…и тут вдруг моя рука оказалась в руке Розалины, и мы медленно закружились, как опавшие листья в осенний день на ленивом ветру, наши глаза встретились и не могли оторваться друг от друга. Губы ее приоткрылись, но она ничего не говорила. И я молчал. Когда пришла пора смены партнеров, я потянул ее в сторону – и она пошла со мной с большой охотой.
– Вам нельзя здесь быть, – зашептала она низким, встревоженным голосом, и ее глаза под маской строго смотрели на меня. – Если мой брат вас заметит…
– Никому не позволяйте уводить вас из толпы, – перебил я ее. – Обещайте мне, что не позволите.
– Меркуцио уже пытался это сделать, – сказала она и посмотрела на меня с выражением, которое я расценил как досаду. – Я не так глупа, чтобы дать причинить себе вред. Что там насчет меня задумано?
– Ничего хорошего, – ответил я. – Капулетти хотят получить компенсацию за сегодняшние свои потери, а Монтекки пытаются ударить первыми… но почему же вы здесь?!
Пожалуй, это прозвучало более пылко, чем я хотел бы, и чересчур сердито.
– Это не моя вина, – сказал она. – Я спряталась в монастыре, но Тибальт явился и забрал меня. Аббатиса не хотела меня выдавать, но он угрожал ей жестокой расправой в случае сопротивления – и я согласилась вернуться. Они скоро отправят меня в другой монастырь, который выберут сами. А сейчас я им нужна здесь в качестве достойной оправы для их бриллианта – Джульетты.
В голосе ее не было горечи, как мне показалось, – только усталость.
Как и Меркуцио, я взял ее за руку, но девушка на этот раз не пыталась вырвать ее. И даже наоборот – ее пальцы так вцепились в мои, что мне стало больно.
– А вы не можете попытаться еще раз? – спросил я. – Ускользнуть, найти место, о котором они не узнают, и…
Она медленно покачала головой, не глядя по сторонам.
– У моей семьи длинные руки, и на свете нет такой обители, до которой они не могли бы дотянуться. Так что лучше мне не подвергать риску ни в чем не повинных людей. Что бы ни ждало меня впереди – я принимаю это.
Она моргнула и покосилась на Меркуцио, который неподалеку склонил голову, слушая другую молодую девушку – состоящую в более отдаленном родстве, но все же урожденную Капулетти.
– Ваш друг… я знаю, он очень страдал, но боюсь, что он сильно изменился по сравнению с тем, каким я его помню.
– Что он сказал вам? – Я понимал, что толпа танцующих больше не прикрывает нас и пожилые гости начинают смотреть на нас с подозрением, а нам нельзя было привлекать излишнее внимание. – Он…
– Приглядывайте за ним, – перебила она меня и высвободила руку. – В нем есть что-то темное, и это вот-вот вырвется на свободу. Если этого еще не произошло. Есть только одна причина, по которой я сегодня согласилась покинуть свою тихую комнату, – продолжала Розалина. – Сейчас звездный час моей кузины Джульетты. Я бы не хотела пропустить его.
– Розалина… – Я произнес ее имя, услышал, как нежно оно звучит в моих устах, и заметил, как вспыхнули ее глаза в ответ и как она задержала дыхание. Я приблизился к ней еще на шаг, но не касался ее. Больше не касался. – Пусть Бог хранит вас, если я не могу.
– И вас, – ответила она, и я увидел, как блеснула слеза в уголке ее глаз, но Розалина быстро сморгнула ее. – И вас.
А затем она повернулась и ушла, пробираясь сквозь бурлящую толпу.
Я сразу почувствовал холод, как будто она была единственным источником тепла в этом зале, и у меня закололо в затылке от внезапного приступа тревоги, потому что я увидел, что Меркуцио тоже исчез. Он удалился куда-то с той неопытной молоденькой Капулетти.
Меркуцио носил в себе лютую и искреннюю ненависть, и вряд ли его что-то могло остановить на пути отмщения за свою потерянную любовь.
А потом я увидел Ромео.
Джульетта вошла в зал, держа под руку своего блистательного жениха, графа Париса, но большинство бросилось приветствовать не эту пару, а более влиятельного родственника графа, герцога Вероны, который тоже царственно вплыл в зал в сопровождении многочисленной свиты. Танцы прервались, и все взоры обратились на герцога и его свиту, хотя предполагалось, что весь этот праздник устраивается в честь краснеющей, смущенной девочки – Джульетты.
Милая маленькая Джульетта и в самом деле выглядела в своем наряде и маске скорее ребенком, чем женщиной. Она вдруг устремила взгляд на лицо моего кузена – на его лицо без маски, потому что он вдруг стащил маску с лица. Она тоже зачем-то сняла маску, и я увидел, что на их лицах написано одно и то же: восхищение. Почти религиозный экстаз, что-то за пределами обычной увлеченности. Что-то на грани приличий.
Ромео уже не раз попадал в любовные сети, но это было ни на что не похоже… На этот раз было что-то новое в его лице, в его глазах, в том, как он весь вытянулся и сосредоточился, в том, как напряглись его руки. И то же самое я видел, словно в зеркале, в ней, бледной и прекрасной, но так же опасно похожей на фанатичку.
Что было еще хуже – Тибальт тоже это видел. Я стоял достаточно близко к нему, чтобы слышать, как он бормочет синьору Капулетти:
– Дядюшка, это Монтекки, наш враг, он явился сюда, чтобы оскорбить нас!
Капулетти не был дураком – он оценил взглядом моего кузена и произнес:
– Юный Ромео, не так ли?
– Да, это он, это презренный Ромео, – сплюнул Тибальт и уже выбросил было вперед руку с мечом. Я тоже нащупал рукоятку своего меча – конечно, вступать в сражение здесь было бы глупо и бессмысленно, но не мог же я позволить Капулетти запросто убить моего кузена, не попытавшись защитить его.
Но мне не пришлось в этот раз отведать меча Тибальта, потому что его дядя резко остановил его, схватив за руку.
– Нет! – сказал он. – В Вероне его считают добродетельным и хорошо воспитанным юношей, и я не хочу, чтобы весь город судачил, что здесь ему был оказан плохой прием.
Слова его были сладкими, как мед, но тон, которым он говорил, был кислым, как уксус. Конечно, он думал о политике и о том, что в зале присутствует сам герцог.
– Будь благоразумен и просто не обращай на него внимания.
Тибальт издал глухой протестующий рык и хотел было высвободиться, но его дядя не разжимал своей хватки:
– Это мой дом и мой приказ. Так что давай-ка полюбезнее, и нацепи на физиономию выражение радости, а то испортишь праздник.
– Оно неуместно, когда под видом гостей приходят враги. Я не смогу этого вынести! – воскликнул Тибальт.
– Ты должен это вынести! – Капулетти с силой вывернул руку племяннику. – Я сказал – должен. Кто здесь хозяин – я или ты?
– Вы, – процедил Тибальт сквозь зубы, хотя даже под маской было видно, как вспыхнуло от злости его лицо. – Но это позор.
– Позор, если мне придется силой тебя успокаивать, – возразил его дядюшка, и в голосе его звучала неприкрытая угроза. – Иди же и веселись.