Дагестанская сага. Книга II - читать онлайн книгу. Автор: Жанна Абуева cтр.№ 16

* * *

Имран взял несколько аккордов и остановился, весь уйдя в мелодию, ещё с ночи звучавшую в его голове. Но при всём своём желании он не мог облечь ее в нотные знаки по причине полного их незнания, а потому прислушивался напряжённо к этой мелодии, возникшей нежданно где-то внутри него и властно звучавшей в нём, выплескиваясь наружу и требуя, чтобы он, Имран, воспроизвёл её тут же на пианино.

Клавиши поддавались его пальцам легко и охотно, и музыка заполнила весь дом и вырвалась, наконец, из раскрытых окон на тихую буйнакскую улицу, доносясь до соседей и случайных прохожих.

Имран был счастлив. Мелодия, звучавшая внутри него, была нежной и искрящейся, словно разлетающиеся брызги молодых ручейков, и, когда она зазвучала под его руками, ему сразу же сделалось легко и радостно на душе, как будто он сумел выполнить то, что должен был. Такое уже не раз с ним бывало, когда, наполненный музыкой, он испытывал потребность в переложении ее на клавиши. Потом она звучала для всех окружавших его людей, и они тоже радовались вместе с Имраном, наслаждаясь его игрой и восхищаясь его голосом, дарованным ему какими-то высшими силами.

Так он и жил – в перерывах между работой – со своей музыкой и со своими песнями, в окружении семьи и многочисленных друзей, приятелей и женщин, среди которых неизменно была какая-нибудь одна, кому он на тот момент посвящал всего себя.

Он даже не задумывался ни о какой другой жизни, довольствуясь этой и живя в своё удовольствие. Зачем мечтать о несбыточном, думал Имран, когда вот оно всё, здесь рядом. Жизнь у человека одна, и надо её проживать в своё удовольствие. Конечно, нужно работать, но и от души наслаждаться жизнью, в которой есть любовь, музыка, друзья, женщины и деньги!

О том, чтобы как-то официально заявить о своих песнях, он не думал. Потом, когда-нибудь, успеется ещё, а пока он щедро дарил их своему Буйнакску – городу его души и сердца.

Жизнь была бы совсем хороша, если бы не вечно укоряющий взгляд жены. Взгляд этот смотрел на него так, будто хотел запечатлеться в его сердце, а в другой раз и вовсе пронзал кинжальной остротой, отчего ему становилось не по себе. Чаще, однако, Фарида смотрела на него с обидой, и взгляд её был так глубок и выразителен, что внутри у него всё сжималось, и он скорее удалялся в свою фотомастерскую, чтобы там, среди чёрно-белых изображений знакомых и незнакомых людей, отвлечься от этого грустного и щемяще-укоряющего взгляда женщины, которую он по-своему любил и к которой всегда возвращался.

Практически у всех его друзей были, помимо жён, и другие женщины. Не далее как вчера близкий его друг Борис Темирханов со смехом, в котором сквозил, правда, и лёгкий оттенок смущения, описывал приятелям сцену, которую ему закатила супруга Ляля, каким-то образом прознавшая о его бурном романе с молоденькой паспортисткой Зарипат.

– Но зато Кусум, моя тёща, – вот где настоящий друг! Всё ходит вокруг и бормочет себе под нос: «Отказ, Борис, совсем отказ!» Ну, то есть чтобы я ни в коем случае не признавался!

Выждав, пока утихнет смех, Борис продолжал:

– Я своей внушаю: «Лялечка, это всё болтовня, ты не верь всяким глупым хабарам…», а она всё равно верит!

– Интересно, с чего бы это ей вдруг верить? – насмешливо произнёс Нариман, хозяин дома, видный молодой мужчина, единственный в их компании, кто не поторопился с женитьбой.

– Вот и я говорю! – сказал ему в тон Борис. – Эти женщины что угодно готовы себе вообразить!

– Хорошо тебе, Нариман! – сказал Абакар. – Свободен, как птица, ни перед кем не отчитываешься и не оправдываешься, а только живёшь в своё удовольствие! Эх, и чего я так быстро женился, дурак!

– Так ты же не сам женился, а родители тебя женили! – ответил Нариман. – У нас ведь как в Дагестане: после двадцати пяти холостым оставаться ни – ни! Что люди скажут?

– Это точно! – поддержали его вразнобой остальные. – У нас всё делается с оглядкой на людей! Не кури, не пей, не гуляй, а то люди будут осуждать… А какие люди! Те же, что и мы, не больше и не меньше!

– Самое интересное, – сказал Имран, – что люди обычно у других всё замечают, а своё всё скрывают.

– Наверное, нигде больше такого нет, как у нас в Буйнакске, где всем до всего есть дело! – поддержал его Абакар.

– Это потому, что город у нас маленький и все друг друга знают… так же, как и друг про друга! С одной стороны, это, конечно, хорошо, но с другой – очень даже плохо!

– Точно! – с чувством произнёс Нариман, наливая водку в стоявшие на столе рюмки. – По этому поводу назрел очередной тост. Предлагаю выпить за то, чтобы все люди занимались своими делами и не совали нос в дела чужие!

Мужчины, чокнувшись, выпили и принялись за лежавшую на столе закуску – хлеб, сыр, помидоры, зелень и жареное мясо.

– А теперь предлагаю персональный тост за тёщу Бориса, мудрейшую Кусум! – провозгласил Абакар. – Ну-ка, Борис, повтори ещё раз, как она там говорила?

– «Отказ, Борис, совсем отказ!» – скопировал свою тёщу Борис, и мужчины снова расхохотались дружно и весело.

Осторожно держа в руках запеленутый свёрток, из которого едва выглядывало маленькое личико, Разия-ханум испытала неизъяснимое волнение, внутри её что-то задрожало и перевернулось.

Этот ребёнок принадлежал ей, и он был одной с нею крови. Бог послал ей девочку, которая должна была быть её племянницей, а стала дочерью. После трёх месяцев грудного вскармливания Саният отдала ей свою дочку Зарему, и Разияханум, с горячностью возблагодарив её за это, обещала создать чудесную жизнь для девочки, равно как не оставить без внимания и остальных племянников.

Она и в самом деле намеревалась сделать для этой девочки всё, что было в её силах. Разумеется, с помощью мужа, без которого это было немыслимо, поскольку сама она денег не зарабатывала, зато умело их тратила, при этом успевая ещё и откладывать на «чёрный день». Ювелирное дело приносило Саидбеку солидный доход, заказы поступали не только из Дагестана, но и из других кавказских республик, и всё, что зарабатывал, он отдавал жене.

И сейчас, вглядываясь взволнованно в крохотное личико и судорожно прижимая к себе малютку, Разия-ханум прошептала с трепетным и прежде не свойственным ей вдохновением: «Ты будешь моей принцессой!»

* * *

– С чего это вдруг твои родители решили взять себе ребёнка?

Вопрос мужа застал Фариду врасплох, и она, растерявшись, молчала несколько мгновений, прежде чем сумела ответить:

– Не знаю… Заскучали, должно быть!

– А что, наши дети уже не считаются? Разве они не внуки твоему отцу?

Оставив без ответа риторический вопрос Имрана, Фарида опустила глаза, чтобы муж не заметил, как они наполнились слезами, ведь ей и самой поступок Саидбека был непонятен и обиден.

Они сидели на веранде, увитой виноградом, посаженным ещё Ансаром, и говорили совсем о другом, и вот Имран вдруг задал этот вопрос, и Фарида, и без того чрезвычайно взволнованная новостью, не знала, что ему ответить. Она действительно не знала.