«Тихо!» – приказал себе Обри, торопливо прячась за ближайшим деревом. Он уже добрался до середины чащи и теперь переползал от дерева к дереву, пока не увидел своего кузена. Керосиновый фонарь, стоявший на земле, освещал гладкую, с вкраплениями кварца поверхность треугольного куска гранита под названием Жертвенный Камень, или Камень друидов. Дерево, за которым сейчас прятался тощий Обри, оказалось гладкоствольным буком, зато перед ним, вокруг грубого каменного алтаря в центре поляны, стояли кольцом могучие сосны замечательной высоты, подпиравшие небо и похожие на стражей древнего Камня, погруженного в думы.
Джим Редси вошел в круг света от фонаря и стал копать. Суглинок легко поддавался лопате, руки и все тело Джима двигались ритмично и даже изящно, куча земли рядом с ним росла на глазах.
«Ничего себе! – пронеслось в голове у Обри. – Эдак он дороется до Австралии! Что за забавы? Может, он сомнамбула?»
Вырыв яму длиной примерно шесть футов и глубиной – тут Обри мог только прикинуть – фута три, Джим положил лопату, осторожно ступил в яму и скрылся из виду.
«Точно, спятил! – подумал Обри, которого все эти непонятные манипуляции скорее забавляли, чем пугали. – Сомнамбула и есть! Наверное, сейчас воображает, будто улегся в постельку. Может, разбудить его? Старый Томпкинс говорит, что будить сомнамбул опасно: они начинают беситься и могут натворить бед. Тогда что? Стянуть у него лопату, пока он ничего не натворил?»
Он уже собирался претворить это намерение в жизнь, но тут над ямой появилась голова и плечи Джима Редси. Он встал, осторожно вылез из ямы и зашагал к орешнику. Как только Джим скрылся в зарослях, Обри подполз по короткой траве к лопате, схватил ее за древко и, волоча за собой, утянул в густую тень. Фелисити, удивленно все это наблюдавшая, так удивилась, что не издала ни звука.
Джим появился так же внезапно, как исчез. Он выглядел растерянным и то ли в изумлении, то ли в испуге всматривался в кусты – в темноте было невозможно определить его состояние. Он снова ринулся в те же заросли, но совсем скоро – Фелисити и Обри, следившие за происходящим с противоположных сторон поляны, слышали, как он бранится себе под нос, – появился опять и приступил к обследованию других кустов.
Он подбирался к Обри все ближе. Тот уже подумывал удрать, но вовремя сообразил, что ему недостает знания ночного леса, чтобы сделать это, не привлекая внимания Редси, тем более с лопатой. С этим тяжелым и неудобным инструментом в руках он непременно поднял бы шум. Можно было бы, конечно, не тащить с собой лопату, но она приобрела смысл захваченного флага противной стороны, и Обри полагал, что погибнуть, оберегая ее, будет предпочтительнее позорного бегства налегке. Поэтому он остался на месте.
Редси, с упорством и с бранью шаривший в кустах в поисках непонятно чего и донельзя опечаленный тем, что искомое никак не шло ему в руки, внезапно схватил его за ухо. От крика, испущенного сыном, миссис Брайс Харрингей заворочалась во сне в своей спальне в поместье. Подпрыгнув и вцепившись в лопату, свою военную добычу и драгоценный трофей, Обри метнулся в направлении дома, туда, где мать не даст его в обиду. К счастью, он выскочил на тропинку, по которой и припустил, постоянно оглядываясь в напряженном ожидании преследования.
Джиму Редси не так повезло: он промахнулся мимо тропинки и поэтому неминуемо должен был врезаться в дерево, зацепиться за сук, запутаться в зарослях. Это и произошло: Джим споткнулся на бегу о корень и растянулся на земле.
Обри вылетел из лесной чащи на открытое пространство. В школе он показывал хорошие результаты в забегах на полмили, и сейчас это ему помогло. Джим Редси, вырвавшись из цепких зарослей, с руганью стряхивал с себя и вынимал из волос колючие стебли ежевики, понимая, что жертва ускользнула и дальнейшее преследование ничего не даст.
Озадаченный и напуганный, он добрался до дома, когда Обри Харрингей, воткнувший лопату в одну из клумб, где садовник, по его предположению, без труда нашел бы ее утром, подтянул к подбородку простыню и утирал ею пот с лица.
V
Фелисити узнала Обри, но сообразила, что Джим Редси, бросившийся за ним в погоню, остался в неведении, кого догоняет. Когда шум погони стих и трепещущее сердечко Фелисити возобновило свое нормальное биение, до нее дошло, что она осталась одна в огромном пугающем лесу, а час поздний. Вот бы очутиться сейчас в своей уютной спаленке!
«Но прежде чем отправиться туда…» – одернула она себя.
Прямой потомок Евы, не прижившейся в раю, она осторожно двинулась вперед и застыла перед вырытой Джимом Редси ямой. Заглянув в нее, содрогнулась. Ей, дочери духовного пастыря, шестифутовая яма показалась свежевырытой могилой!
Глава IV
Разлетевшаяся весть
I
Миссис Уиллоуз кормила детей завтраком. Дело происходило во вторник, часы показывали без десяти восемь, температура воздуха была приятная – восемнадцать градусов в тени. Маленькая юркая миссис Уиллоуз хлопотала над голодными юными детьми, как приемная птица-мать хлопочет над полным гнездом переростков-кукушат.
Их домик наполнил бы сердце любого американского кинопродюсера радостью. Он был крыт соломой, пол имел каменный, крыльцо заросло вьющимися розами. К двери домика тянулась длинная узкая дорожка, с одной стороны от которой зеленел огород, а с другой пестрели летние цветы. Комнат в домике было четыре, не считая флигеля. Джордж Уиллоуз не батрачил на ферме, а работал садовником. До 15 июня он служил садовником у Руперта Сетлея. Затем нанялся на полдня к майору Фарквару, предлагая свои услуги на утро и на субботние дни любому, кто нуждался в садовнике. Пока миссис Уиллоуз выталкивала Томми Уиллоуза из ворот, плотно закрывала ворота и увещевала Джорджа Уиллоуза за намерение залезть на дерево в лучших школьных штанишках, ее супруг вез тележку с гравием по дорожке коттеджа на холме, что на полпути между деревней Уэндлз-Парва и соседним городком Боссбери.
Миссис Уиллоуз помахала рукой Эмили Уиллоуз, которая вела в школу маленькую Сисси Уиллоуз и сворачивала за угол, и возблагодарила высшие силы за то, что существуют школы и учителя, помогающие утомленным родителям, после чего удалилась в кухню, готовить завтрак мужу. Джорджу полагалось доделать работу накануне, но он раздобыл гравий только под вечер, когда уже трудился у майора, и не смог выкроить время, чтобы доставить его в коттедж. Он ушел в шесть утра и собирался вернуться домой в девять, к завтраку.
Миссис Уиллоуз посмотрела на часы, срезала корку с четырех ломтиков бекона, положила рядом с ними на тарелку с синей каймой два яйца и приготовила сковородку. Поменяла скатерть на свежевыглаженную, сходила к воротам и там заслонила ладонью глаза от солнца, высматривая на проселке Джорджа, чье появление должно было послужить ей сигналом, чтобы броситься в кухню и начать стряпать.
Вдали, в ясном утреннем воздухе, зазвенел школьный колокол, оповещавший опаздывающих, что на часах уже без пяти девять. Когда стих колокол, стало слышно гудение пчел. Небо раскалялось, солнце припекало все сильнее. Миссис Уиллоуз вздохнула. Перед уходом Джордж съел только кусок хлеба с маслом и выпил чашку чая. Куда это годится – ворочать гравий и орудовать заступом на пустой желудок? Она снова вздохнула и решила выпить чаю. Вытянув стебелек гусиной лапчатки из клумбы с анютиными глазками, вернулась в дом и посмотрела на кухонные часы. Они показывали двадцать минут десятого.