История Смутного времени в России. От Бориса Годунова до Михаила Романова - читать онлайн книгу. Автор: Александр Нечволодов cтр.№ 41

Оставшаяся в Тушине Марина тщетно отправляла во все стороны письма с просьбой о помощи и ходила с распущенными волосами по палаткам воинов, убеждая их принять сторону Вора; наконец она решилась бежать. 11 февраля 1610 года, переодевшись гусаром, в сопровождении служанки и нескольких сотен донцов, Марина покинула Тушино, оставя письмо к войску, в котором горько жаловалась на свою судьбу, но говорила, что не отступит от своих прав на Московское государство, почему поневоле должна ехать к мужу.

Однако она попала не к мужу, а очутилась у Сапеги в Дмитрове, куда он перешел, вынужденный князем Михаилом Васильевичем Скопиным снять 12 января, после шестнадцати месяцев, осаду Троице-Сергиевой Лавры.

Бегство Марины в Калугу вызвало новые волнения в Тушине; часть рыцарства приняла сторону Рожинского, другие – его врага пана Тышкевича, и дело доходило до ружейных выстрелов. Затем поляки стали звать короля прибыть скорее в Тушино, ибо Тушину начинала грозить опасность как со стороны Скопина, так и от Вора из Калуги; но король не двигался из-под Смоленска.

Тогда, в первых числах марта 1610 года, Рожинский зажег Тушино и направился к Иосифову Волоколамскому монастырю, ведя с собой в качестве пленника Филарета Никитича. Воровская столица окончательно опустела через несколько дней: часть русских тушинцев пошла за Рожинским, часть последовала в Калугу к Вору, а часть – явилась с повинною в Москву. Тушинские же послы во главе с Михаилом Салтыковым остались при Сигизмунде под Смоленском.

Князь М. В. Скопин тем временем успешно подвигался на освобождение столицы: 4 января 1610 года высланный им в передовом отряде дворянин Волуев, для разведки расположения Сапеги, вступил в Троице-Сергиев монастырь, усилился там отрядом Жеребцова и на другой день напал на поляков, после чего вернулся к Скопину, донося ему о слабости Сапеги. Последний, как мы уже говорили, вынужден был 12 января снять осаду Лавры и отступил к Дмитрову.

Через несколько дней последовало торжественное вступление войск Скопина в обитель Живоначальной Троицы. Ее мужественные защитники и иноки радостно встретили прибывших и отдали все, что имели еще в ризнице, а также несколько тысяч рублей монастырской казны, для уплаты шведам. Затем, несмотря на глубокий снег, отряд князя Ивана Куракина из шведов и русских двинулся от Троицы на лыжах к Дмитрову, где Сапега был наголову ими разбит. В это время как раз у него гостила Марина; видя, что испуганные поляки вяло защищают свои укрепления, она выбежала к ним и крикнула: «Что вы делаете, негодяи! Я – женщина, а не потеряла духа…» От Дмитрова, бросив знамена и пушки, Сапега побежал к калужским и смоленским границам, чтобы, «смотря по обстоятельствам, – говорит Н. М. Карамзин, – присоединиться к королю или к Лжедимитрию».

Скоро мужественный Волуев разбил под Иосифо-Волоколамским монастырем и знаменитого воровского гетмана князя Рожинского, причем был освобожден и отправлен затем в Москву его пленник, Филарет Никитич Романов. Сам же Рожинский, упав нечаянно на раненый бок, кончил чрез несколько дней свою молодую, но бурную жизнь в Волоколамске.

Один только Суздаль оставался до весны во вражеских руках; здесь крепко держался смелый наездник Лисовский вместе с изменником атаманом Просовецким. Весной Лисовский оставил Суздаль и отправился ко Пскову, ограбив по пути Калязинский монастырь и убив его защитника Давыда Жеребцова.

Таким образом, к весне 1610 года трудами князя М. В. Скопина Москва была освобождена от польско-воровских отрядов, ее окружавших. «До прибытия Скопина, – говорит гетман Жолкевский в своих «Записках о московской войне», – в Москве бочка ржи продавалась с лишком по двадцати злотых; теперь же так много оной было привезено, что бочка продавалась по три злота…»

Царь Василий Иванович и вся столица с величайшим торжеством встречали 12 марта 1610 года своего юного освободителя – двадцатитрехлетнего князя Михаила Васильевича Скопина; народ падал перед ним ниц и называл его отцом Отечества.

Конечно, самым радушным и широким образом чествовались и его сподвижники – русские ратные люди, а также Делагарди и шведские наемники.

Имя Скопина было в это время у всех на устах, и в мечтах каждого русского человека, любящего свое Отечество, он являлся тем несравненным героем и избавителем, который должен был окончательно очистить Московское государство от поляков и воров. В Москве появились уже рассказы про каких-то гадателей, предсказывавших, что умиротворение России наступит, когда царем будет Михаил.

Но все это, разумеется, должно было сильно не нравиться Василию Ивановичу Шуйскому, особенно же его бездарному, но завистливому брату, князю Димитрию Ивановичу, который являлся его наследником, так как у престарелого царя от брака с княжной Буйносовой-Ростовской было только две дочери, вскоре же умершие, и дальнейшего потомства ожидать было трудно. Князь Димитрий Иванович с ненавистью следил за успехами Скопина и во время торжественного въезда его в Москву не мог удержаться, чтобы не сказать: «Вот идет мой соперник».

Сам царь Василий Иванович хотя и проливал слезы радости при встрече племянника 12 марта, но в Москве слезам этим никто не верил, зная, во-первых, его подозрительность, а затем и ввиду событий, разыгравшихся за некоторое время до этого, когда Скопин был еще в Александровской слободе, куда к нему неожиданно прибыли посланные от страстного и нетерпеливого Прокофия Ляпунова, еще недавно принесшего повинную Василию Ивановичу за свой легкомысленный союз с Болотниковым и пожалованного за раскаяние в думные дворяне.

Теперь Ляпунов, восхищенный успехами Скопина, прислал ему грамоту, где он назвал его царем, а Василия Ивановича осыпал укоризнами. Скопин, в порыве негодования, разорвал эту грамоту, а посланных приказал схватить и отправить в Москву. Но затем он дал себя умилостивить и разрешил им вернуться в Рязань.

Об этом, конечно, тотчас же донесли в Москву люди, приставленные Василием Ивановичем следить за племянником, и с этого времени, говорит летописец, царь Василий и братья его начали против Скопина «держать мнение».

Делагарди, слыша доходившие до него слухи о недоброжелательстве царя с братьями к своему молодому другу, предостерегал его и уговаривал как можно скорее выступить из Москвы, чтобы идти против Сигизмунда к Смоленску.

Сигизмунд находился в это время, ввиду геройской защиты смольнян, в очень затруднительном положении и решил вступить в сношение с Вором, засевшим в Калуге, для чего к нему должен был поехать из королевского стана брат Марины – староста Саноцкий. В то же время король пытался вновь завести переговоры и с царем Василием Ивановичем, но последний, гордясь успехами племянника, прежде всего, потребовал, чтобы король вышел из пределов Московского государства.

Неожиданная смерть Скопина разом изменила все положение дел. 23 апреля он был на крестинах у князя Ивана Михайловича Воротынского, после чего заболел кровотечением из носа и скончался через две недели.

«Мнози же на Москве говоряху то, – рассказывает летописец, – что испортила ево тетка, княгиня Катерина князь Дмитреева Шуйскова (она, как мы уже указывали, была дочерью Малюты Скуратова и приходилась родной сестрой задушенной Молчановым царице Марии Григорьевне Годуновой), а подлинно то единому Богу (известно)».