Свобода по умолчанию - читать онлайн книгу. Автор: Игорь Сахновский cтр.№ 10

Вторым вещественным доказательством служил глянцевый буклет с рекламой интимных услуг, выпущенный бесцензурно в разгар 90-х годов. На первой же странице под фотографией дебелой тётеньки в одних чулках, но с тинейджерскими косичками ярко желтел анонс: «Массажный салон “Лолита” – лучшие девочки региона!» Здесь, вероятно, содержался намёк на то, что само имя Лолита означает дикий разврат.

Что он имеет сказать по существу предъявленных?

Любое запирательство только отяготит и без того тяжкие.

«А между прочим, – сказал Турбанов, – я ещё увлекаюсь каннибализмом. Супчики и отбивные из близких родственников… Моя личная рецептура. Доказательства найдёте в поваренной книге».

Финал разговора Турбанову не запомнился.

Он просто вышел на полуслове, оделся и побрёл домой. По пути его нагнало сообщение Надреева, посланное с анонимного номера: «Никаких последствий не будет, только увольнение. Извини, старик, я сделал всё что мог».

При первом же появлении этот человек поразил Агату высокомерно-брезгливым выражением лица. Разговаривая, он держал голову в профиль, смотрел куда-то влево, а слова произносил так, будто сплёвывал в сторону визави. Правда, он беспрекословно выложил на столик в прихожей два телефона, автомобильный пульт и, чуть помедлив, пистолет.

Помня Марьянину инструкцию, Агата сказала: «Зовите меня Надей. А как можно вас называть?» Он ответил: «Никак». Поэтому она мысленно стала звать его Хмурым.

Он сел на кушетку, обмерил Агату от шеи до ног холодным товароведческим взглядом, потом лёг на спину и уставился в потолок. Через несколько минут она поинтересовалась на всякий случай, не желает ли он рассказать о своих проблемах. «Хули рассказывать, – ответил Хмурый. – Депрессняк. Уже год». Он повернулся на бок и закрыл глаза. Во сне Хмурый вскрикивал и кому-то невнятно угрожал. Агата сидела поблизости и читала Стивенсона.

Спустя час с лишним клиент открыл глаза, вскочил как ошпаренный, однако не убежал по делам, а заново оглядел Агату и спросил, не оказывает ли она сексуальных услуг.

«Забудьте. Это исключено».

На третьем сеансе у Хмурого случился необъяснимый приступ откровенности. Он заговорил о заминированном транше, о «левых», подставных аннуитантах и какой-то обидной, даже оскорбительной транзакции – о ней больше всего; чувствовалось, что эта транзакция буквально проникла ему в сердце и причиняет жестокую боль.

«Вешают уроды лапшу на уши. Хотя сами же знают, что я знаю!»

«Вас, наверное, огорчает нечестность близких людей», – заметила психоаналитичная Агата.

«Вот! – вскричал Хмурый. – Вот именно! Свои же люди, а такую туфту гонят!» Но ничего. Он умеет хеджировать взаимоотношения. Он их так хеджирует, что эти уроды ещё вздрогнут.

Танцевально-гастрономический специалист Марьяна Четвертак, кажется, придумывала свои расценки с оглядкой на котировки алмазных бирж. Получая деньги из рук клиента, Агата не знала, куда себя девать от стыда, будто она сама из жадности придумала эту несусветную цену. Но к концу шестого сеанса Хмурый внезапно изъявил готовность платить гораздо больше – хоть в три, хоть в четыре раза, если Агата освободит для него всё рабочее время и будет проводить сеансы с ним одним. Она благоразумно отказалась, чем вызвала у пациента странный одобрительно-похотливый блеск в глазах.

Попутно выяснилось, что Хмурый сейчас находится в бессрочном внеочередном отпуске, поскольку личное досье Хмурого затребовано Высшей инстанцией – для проверки на лояльность по всем восьми степеням. Проверять могут и полгода, и год. А могут завтра же принять судьбоносное решение. И вот тогда – всё! (Тут его лицо вместо хмурости налилось каким-то звероватым блаженством.) Тогда всё! Доступ первой категории. Мировой разбег. Реальные финансовые потоки, а не какая-то мелочёвка! Могут, конечно, и отрицательно решить. Придётся снова слушать, как за спиной шепчутся: «кассир мэра», «личный кошелёк мэра»… А хули шептаться? Кто такой мэр, в сущности? Без него-то Высшая инстанция может спокойно обойтись.

Агата вскоре поняла, что лучшая психотерапия для Хмурого – это возможность неудержимо хвастать на любую, произвольную тему, не боясь сказать лишнего и не глотая слова. Настроение у пациента резко улучшалось, и он долго и с удовольствием говорил о себе.

Он может без стука входить в любой кабинет, когда хочет. Ему один раз лично Михал Игнатьич звонил. У него нет врагов – ни одного. А тех, которые были, – их уже нет. Вообще. Да, он такой человек, он сам выносит приговоры и сам награждает… У него было девять врагов. За всю свою биографию, включая учёбу в школе, он встретил девять человек, которые посмели стать его врагами. Девять! (Для большей наглядности Хмурый показал пальцы обеих рук, пригибая левый мизинец, который никак не пригибался, словно бы намекая на возможное появление десятого врага.) И где они? Он их выловил всех до единого! «Граф Монте-Кристо» читала? Так это про него.

«Ты во двор выглядывала? Видишь “мерседес” цвета “платинум”? Как думаешь, чей?»

Он первый в городе купил четыре-дэ-принтер полного фабричного цикла, когда о нём все ещё только мечтали. У него пистолет «Глоб» новейшей модели с вакуум-эффектом – вон тот, который в прихожей. Агата не выказала ни малейшего интереса к вакуум-эффекту, но Хмурый сразу же начал пояснять, что этот «Глоб» заряжается специальными капсулами, которые поражают не хуже, чем нормальные пули, но, войдя в тело, как бы запечатывают наглухо и входное отверстие, и раневой канал.

«Герметично и никакой кровищи, зато наверняка», – одобрил Хмурый с большим знанием дела. Но тут Агате слегка подурнело, она глянула на часы и сказала, что лекция по огневой подготовке подошла к концу.

Первое, что сделал безработный Турбанов, это была генеральная уборка. Он вымыл и отчистил свою квартиру до медицинского блеска – иначе нельзя было начинать жить набело; стёр все пыльные тени и сомнительные пятнышки с таких углов и поверхностей, до которых годами не дотягивалась рука человека. Впервые за очень долгое время он чувствовал внутри себя огромную, небывалую свободу и даже удивлялся собственной вместимости, уверенно полагая, что свобода может умещаться скорее в груди, под ключицами или где-то в районе солнечного сплетения, чем на зимних пасмурных улицах и проспектах, окаймлённых транспарантами по случаю очередной Годовщины суверенной православной демократии.

Вечером Агата говорит: «Ты выглядишь как именинник», и он сообщает, что его только что уволили с работы. «Но, я думаю, это к лучшему. Почему ты так страшно смотришь? Не веришь?» – «Честно говоря, не очень». – «Почему?» – «Потому что я старая и довольно опытная женщина». – «Ты нарочно говоришь “старая”, чтобы я возражал и нападал на тебя с поцелуями». – «Да, есть такая опасность, нападай уже!»

После двух или трёх вероломных нападений они вспомнили о потерянной работе, и Агата призналась, что ей за него сильно тревожно, поэтому он обещал заняться вплотную своим трудоустройством в ближайшие дни. Но поначалу Турбанов долго не мог отыскать ту брошюру из серии «Стань полезен для страны!», а потом, когда она всё же нашлась (почему-то на обувной полке, под старыми сандалиями), там вдруг не оказалось того объявления о «престижной работе в новой медицинской отрасли».