Великий князь - читать онлайн книгу. Автор: Алексей Кулаков cтр.№ 16

– Я ей ладонь за пазуху да на грудь, а она в руку мне вцепилась и молчит. Я норовлю дальше ладошкой посунуть – не дает. На себя тяну, так тоже не пускает! И глазищи такие шальные, что просто ух!!!

– Ну?! А ты чего?..

Как ни странно, победами на любовном фронте хвастался не восемнадцатилетний Горбатый-Шуйский, а скромный сын царского оружничего Льва Салтыкова – большой сластена оказался Мишка до этого дела, ох большой! Ну или отменный фантазер. Что, впрочем, совсем не отменяло кобелиных повадок четырнадцатилетнего «ходока».

– А чего я, коли она меня сама на сеновал затащила да оседлала? Солома еще такая колючая оказалась, весь зад исколола… И колени тоже.

– Га-га-га!.. Ты гляди, какой неженка!

– Да не, как есть жеребец. Оседланный!!!

Переждав взрыв хохота, рассказчик добавил немного драматизма:

– А наутро нас тятя нашел и первым же делом зна-атную трепку задал. Мне. Старыми вожжами.

– Ух-ха-ха!..

– Да духовник на исповеди все выпытывал – было ли чего али не было?

Замахав на страдальца обеими руками (уже скулы свело от смеха), Тарх нечаянно сбил свой кубок на пол, щедро оросив темные плахи ароматной медовухой.

– Ты погляди, еще один напился!..

Пока долговязый Адашев поднимал с пола посудное серебро, дверь в предбанник чуть-чуть приоткрылась, позволяя кравчему наследника быстро оглядеть все их застолье. Нет ли какого непорядка, не нужно ли чего?

– Федька! А у тебя чего-нито уже было или как?..

Тринадцатилетний Мстиславский многозначительно улыбнулся:

– Куда мне до вас, лихих жеребцов.

– Ты гляди, какой скромник!..

Веселый гомон резко утих, когда царевич плавно поднялся с лавки, одновременно поправляя на плече укутывающую его простынку.

– Сидите.

Привставший было вслед за своим повелителем Адашев тут же передумал.

– Отдыхайте.

После звонкого щелчка пальцами в сторону вроде как закрытой двери, она тут же распахнулась, пропуская стольника с новым кувшином медовухи. И еще одного – с блюдом, на котором горкой лежали тонкие полоски копченого мяса. Пока родовитые недоросли радовались пополнению стола, их господин уже покинул предбанник, впрочем, тут же остановившись перед личным мовником [28] и сухой простынкой в его руках. На ноги царевича надели мягкие чувячки, влажную гриву волос слегка просушили, после чего и препроводили на один поверх выше – в княжеские покои.

– Господин мой!..

Встретившая его прямо на пороге Прихожей верная Авдотья буквально полыхала искренней радостью, приправленной толикой жадного нетерпения и нотками недавней скуки. Улыбнуться ей в ответ, по пути в Опочивальню скинуть простыню и чувячки, ничуть не стесняясь белокожей наготы: был когда-то стыд, да весь вышел…

– Уф!

Упав на ложе так, чтобы с краю осталось место для статной служанки, Дмитрий окончательно расслабился. А после первого прикосновения женских рук и гребешка к своим волосам и вовсе начал проваливаться в сладкую дремоту.

«Хорошо…»

Взз!..

Тощий слепень опасливо кружился вокруг неподвижного двуногого зверя со сладкой, теплой и такой живительно-вкусной кровью, обстоятельно примериваясь, куда бы ему присесть. В одном месте его уже встретила плотная ткань, в другом – смазанный жиром и разогретый солнечными лучами металл плотной кольчуги…

Шлеп!

Но стоило голодному насекомому коснуться голой кожи, как его короткая жизнь оборвалась. А сотник царевичевой стражи, Петр Лукич Дубцов, досадливо покривился и еще раз потер правую скулу, быстро осмотревшись по сторонам. Не то чтобы в этом была какая-то особая нужда, просто давала о себе знать намертво въевшаяся в разум и плоть привычка. Да он даже дома, в своей постели, и то спал вполглаза! Впрочем, на поле вокруг него все было спокойно: подчиненные бдили, свита государя-наследника расселась вокруг небольшого костерка, готовясь слегка перекусить на свежем воздухе, сам же Димитрий Иванович сидел на белой кошме посреди пятна буйной зелени, ограниченного со всех сторон зарослями кустов. Кстати, против своего обыкновения он не ходил вдоль кустов крыжовника и боярышника или недвижимо молился, а всего лишь внимательно разглядывал полторы дюжины золотых и серебряных перстеньков. Из тех, коими награждают служилых людишек за верную службу или удачное дело. Ну или гонца за добрую весть. Острый взгляд главного охранителя отчетливо видел, как царевич небрежно ворошил драгоценное жуковинье [29] , время от времени останавливаясь на чем-то приглянувшемся кольце, а затем, когда оно падало с ладони обратно, минуту-другую что-то выводил остро заточенной чертилкой в небольшой книжице. Спокойный, серьезный – сразу видно, делом занимается, а не играется с золотыми цацками… Правда, не совсем понятен смысл этого его дела – ну так заботы и помыслы правителей очень часто выше разумения простых воев. Хотя бы оные и были сотниками стражи и дворянами из старомосковского служилого рода.

– Никак государь-наследник кого похвалить желает. А, Петр Лукич?

Три десятника окружили своего командира полукольцом, желая развлечь его (да и себя заодно) небольшим разговором. От костра, вокруг которого разлеглись родовитые недоросли, тянуло вкусным мясным запахом, вовсю грело солнышко, шелестела под ветром трава…

– Ну да. Вот только все никак решить не может – кому поперед похвалы плетей пожаловать за нерадение…

Лица десятников стали чуть-чуть серьезнее. Понятно, что сотник шутит, ну а вдруг?..

– …а кого и жуковиньем золотым наградить за усердие. Потому и ездим сюда третий день подряд.

Один из мужчин вдруг застыл на половине движения, а потом размашисто перекрестился, причем вслед за ним крестное знамение наложили на себя и остальные. Мгновение, другое и волна ласкового тепла схлынула, забрав с собой легкую усталость от жары и оставив вместо нее утреннюю свежесть.

– Да, велика благодать!..

Договорить старшому первого десятка помешала еще одна волна, только на сей раз тепло было колючим. К тому же несло в себе неявную угрозу – в головах воинов слегка зашумело, а тело стало легким и пустым, словно они приняли в себя пару братин крепкой медовухи… Знакомое, очень знакомое им состояние! Ибо точно такое же возникало у каждого, кто вольно или невольно приближался к Димитрию Ивановичу во время его молитвы. Если такого «счастливчика» быстро не оттащить подальше, его начинали бить корчи и судороги, после чего он впадал в странное оцепенение. Или принимался истошно орать – так, словно его жгли огнем. Ни первое, ни второе десятникам совсем не улыбалось, поэтому на слегка заплетающихся ногах они быстро отошли прочь, наблюдая схожее шевеление среди стражей оцепления. А еще тихонечко удивляясь. Тому обстоятельству, что прежде безопасное расстояние перестало быть таковым. Да и государь-наследник вроде бы не молился? Сам же царевич, не подозревая о тихом переполохе вокруг него, задумчиво хмыкнул и медленно наклонил ладонь, с которой вниз упало несколько крупных капель, расплескавшихся на белом войлоке кляксами темно-багрового цвета. Ладонь наклонилась еще сильнее, и к кляксам присоединился золотой перстень, смятый и оплывший так сильно, словно побывал одновременно и в кузнечном горне, и на наковальне. Надо сказать, остальные «экспонаты» небольшой выставки выглядели очень похоже, все как один отличаясь какими-нибудь странностями. К примеру, красивая серебряная оправа лежала в мелких крошках еще недавно целого топаза. А украшающий другое кольцо крупный аметист словно бы вскипел… Впрочем, на фоне черной сосульки из нефрита и рубиновых брызг на кошме это было еще нормально.