Дао Блаженств - читать онлайн книгу. Автор: Александр Матяш cтр.№ 38

Почему акт казни не прервал медитации Иоанна Предтечи? Потому что он ни от тела, ни от акта казни уже не зависит, он имеет уже вполне нетелесную природу, и тело ему уже ничего диктовать не может. Но это не значит, что он полностью расстается с телом. Это значит, что он расстается со старым телом, и, расставшись с ним, он приобретает тело новое, трансформированное – то самое преображенное тело Нового Завета: ангельскую природу, которая на этой иконе символизируется ангельскими крылами за спиной самого Иоанна Предтечи. И эта работа лишь тогда проведена до конца, когда пройдена до самого дна вся бездна нашего грехопадения. Только после этого мы можем поднять глаза кверху, к горнему и наконец-то посмотреть на ту Божественную надличностную сущность души каждого из нас, которая проступает сквозь все маски и которая изображена здесь в виде фигуры Христа, выступающего из своей Божественной сферы.

Обратите внимание на следующий момент: в этой части изображения Иоанн Предтеча не смотрит на Христа. Более того, он не смотрит никуда вовне. Это взгляд человека, устремленного исключительно вглубь самого себя. Да, здесь его глаза открыты, и в этих глазах вселенская печаль – как будто он понял и осознал нечто такое, после чего навсегда утратил способность радоваться. Это лицо искренне потрясенного человека. Чем же, каким смыслом он так потрясен? Что понял Иоанн Предтеча?

В: У меня такое ощущение, что Иоанн умалился, созерцая все эти грехи и, как мытарь, говорит: «Господи, прости меня, грешного».

А: Да. Главное, что он понял – это то, как мы далеки от Бога, как мы несовершенны по сравнению с Ним. Это очень важно понять, потому что созерцать все свои грехи можно, только имея некое внутреннее мерило, только ощущая разницу. Сокрушиться о своей греховности можно, только если знаешь нечто иное. Если ничего иного нет, то о чем сокрушаться? Как говорили русские купцы: «Пей, гуляй – однова живем». А созерцая свою греховность, мы впускаем в себя Бога.

М: Мне казалось, что созерцание греховности и понимание, насколько мы далеки от Бога должно было происходить на стадии, отраженной на переднем плане иконы, в лике усеченной главы. А когда он переходит в другое состояние тела и души, выражение лица уже должно быть другим.

А: Каким?

М: Не знаю. Может быть, более похожим на выражение лика Христа.

А: Так написал иконописец.

М: Я понимаю. Но исходя из того, что ты рассказывал об этапах осознания человеком своих грехов, внутреннее мерило должно появиться на первой стадии этой глубокой медитации, когда тело становится ненужным.

А: А на второй стадии человек начинает осознавать это мерило, которого раньше он не осознавал. Понимаешь, почему к Богу можно прийти только через покаяние – глубочайший христианский тезис?

М: Да, понимаю.

А: И он приходит к Нему на второй стадии. Посмотрите, глаза обращены вверх, хотя и внутрь. Вверх и внутрь. Эта икона проникнута духом исихазма. На первой стадии – глубокая внутренняя медитативная работа: самопреображение через осознание и покаяние. Идет мощнейшее расширение сознания – через раскрытие в себе духовного мужества, смелости, внутренней силы для того, чтобы увидеть, узреть в себе все самое темное, негативное, отпадшее.

М: А где прощение, принятие себя? Или его здесь просто нет?

А: Это третья стадия. Ты просто забежала вперед. Где же стадия принятия и прощения себя? Нет стадии прощения самого себя в христианстве! Есть стадия принятия и прощения человека Господом Богом. В христианстве человек не вправе себя простить.

М: Тогда получается, что нет и слияния Бога и человека, то есть Бог – все равно некая внешняя сила, которая может нас принять и простить.

А: Нет, я не стал бы так сильно упрощать христианство – в нем есть стадия этого слияния. Нам нужно внимательнее всмотреться в икону и попытаться эту стадию слияния увидеть. С одной стороны человек узрел всю, по выражению богословов, тварность своей природы, всю падшую ее часть. С другой стороны, он узрел ее с помощью той части себя, которая этой падшей природе непричастна и ею не является. Однако мы по-прежнему отождествляем себя с этой падшей природой. Мы считаем, что мы и есть эта тварность. Но то, чем мы это созерцаем, этой тварностью уже не является. Это созерцание как бы принадлежит не нам, хотя производится внутри нас, даровано нам высшими силами. Именно для того, чтобы мы имели возможность покаяния и последующего прощения. Когда у Христа спрашивают: «Так кто же может спастись?», то Христос отвечает: «Человекам это невозможно, Богу же все возможно» (Мф. 19.26). Поэтому сами себя простить мы не можем – нет у нас на это права. Мы можем сами себя только осудить. И наша больная совесть сделает это на Страшном Суде.

Получается, что то, что мы в себе узрели, мы смогли узреть только с помощью Бога. И если это так, встает вопрос: зачем Господь допустил нам это увидеть, если мы не можем себя простить? Если мы останавливаемся в этой фазе – просто это узреть – тогда Христос приобретает черты…

М: …судьи.

А: Да. Невроз – это капитуляция без принятия. А это, если вдуматься, есть не что иное, как хула на Бога. Если мы созерцаем в себе все низшее этим самым высшим, то это высшее, будучи высшим, должно быть также всеблагим, любящим, принимающим и т. д., ибо если оно, высшее, будучи высшим, оставляет в себе черты низшего – жестокость непринятия, страсть к осуждению и тому подобное, что мы созерцали как нечто низшее…

М: …то это невозможно созерцать.

А: Да. А мы вопреки этой логике очень часто высшему в себе приписываем низшие черты. И так возникает чувство вины – в этой иррациональной подтасовке. И мы очень боимся прикосновения к высшему, потому что мы ложно приписываем ему низшие черты, возводим хулу на Бога, каждый раз испытывая страх перед такой внутренней ревизией, – страх, что нас только осудят, но не простят.

Хочу обратить ваше внимание на то, как смысл ведет сам себя. Я бы и рад повести его в другую сторону, да у меня не получится. Он неумолим логикой своего развития – я могу лишь пассивно ему следовать, не более того.

Что происходит дальше? Мы переполнены осознанием греховности, тварности своей природы. Мы также переполнены присутствием высшей силы, которая нам это осознание дала, ибо без контакта с ней такое созерцание было бы невозможно. Таким образом в процессе духовного восхождения человек неизбежно подвергается той мучительнейшей стадии, которую мы видим во втором изображении лика Иоанна Предтечи. Это стадия богооставленности, когда высшее присутствует только как пассивный свидетель, как обвинитель, созерцатель – но не более того.

Вся метафизика христианской жизни заложена в нашей психологии, в нашей психике. И поэтому ее функционирование неумолимо, она носит объективный характер. «Душа по природе христианка», – говорил по этому поводу Тертуллиан [25] . Смысл порождает смысл. Бессмыслица порождает бессмыслицу. В этой фазе богооставленности мы обращаемся туда, куда мы выбираем обратиться. И если мы обращаемся к высшей силе, которая до сих пор была только судьей и обвинителем, то тогда, наконец, возникает следующая стадия – та, которая на иконе символически изображена в виде креста в правой руке Предтечи. Левая его рука держит голову, а правая – крест, символ веры. На этом кресте мы вместе с Христом со-распинаемся в этой нашей смерти – смерти нашей тленности, нашей смертной природы. И через этот же крест, уверовав в него, через глубочайшую капитуляцию, мы вместе с Христом возрождаемся к жизни вечной. Мы преображаемся.