НКВД и СМЕРШ против Абвера и РСХА - читать онлайн книгу. Автор: Анатолий Чайковский cтр.№ 78

Германская пунктуальность, но одновременно небрежность, еще больше проявилась в экипировке агентов нижним бельем, а также вооружением и снаряжением. Исподние рубахи имели разрезы по бокам; пуговицы на них и кальсонах обтянуты тканью, белье пошито из хлопковой материи цвета «нашей бязи». На вооружении большинства шпионов-«командиров» находился револьвер системы «Наган». Но и здесь был допущен промах: вместо 21 патрона (на 3 зарядные очереди) немцы агентам выдавали лишь 20.

Уличить диверсантов Пункару и Исмаилова помогли сами же абверовцы. Изучив снаряжение задержанных, следователь спросил «красноармейца» Кондратия Пункару, знаком ли он с Исмаиловым.

– Не знаю и никогда не видел.

– Компас, изъятый у вас, имеет номер 2873С?

– Не помню.

– Вы расписались в протоколе обыска, а там записано, что у вас изъят компас с указанным номером.

– Возможно.

– Значит это ваш компас?

– Выходит, мой.

– А Исмаилова компас имеет номер 2874С. Как вы это можете объяснить?

– Не знаю.

– Тогда объясню я. Он получен вами там же, где получал компас Исмаилов. Плохо позаботились о вас хозяева…

В мае того же года о небрежности и промахах немецких разведывательно-диверсионных органов в легендировании агентуры информировало и Управление контрразведки Южного фронта, подчеркивая, что выявленные у агентов документы в «своем большинстве не отвечают действительности ни по времени выдачи, ни по существу имеющихся в них записей», так как отсутствуют некоторые из них, которые приняты в частях Красной Армии и гражданских учреждениях. В частности, в расчетных книжках командного состава (§ 10) отсутствовали записи о штатно-должностных окладах, надбавках за выслугу лет, а также «отметки о сдаче облигаций в фонд обороны страны». Не имелось печатей и подписей начальников финорганов, выдававших эти документы. УКР фронта зафиксировало и «проколы» в записях трудовых книжек. Внимание обратили на тот факт, что они все были сделаны одинаковыми чернилами, одной и той же рукой. «Характерной отличительной чертой является и то, – подчеркивалось в указаниях, – что сброшенные за последнее время агенты-парашютисты обмундировуются немецкой разведкой в форму Красной Армии, причем на погонах командного состава прикреплены звездочки… по цвету металла и форме изготовления отличаются от наших. То же можно сказать и в отношении пуговиц на петлицах».

Ориентировки по ухищрениям врага, другие подобные документы во всех случаях требовалось «проработать со всем оперативным составом» армий, корпусов, дивизий, полков, а также «проинформировать соответствующие органы и инстанции, занимающихся розыском вражеских шпионов и диверсантов».

В экипировке и маскировке немецкие спецслужбы прибегали и к другим уловкам. На одном из крупных железнодорожных узлов Украины все, в том числе и охранные структуры, привыкли к ежедневному появлению в грязной одежде и растрепанными волосами безумной женщины. Среди прибывших и убывающих солдат несчастная искала единственного погибшего сына. Неизвестно, сколько бы продолжались ее «поиски», если бы не бдительность одного из контрразведчиков, заметившего одну особенность: безумные глаза «убитой горем» женщины становились осмысленными и полными внимания при прохождении литерных воинских эшелонов. Остальное стало делом техники. «Сумасшедшей» оказался давно разыскиваемый немецкий резидент, к тому же… это был мужчина.

О такой же уловке абверовцев вспоминал и генерал-майор запаса К. Ф. Фирсанов (в послевоенные годы – начальник Орловского областного управления НКВД): «Город Елец, где, кроме гражданских учреждений, располагалось немало военных штабов и складов, очень интересовал немецкую разведку, и она не раз пыталась забросить к нам своих шпионов. Здесь появился с виду безобидный, внешне ненормальный человек. Грязный, одетый в рваную рубашку и что-то отдаленно напоминающее брюки, бормоча себе под нос, он шатался по городу с видом полного безразличия. Мог с явным удовольствием идти по самой середине дороги по колено в грязи, хотя рядом был тротуар. «Контуженный» – определили сердобольные горожане. Однако наши чекисты установили за ним наблюдение. Выяснилось, что этот «контуженный» заброшен немцами для выяснения данных о войсках и штабах в районе Ельца и его окрестностях…».

В феврале 1943 г. нечто подобное произошло в г. Малоархангельске. Патрульный наряд войск охраны тыла задержал гражданина «Н». Выглядел он душевнобольным, речь была бессвязной, поведение нестандартным, а неряшливая одежда – вызывающей. Каждый день «Н» бродил по городу и его окрестностям, не раз появлялся и в расположении воинских частей. Именно интерес «душевнобольного» к последним и привлек внимание особистов. Проверили документы, но ничего подозрительного не обнаружили. Были они в полном порядке и лишь подтверждали его недееспособность. Однако проверку решили продолжить, в том числе путем негласного наблюдения. «Н» отпустили, направив вдогонку оперативников. Все прояснилось, когда «блаженный» привел в свою «обитель» в подвале полуразрушенного дома. Доказательством стали портативная радиостанция, револьвер, продукты питания и более 9 тыс. рублей. Обнаружили особисты и шифры, расписание радиосвязи с абверовским центром.

«Душевнобольным» оказался агент-маршрутник, одновременно радист Деев, он же Фомин, 1919 г. р., уроженец Орловской области. Закончив в свое время диверсионно-разведывательную школу, обеспеченный поддельной справкой эвакогоспиталя о душевной болезни и метрической выпиской на имя Машенина Сергея Петровича, получив накануне отступления немецких войск от абвергруппы разведывательное задание и детальный инструктаж, остался в городе. Сколько бы длилась «одиссея» агента, неизвестно, но подвел немецкий шаблон. Способ маскировки – легализация агентуры под видом калек, контуженных и душевнобольных – фронтовым подразделениям Абвера, судя по всему, нравился, и применяли они его излишне, что вскоре стало достоянием советской контрразведки, ибо чужой опыт изучался, особенно если тот или другой прием достаточно часто использовался в географически ограниченном районе [106] .

Важное место в экипировке агентов и диверсантов противника занимали советские знаки доблести. В первый год Великой Отечественной войны число награжденных, даже среди тех, кто длительное время находился в действующей армии, было невелико. Медаль, а тем более орден на груди подсознательно вызывали у окружающих неподдельное уважение. Не случайно охота за наградами со стороны немецких спецслужб носила планомерный характер. Специальные команды забирали их у убитых, отбирали у раненных, военнопленных, у населения оккупированных районов.