Ярость валькирии - читать онлайн книгу. Автор: Георгий Ланской, Ирина Мельникова cтр.№ 31

— Да симулянтка она! — бросил как-то злой от усталости доктор. — Вы же видите, ее болезнь обостряется накануне важных контрольных и экзаменов. Похоже, она просто не хочет учиться!

— Моя дочь — очень чувствительный ребенок! — отрезала мать. — Она просто родилась не в то время. Этот жестокий мир не готов ее принять!

Врач спорить не стал, но посоветовал поить девочку пустырником и занять чем-нибудь другим, что не требует больших нервных затрат. Плаванием, например, или рисованием.

От плавания на семейном совете отказались сразу, потому что до единственного городского бассейна Лидочке пришлось бы добираться на автобусе с двумя пересадками. А вот идея с рисованием пришлась матери по душе. Лидочку быстренько определили в художественную школу рядом с домом, и там ей, как ни странно, понравилось, и занятия она уже не пропускала. Правда, и в живописи особых успехов не добилась. Педагоги хвалили девочку за усердие, отмечали искру таланта, но из этой искры пламя так и не возгорелось. Поначалу Лидочка расстраивалась, что мечты стать лучшей не сбылись, но со временем успокоилась, потому что все поняла.

Дело было не в ней. Она как была лучшей, так ею и осталась. Просто педагоги попались бездарные. Или завистливые, которые не могли простить ученице ее незаурядный талант.

Она наверняка пребывала бы в приятном заблуждении еще очень долго, если бы не услышала случайно телефонный разговор матери с подругой. Мать думала, что дочь давно спит, поэтому особенно не стеснялась.

— Даже не знаю, где я так просчиталась, — сетовала она. — Понимаешь, у нее все — недо… Недопевица, недопианистка, недобалерина, а сейчас вот — недохудожница. Как несправедливо, что Бог взял жменьку всего и отмерил ей по пылиночке. Она все умеет, но — серединка на половинку, заурядно, как большинство, как ты или я, если захотим. А ведь я на Лидочку возлагала большие надежды! Думала: у меня не получилось, так хоть она человеком станет. Но напрасно! И беда в том, что ей скоро восемнадцать, а она до сих пор никто, не пристроена, не определена…

Даже родная мать больше не верила в ее исключительность, и Лидочка впала в депрессию. Она днями напролет валялась в постели, ела все подряд и растолстела до безобразия. В конце концов родители устроили скандал, и Лидочка решительно и бесповоротно поставила крест на живописи. На радость маме она окончила институт, устроилась на работу в крупную компанию и неожиданно доросла до старшего бухгалтера. И все было бы хорошо, но с личной жизнью не заладилось. Конечно же, на нее заглядывались мужчины, но лет на двадцать, а то и тридцать старше — семейные, обремененные детьми и внуками. Женитьба на Лидочке в планы старых повес, бесспорно, не вписывалась. А сверстники предпочитали более молодых, спортивных, легких на подъем. Ежедневно она возвращалась домой усталой, издерганной, злой, набрасывалась на пирожки и булочки, быстро набирала вес и тихо ненавидела тех самых молодых и стройных, удачливых, перспективных, талантливых женщин, которых в компании было хоть пруд пруди.

Когда ей исполнилось тридцать семь, судьба неожиданно улыбнулась: свела на художественной выставке с гением. Взглянув на его полотна, Лидочка вновь воспрянула духом. Забытое чувство «самой-самой» подняло змеиную голову и с наслаждением плюнуло в душу ядом.

Боже мой! Лидочка поняла, что была права, тогда, много лет назад, когда считала, что ее провалы не от недостатка таланта, а от наличия завидующих бездарей, ее окружавших. Мастер одним движением кисти открыл ей истину, и она тотчас смекнула, что нужно делать и как.

Лидочка вновь ощутила жажду творчества. Она, как губка, впитывала каждое слово учителя, а еще у нее открылись глаза на свое новое предназначение — быть Музой и озарять Мастеру путь. Господи, да она была готова ради него на все: служить верой и правдой, ограждать от неприятностей и, если потребуется, пить воду с его ног! Ну и, конечно же, делить с ним постель.

Осторожно ступая, Лидочка подошла к дивану…

Во сне валькирии продолжали реять над головой Владимира, сужая круги и спускаясь все ниже и ниже. Он тянулся к ним, касался обнаженных тел и ничуть не удивился, когда одна из валькирий спикировала прямо на него, обхватила не по-женски сильными руками, а затем повалила на траву и оседлала, как боевого коня. Вес у нее был нешуточным, ласки — бесстыдными, а блаженство — фантастическим. Во сне Владимир рычал, ругался и старался удержать белокурую бестию, но она таки слезла с него и прошлепала босыми ногами в неухоженную, забрызганную краской ванную. Под шум воды Кречинский быстро затих и заснул еще крепче, но в этот раз ему ничего не снилось.

Лидочка стояла под душем и блаженно улыбалась…

Вне скотского состояния Владимир ее отвергал, хотя Лидочка много раз недвусмысленно предлагала себя, намекала и даже напрашивалась, ненароком расстегивая на груди халатик, надетый на голое тело.

Что скажете, Мастер? Неужто я не гожусь позировать для ваших шедевров?

Мастер потел, хмурился и отводил взгляд, скорее всего, до смерти боялся жену-психопатку. На самом деле Вера относилась к ней равнодушно. Видно, и в голову не приходило, что нелепая, вся в розовом блондинка с кукольным лицом способна покуситься на святая святых.

Но Лидочка тоже не воспринимала Веру серьезно, тем более не считала любимой женщиной Мастера. И с удовольствием отмечала, что, будучи на пару лет моложе законной жены, выглядела не в пример лучше, умудрившись сохранить статную фигуру и нежную кожу лица без складок и морщин, а выщипанные в ниточку брови до сих пор не потеряли удивленную приподнятость. Вот только Владимир эту неземную красоту упорно не замечал и не хотел Лидочку как женщину, пока не напивался до положения риз. И тогда она завладевала им на всю ночь. Но, проснувшись утром, Мастер ничего не помнил или делал вид, что не помнил. А мудрая Лидочка никогда не акцентировала на этом внимание и не признавалась, что уходила от него на рассвете, не дожидаясь, когда божество проснется и обнаружит ее рядом с собой.

Иногда Лидочка навещала его вечерами вне расписания, приносила продукты, готовила ужин и ждала, пока Кречинский опохмелится, насытится и будет готов поговорить об искусстве. Он жадно поглощал котлеты, жареную картошку или просто яичницу с помидорами, а Лидочка не сводила с него нежного взгляда и гадала: помнит ли он неистовый секс, во время которого называл ее разными именами, но ни разу Лидочкой или Верой.

Все разговоры об искусстве вертелись вокруг да около будущего гениального полотна. В легком подпитии Владимир любил потолковать о возвышенном, неземном и потустороннем. Раскладывал перед нею, как пасьянс, пантеоны древних богов, утверждал, что скандинавские мифы являлись парадигмой для славянских былин, взволнованно вещал, что у его полотна определенно появится свой эгрегор — ментальный конденсат, который будет порожден его мыслями и эмоциями и со временем обретет самостоятельное бытие.

Лидочке страсть как надоедала его болтовня. Она пропускала высокопарные рацеи мимо ушей, но страстно желала увидеть себя в образе прекрасной воительницы. Ей не давал покоя рекламный щит с изображением черноволосой девицы в блестящих латах, в которые было упаковано сильное гибкое тело, а кожаные штаны выгодно подчеркивали красивые изгибы бедер. Пронзительный взгляд, пышные округлости в вырезе рубахи и блестящий меч в руках. Именно такой видела себя Лидочка: шикарной и безумно сексуальной, в доспехах, которые едва скрывали бы ее прелести. Только Кречинский эти фантазии не разделял и оставался непреклонным, несмотря на долгие уговоры.