Опасные гастроли - читать онлайн книгу. Автор: Далия Трускиновская cтр.№ 44

Мне страх как хотелось знать, кого мои ангелочки приютили в сарае и спрятали за горой древних стульев. И ведь не ленились ночью прибегать сюда, помогать покалеченному.

Тут мысль моя словно бы заострилась. Откуда они могли взять этого покалеченного, если не выходили со двора? Сам он забрести на двор не мог — у нас прочная калитка со щеколдой.

Наверно, они все-таки выбегали той ночью, когда в цирке было сущее столпотворение, со двора; наверно, и до ограды Малого Верманского добежали, не так уж это далеко. А я же сама толковала им про христианские чувства и даже обсуждала притчу о милосердном самаритянине, который подобрал раненого разбойниками чужеземца. Неужто и они кого-то у цирка подобрали? Отчего же они его прячут?

Прячут оттого, что он кого-то боится, — так рассудила я. Кого же он может бояться? Каких врагов?

И вдруг меня осенило — а не видел ли он убийц бедного Лучиано? Не от их рук он пострадал ли?

О, как недоставало мне сейчас толкового советчика! Я решительно не знала, что предпринять, в какую сторону двигаться. Я даже догадалась пойти и рассказать все моему конокраду — все-таки с ним Гаврюша и Свечкин, трое мужчин уж как-нибудь управятся с одним, лежащим в дровяном сарае с наполовину отказавшимся служить телом.

Я резко повернулась, чтобы как можно скорее выйти из закоулка между стеной сарая и преогромной кучей рухляди, куда забралась, подслушивая детские голоса. И первое, что увидела, было лицо.

Я не пуглива, но это лицо меня испугало. Мало того, что оно было страшное — так я еще вдруг отчетливо поняла, что где-то его видела. И мучительная неспособность вспомнить, где именно, еще усугубила мой страх.

Вообразите торчащую над забором грязную рожу с пронзительными глазами. На пегие космы нахлобучен какой-то невозможный колпак, чуть ли не до глаз — седая щетина, жуткая ухмылка, вздернутая верхняя губа…

Это ужасное чучело наблюдало за мной, скалясь, и, как мне показалось, готовилось перескочить через забор.

Я попятилась вдоль стены сарая. Он двигался вдоль забора, не отставая от меня. Казалось, он нарочно желал напугать меня еще больше.

Дворы в глубине квартала расположены причудливо, и мое спасение было в том, что я зашла со стороны Дерптской улицы, а он, может быть, со стороны Мельничной или даже Александровской. То есть, если как можно скорее выскочить из этих закоулков, то страшная ухмыляющаяся рожа потеряет мой след.

Я повернулась к нему спиной и устремилась прочь настолько быстро, насколько позволяла больная нога. Выйдя на Дерптскую я, к счастью своему, увидела извозчика и подозвала его. Денег у меня не было, но я полагала взять их у Свечкина.

Но сперва я велела ехать по Дерптской прочь, чтобы сделать крюк где-нибудь на Висельной, выехать на Лазаретную и потом уж повернуть на Гертрудинскую. Я очень разумно путала след и несколько раз обернулась — не бежит ли за нами какой-нибудь подозрительный человечишка. Но никто не бежал, и я вздохнула с облегчением.

Чуть успокоившись, я стала думать: откуда же мне знакомо это лицо? Веду я благопристойный образ жизни, по трущобам не блуждаю, встречаюсь в обществе только с приличными людьми, а низший класс вижу лишь на кухне и на дворе, да еще, пожалуй, в церкви…

Тут я поняла, что напала на след. Человек, одетый таким образом, вполне мог бы просить подаяния на паперти. Но нищих, что кормились у Александроневского храма, я помнила, это были благообразные старички и старушки. Не встретилась ли мне эта страшная рожа у Благовещенского храма? В Московском форштадте как раз и могли водиться нищие, похожие на разбойников с большой дороги. Наконец меня осенило — да ведь это безумец, который додумался просить милостыню, сидя у парадных дверей цирка!

Это доподлинно был он. И я даже поняла, что произошло: он через улицу увидел, как я брожу вдоль ограды Большого Верманского парка, и увязался следом. Но для чего? Только ли по причине своего безумия?

Нет, сказала я себе, нет! Это полицейский агент, очень удачно переряженный. Подумать только, что этому уроду я подала конфект! Все сходится — полиция ищет меня; он меня узнал и поспешил следом! Придумано разумно — посадить человека у цирковых дверей, в которые постоянно кто-то входит и выходит, чтобы подслушивать разговоры и разобраться в темном деле с убийством и похищением наездницы с липпицианами!

Но коли так — получается, что полиция про эти страшные события знала заранее. Ибо я видела там страшную рожу за несколько дней до убийства и похищения…

Вот тут я зашла в тупик.

Пока я мучительно размышляла, извозчик привез меня к дому на Гертрудинской и остановился, ожидая платы. Я окликнула играющих детей и попросила их позвать Свечкина из комнаты во втором этаже. К счастью, он был дома, спустился и выкупил меня — нельзя сказать, что с радостью. Я как можно скорее забежала в дом, поднялась наверх и первым делом сняла туфли.

— Послушай, братец, — сказала я Свечкину. — Поход мой к цирку не был удачен. За мной погнались люди, которые полагают меня виновницей всех бед. Мне нужно как можно скорее увидеть Алексея Дмитриевича.

— А Бог его ведает, когда он вернется, — отвечал Свечкин. — Кушанье подавать? У нас есть галантерейное, для барышень, а для себя я, коли угодно, гречневой каши наварил.

Непонятно почему, эта пара конокрадов решила, что женщина благородного воспитания должна употреблять в пищу исключительно заварные сахарные крендельки, напкухены с изюмом и вишневые штрудели.

— Дай мне гречневой каши, ради Бога, — попросила я. — И знаешь ли что? Этот проклятый цирк давно уж у полиции на заметке. Нищий, что сидит у дверей и пел душеспасительные куплеты, никакой не нищий. Коли он не состоит в полиции на жаловании, то оказывает ей услуги по каким-то своим соображениям.

Я полагала, что поступила честно и даже с пользой для души. Ведь коли конокрады мои поймут, что за ними все это время следили, то, может статься, откажутся от своего дурного намерения. Да и всякий разумный человек, увидев, что другие злоумышленники его опередили, отложит свои намерения до лучших времен — ведь сейчас оставшихся липпицианов будут стеречь денно и нощно. А Алексей Дмитриевич дураком, пожалуй, не был. Попытка разбогатеть за счет воровства — дело предосудительное, но требующее хоть какого-то ума.

Свечкин малость переменился в лице.

— Так это что же? — спросил он загадочно. — Это стало быть, он…

Я поняла: конокрад понял наконец, что его с его хозяином видели и могут опознать.

— Да, братец, — сказала я. — А ведь их там, помнится, двое сидело. Один — приметный, в седой щетине и с пегими космами. Он-то и пытался выследить меня. А другого я что-то не могу припомнить. Дай-ка мне бумаги и карандаш!

Очевидно, мне пора было наниматься в полицию и снабжать ее портретами. Я стала набрасывать лицо, что показалось мне таким страшным. Оно было удлиненное, а если не пытаться изобразить щетину и догадаться, какова линия щек и лба, скрываемая космами, — то, пожалуй, и правильное. Вот только оскал, которому недоставало лишь клыков, чтобы лицо превратилось в настоящую морду упыря…