Лаврентий Берия. Кровавый прагматик - читать онлайн книгу. Автор: Лев Лурье, Леонид Маляров cтр.№ 95

Конечно, НКВД имел этот опыт, потому что они строили и Беломор-канал, с этого они, собственно говоря, начали, эти гигантские стройки коммунизма, и Волго-Донской канал, и все эти ГЭС были построены под руководством НКВД. Норильский комбинат тот же самый, и все это было построено в довольно быстрые сроки. Я не говорю о тех жертвах, о тех потерях, которые были тогда понесены народом, но это все было сделано достаточно организованно, достаточно быстро по срокам. И Лаврентий Берия все эти вопросы хорошо знал и умел этим всем управлять. Руководство настаивало на том, что бомба должна быть построена в самые кратчайшие сроки и в этом есть свой резон, потому что все прекрасно помнили, весь народ и даже молодые люди, моего возраста, мы все находились под стрессом этих воспоминаний, военных воспоминаний. Где б мы ни были, на фронте, за линией фронта, в городах, в Москве, в Ленинграде, мы все ощущали этот позор, этот ужас, эту невероятную злобу беспомощности, когда на нас бросали бомбы, когда нас бомбили в поездах, когда мы были абсолютно беспомощны. Мы ощущали эту жуткую ненависть по отношению к тем, кто кидал на нас бомбы, и злобу по отношению к тем, кто не мог нас защитить.

Мы оказались позорно преданными и беспомощными, несмотря на все эти бравурные песни «Если завтра война» и «Наш бронепоезд стоит на запасном пути», а где он стоит – никто не знал, потому что его не было и наши «сталинские соколы» не реяли вверху, и мы остались совершенно беспомощными. Второй раз этого было бы уже не перенести в национальном масштабе. И это чувство, оно оказалось гораздо сильнее любых других ощущений. Это чувство, оно всех как-то охватывало и все ощущали это по-разному, но каждый довольно сильно на своем уровне.

И поэтому когда возникла такая проблема, то не надо было особенных усилий со стороны военного аппарата или полицейского аппарата давить на людей, на их психику, потому что это уже было внутри. И полицейский аппарат, в частности, вся та структура, которая была организована или поручена Берии, они, наоборот, как-то пытались себя слегка адаптировать к этой новой реальности, потому что перед ними были ни зэки, ни армия заключенных, где каждый был бессловесный и каждый был взаимозаменяемый.

Это была группа людей, каждый из которых представлял собой совершенно уникальную ценность интеллектуальную, и с ними надо было как-то по-другому обращаться. И как ученые адаптировали себя к этому полицейскому аппарату, так и полицейский аппарат пытался адаптировать себя тоже. В процессе этого взаимодействия ученые научились общаться с государственной машиной, а государственная машина, подавляя свои стремления подавлять и брать за горло, научилась обращаться более вежливо, более деликатно и более уважительно к ученому сословию.

Надо сказать, что, конечно, первым, кто был в этом направлении нашим знаменем, нашим в смысле всего научного сообщества, это был Капица, который сделал совершенно невозможное. Когда Берия захотел с ним встретиться и позвал Капицу к себе, то Капица сказал «нет, если я вам нужен, то приезжайте ко мне», и Берия сам приехал к Капице. Этого никто не мог бы себе позволить в то время, это мог только Петр Леонидович. Такой пример, который вдохновил остальных, что с ними, оказывается, можно разговаривать, с ними, оказывается, можно настаивать на своих решениях и доказывать свою правоту. И, скажем, Курчатову запрещалось беседовать с государственными чиновниками, даже высшего ранга, например, с министром финансов, ему говорилось, что его время слишком драгоценно для того, чтобы он куда-то ездил там, в министерство, что-то там выколачивал. Министры должны приезжать по первому слову Курчатова.

И как-то министр Гарбузов, тогда всесильный министр финансов, просидел, Курчатова где-то около часа ожидая, пока его Курчатов примет, и спрашивал, а кто же у него такой находится, что он, министр, высший финансовый деятель государства, должен его ожидать. Ему сказали, там у него аспирант сидит. Какой еще аспирант? Ну, говорят, у него бывший аспирант, это Сахаров у него сидит, и они обсуждают важную проблему. Это была такая новая реальность, с которой столкнулся государственный аппарат, когда нужно было где-то отступить и нужно было где-то подавить в себе начальственный рык и адаптировать себя по отношению к ученым.

Однако взаимоотношения начальников и ученых не всегда складываются гладко. Далеко не все в восторге от администрирования Берии и других высоких начальников. 3 октября 1945 года великий физик Петр Леонидович Капица пишет Сталину письмо, в котором просит позволить ему выйти из атомного проекта из-за «недопустимого» отношения Берии к ученым. Сталин на письмо не отвечает. Капица снова пишет Сталину 25 ноября 45 года:

Товарищи Берия, Маленков и Вознесенский – ведут себя в Спецкомитете как сверхчеловеки. В особенности тов. Берия. Правда, у него дирижерская палочка в руках. Это неплохо, но вслед за ним первую скрипку все же должен играть ученый. Ведь скрипач дает тон всему оркестру. У товарища Берии основная слабость в том, что дирижер должен не только махать палочкой, но и понимать партитуру. С этим у Берии слабо… Берии… нужно работать, а черкать карандашом по проектам постановлений в председательском кресле – это не значит руководить проблемой… У меня с Берией совсем ничего не получается. Его отношение к ученым мне совсем не по нутру. Быть слепым исполнителем я не могу, так как я уже вырос из этого положения. Мне хотелось бы, чтобы тов. Берия познакомился с этим письмом, ведь это не донос, а полезная критика. Я бы сам ему все это сказал, да увидеться с ним очень хлопотно.

В результате осенью 1945 года Капицу отстраняют от атомного проекта.

Академик Жорес Алферов:

Капица не смог сработаться с Берией. Я, вообще говоря, очень высоко ценю Петра Леонидовича Капицу. Капица у нас патриарх, и это человек необычайной смелости личной, человеческой, и он же писал Сталину, почему он отказывается работать в Спецкомитете, потому что дирижер должен знать, по крайней мере, ноты, а как Берия может дирижировать, если ничего не знает в физике? Но нужно понимать следующую вещь. Во-первых, Петр Леонидович не был знаком с разведданными и не знал, что мы уже в целом знали о бомбе. Во-вторых, Петр Леонидович никогда не занимался ядерной физикой, он считал, что нам нужно развивать свой проект, идти своей дорогой, но он не знал этой дороги. Поэтому апеллируя к его же словам, что дирижер должен знать ноты, в том, что касается ядерной физики, ноты тот же Курчатов знал гораздо лучше Капицы. Капица уже не был очень молодым, ему уже было пятьдесят лет, а Курчатов на девять лет его моложе. Игорь Васильевич уже с 32-го года только о ядерной физике и думал, это было его.

Как рассказывают, в 1946 году Берия просил у Сталина разрешение на арест Капицы, но Сталин отказал: «Я его тебе сниму, но ты его не трогай». Капицу в августе 1946-го действительно сняли с поста директора института. Началась опала Петра Леонидовича, которая продлилась девять лет. Он переселился на свою академическую дачу на Николиной Горе, там организовал свою домашнюю лабораторию и продолжал заниматься наукой. Вместо него директором «Капичника» решили назначить академика Анатолия Александрова. Он оказался в непростом положении.

Вот что нам рассказал об этом племянник академика А. П. Александрова Евгений Александров: