться ни на Тате, ни на Лесе. С Кирой они уже поиграли, и тот сладко заснул, и Пете как-то хотелось одинаково ощущать их обеих, но не получалось, внимание переключалось то туда, то сюда.
Наконец они пошли открывать Антона, и Петя заснул.
* * *
– Ку-ку, – сказал Антон.
Библиотечный день давно кончился. Девушек не было, они ушли в институт. Бабушка пожарила ребятам яичницу с луком, отрезала черного хлеба, было видно, что она давно перестала чему-либо удивляться. Петя мог поклясться, что всю ночь она вспоминала за дверью свою бурную молодость, приключений в ее жизни наверняка было никак не меньше.
Утро на работе было обычным, к часу дня нужна была «объективка», вычитывался и анализировался поток анекдотов, тут еще какое-то дурацкое совещание, вокруг народ, а они сидели, переглядывались и прятали глупые улыбки.
Их немножко потряхивало, рубашечки были вчерашние. И лица были вчерашние.
* * *
Но главное их ждало вечером. Антон сказал:
– Петя, ты должен поехать со мной. Ты должен объяснить, что я целую ночь проспал в ванной. Что у нас был такой… праздник Нептуна… или… не знаю… посвящение? Как это лучше назвать?
Петя поехал с ним.
Вера была спокойна, как танк. Она их сначала накормила, забрала у Антона не очень свежую одежду, дала ему тренировочные и красную футболку с номером «9».
– Дело государственной важности? – спросила она. – Я хорошо вас поняла?
– Не без этого, – согласился Антон.
И посмотрел на Петю с надеждой.
Петя сказал:
– Знаешь, Вера, иногда в жизни бывают ситуации, когда…
Вера молчала.
– Их толком ни описать нельзя, ни объяснить – ну, случилось и случилось. Главное, что мы здесь… видишь, я мужа тебе привел. Он дышит. Между прочим, он провел ночь, как Ихтиандр.
Антон и Петя глупо захихикали.
– Что?
– Кильками только мы его не кормили и сома не запускали, но канарейки вокруг него плавали. Но я тебе могу пообещать, что он был и остается только твоим. Мы старались, как могли. И оберегали его от всяческих…
– Мы – это кто?
Петя напряженно думал.
– Ну позвонить-то ты хоть мог? – Вера посмотрела на Антона.
– Ты знаешь, мне кажется, Вера, он в тот момент цифр не знал. И букв.
– Да… Веселая у вас компания. Ну, хорошо. Я подумаю, чем мне ответить.
* * *
Ответила Вера асимметрично.
Антона уложили, она налила Пете рюмочку коньяку. Пете стало так хорошо – и поел, и как-то отогрелся внутри, и тремор сошел. И Антон спит – товарища-то спас.
– Слушай, Вер, а расскажи-ка мне про Канторовича.
Вера долго на него смотрела, и было непонятно, то ли она его сейчас сковородкой треснет, то ли поцелует. Она открыла окно и даже закурила. Петя подошел и встал рядом:
– Ты не расстраивайся, он хороший.
– Да я сама знаю. – Она вздохнула. – Я же не в беспамятстве замуж-то выходила. Мне такой и нужен. – Она посмотрела на Петю: – Ну, и зачем тебе Канторович?
– Ты знаешь, Вера, мне интересно. Мне вообще все интересно.
– Я обратила внимание.
Она курила и смотрела вниз.
– Ну ладно. Садись. И слушай.
Рассказ Веры про фанерную фабрику, Канторовича и его чудо-способ.
Канторович предстал перед Петей сказочным героем. То ли Иванушкой-дурачком, то ли стариком Хоттабычем. Короче, началось все на фанерной фабрике. Давным-давно, еще до войны, попросили его, профессора-математика, рассчитать, как лучше фанеру резать и станки фабричные использовать. И придумал он вдруг чудо-способ, как вообще все в стране можно рассчитать и улучшить.
А лет через пять в далекой Америке его чудо-способ заново переоткрыли два таких же Хоттабыча, Данциг и Кумпас. Только на свой капиталистический лад. И стали там решать разные проблемы: и с транспортом, и с распределением ресурсов на ВВС, и даже обсчитывать инвестиции на Уолл-стрит.
Но в Америке никак не могли этот чудо-метод как следует применить – там у компаний разные владельцы, одержимые конкуренцией друг с другом. А у нас было по этому поводу настоящее раздолье. Между оптимальным планированием и природой социалистического общества царила полная гармония.
Канторович долго мыкался и горе хлебал, послал свой труд Сталину, но чиновники его заволынили, уж больно он шел вразрез существующим марксистским догмам. Чуть не расстреляли, но спохватились в последний момент, он ведь делал математику для Соболева, а тот на своей БЭСМ рассчитывал урановый проект.
Два года назад его нашел академик Немчинов, отвечавший в стране за преобразование нашей экономики математическим способом, и послал в Академгородок дорабатывать свою идею, дав ему в подчинение целое отделение в Институте математики.
И наступил для Канторовича сущий рай. Компьютерный центр, машинное время без ограничения, любые научные журналы, коллеги достойные. Парочка циклотронов. Квартира под двести метров. Никаких национальных вопросов.
В этом раю Эдик и трудится.
В этот момент Пете показалось, что он проснулся, его голова лежит у Веры на коленях и она гладит ему волосы. Он вновь закрыл глаза.
* * *
Когда Филиппычу доложили об изобретении «Армянского радио», он аж крякнул. Встал, заходил по комнате и сразу же попробовал анекдот-конструкцию на деле, выдав экспромт:
Вопрос, на который Армянское радио не смогло ответить:
«Когда мы догоним и перегоним Америку, стремительно катящуюся в пропасть?»
Анекдотов до этого Филиппыч не сочинял.
Придуманная самоиграйка выдавала анекдоты сама, без всяких ограничений. Мало того, от нее было страшно тяжело избавиться, наверное, неделю им пришлось провести в непрерывном генерировании всякой чепухи: любая ситуация, любая мысль, любая ерунда без труда в эту шкатулочку залезала и махала хвостиком.
Филиппыч тянул с ответом, их идея, видимо, гуляла по инстанциям, и Петя представлял, как ее обсуждают серьезные люди на каком-нибудь важном совещании. Возможно даже присутствуют академики. Еще Петя переживал, чтобы не обиделись армяне, но он себя успокаивал, что наверняка все согласуют, с кем нужно. С кем из армян нужно было согласовывать, Петя не представлял.
Глава 14
Антон отмечал день рождения. Собрались небольшой компанией: Мухин укатил на гастроли, Белка в Ленинград, зато был Эдик, ему предложили место в каком-то новом НИИ, и он приехал на разведку.