Записки Ивана Степановича Жиркевича. 1789-1848 - читать онлайн книгу. Автор: Иван Жиркевич cтр.№ 98

По губернии уже пошел слух, что лашмане об этом толкуют. Мне не оставалось ничего более, как выжидать, не смыкая глаз, и быть вообще наготове. В первых числах апреля я узнал, что в одном лашманском селении, когда стали нарезывать землю для запашки, один удельный чиновник едва успел уехать от происшедшего при том волнения, и Бестужев сам отправился на место.

21 апреля является ко мне сам Бестужев и объявляет, что за 95 верст от Симбирска, в одной лашманской волости, произошло возмущение: департамент предписал ему учредить общественную запашку, крестьяне не повинуются, [464] прогнали его помощника, да и он лично не мог успеть их образумить, а потому просит меня в настоящем случае оказать ему содействие, дав, сколь можно, сильнейшую военную команду в его личное распоряжение. Выслушав Бестужева, я заметил, что он все еще что-то от меня скрывает, я просил его войти ко мне отношением на бумаге. Он тут же вынул отношение и передал его мне. Бумага начиналась следующими словами: «Вследствие высочайшего повеления о введении в лашманских селениях общественной запашки,…» и заключалась требованием о командировании на место двух рот гарнизонного батальона и 25 конных жандармов. Объявя, что я сделаю мое распоряжение, в ту же минуту приступил к предварительному приготовлению, но, образумясь, что лашманские земли, как их собственность, не подлежат прямому ведению конторы, я решился истребовать от Бестужева копию с того предписания к нему его начальства, в котором указано «высочайшее повеление». Бумагу сию из предосторожности я велел приготовить у себя в кабинете и отправил под большим секретом к Бестужеву. На откомандировку команды все бумаги были уже готовы, но я ожидал его ответа. Прошел день, я сделал повторение моего требования – ответа опять нет! Повторил другой раз. Получаю отзыв от помощника управляющего удельной конторой с приложением выписки некоторых статей представления Бестужева, сделанного им в декабре месяце, и список с отзыва последнего, где, как я выше сказал, разрешение о запашке сделано условное. Видимо, что «о высочайшем повелении» нигде не упоминалось. В заключение же своего отношения помощник управляющего писал, «что сам управляющий выехал для обзора удельных имений по уездам, но куда – ему неизвестно». Признаюсь, обстоятельство сие сильно меня встревожило и привело в недоразумение. Через час дошли до меня слухи, что Бестужев ускакал в Петербург, но я этому никак не мог дать веры. Пригласив к себе штаб-офицера корпуса жандармов Стогова, я просил его немедленно отправиться на место, в ту волость, где произошло неповиновение, дав строжайшее предписание буинскому исправнику по сему предмету поступить в непосредственное сношение и под начальство Стогова, а сам решился ожидать от них обоих донесений. Между тем отнесся настоятельно, чтобы меня известили, где находится Бестужев, ибо я имею необходимость в личных своих с ним сообщениях, на что помощник повторил отзыв о своем неведении, куда девался его начальник, и другой бумагой извещал меня, что до сведения конторы доходят слухи и даже получено донесение из одной волости, собственно удельной, по секрету, что и там начинается волнение, ибо удельные крестьяне, видя потворство губернского начальства лашманам, тоже думают сами отказаться от своей запашки; а из лашманских селений, куда были командированы удельные чиновники, управлявший конторой призывает оных выехать.

В тот же день я получил новое уведомление из конторы, что оной получены донесения из уездов Ардатовского, Алатырского (по тракту на Петербург, куда, можно было, по слухам, считать, отправился Бестужев, хотя сие казалось и невероятным), а главное из Курмышевского, что и там лашмане оказывают сопротивление и между удельными крестьянами начинается волнение.

К вечеру пришли донесения от Стогова и от буинского исправника: оба они, в особенности первый, с большой подробностью писали ко мне, что по прибытии на место нашли большое сборище лашман при волостном правлении, толкующих о последних распоряжениях удельного начальства, но без шума и без особенного волнения. Когда Стогов спросил их, для чего они собрались и о чем толкуют, старейшие из них согласно объявили, что в волостное правление был получен сначала приказ из конторы, что государь велел, чтобы у лашман была у всех общественная запашка, потом приказ этот взят обратно, а прислали другой, где уже не сказано, что государь велел, а сказано, что от начальства приказано, чтобы в некоторых только деревнях произвести запашку, а о других сказано, что как у них земли собственные, то представлено о том опять начальству. Что они этого распоряжения не понимают! Если у лашман должна быть запашка, то почему не во всех деревнях вообще, а только в некоторых, и поставляли в пример, что в той деревни, где волостное правление, запашка приказана, а та деревня, в которой голова начальник волостной избы, запашки делать не будут. К ним приезжал сперва какой-то удельный чиновник, и хотя они просили его растолковать им это дело, но он требовал, чтобы они только повиновались, начал их бить и стращать! Само собой разумеется, что тут произошел ропот, ведь не всякого удержишь, особенно кого бьют безвинно. Глупые стали делать угрозы, и тот чиновник уехал. Приехал сам Бестужев, которого иные и в глаза не знали и верить не хотели, чтобы это был их начальник; он приехал в каком-то красном кафтане и ермолке, закричал на крестьян, приказал принести розог – все разбежались, и ему даже грубости было делать некому. Если же государю угодно, чтобы у них была запашка, они все покорны воле государевой, но пусть им объявит это господин губернатор, и они готовы снести свои дома и на местах жилищ будут пахать, если это будет приказано!

Сверх сего Стогов и исправник писали, что, как по всему заметно, это, видимо, одно только недоразумение, а не умышленное волнение и что, по мнению их, для усмирения крестьян войска не для чего посылать, но если пришлют, хотя небольшую команду, то ни за что не могут ручаться и в таком случае просят меня лично прибыть на место. Сверх того Стогов приложил две записки, копии с обоих приказов удельной конторы, из которых одну записку подал ему какой-то крестьянин, а другую он приказал списать в волостной избе.

Видя, с одной стороны, ошибочность распоряжений удельного начальства, а с другой – явный злой умысел Бестужева все сие происшествие, так сказать, взвалить на мою голову и на земскую полицию, я немедленно в подробностях донес с нарочной эстафетой министру, приложив в подлинниках все присланные ко мне требования и сведения, списки с моих отзывов и предписаний, приняв из осторожности за правило, на первых бумагах помечать число и час получения, а на последних подобным образом означал время отправления; это самое, без опущения, означалось и на копиях. Я приложил также основное отношение Бестужева, что земли лашман не подчиняются его направлению. В заключение просил меня снабдить высочайшими повелением, чтобы общественную у лашман запашку ввести во всех селениях без исключения, и ручался головой моей за исполнение. А между тем, зная уже по опыту, что при подобных обстоятельствах посылка на первых порах малой команды не только бесполезна, но даже может быть вредна, я решился через губернское правление указами предписать исправникам действовать с осторожностью, и это было поводом хотя к самому деликатному, но все-таки замечанию, которое я получил в частном письме от министра внутренних дел вместе с окончательным по закону разрешением, которое находится в бумагах моих. При подобных обстоятельствах всегда бывают различные толки в народе и в публике, так были и тут. Но вообще все дворянство и чиновники удивлялись моему молчанию и спокойному виду. Нарочные скакали из одного конца в другой беспрестанно; переписка моя шла прямо из кабинета и в большой тайне. Между прочим, один из значительных помещиков объявил мне, что узнал наверное, что Бестужев отправил в Оренбург эстафету к тамошнему военному губернатору Перовскому, требуя войско! Я улыбнулся, почитая сие, равно как и побег Бестужева, выдумкой; каково же было мое удивление, когда неделю спустя от начала всей передряги мне привезли «Московские Ведомости», где напечатано, что Бестужев приехал в Петербург (воспользовавшись подорожным бланком) и через десять дней явился ко мне адъютант генерала Перовского, приехавший из Оренбурга, адресуясь ко мне словесно, на который пункт следует направить войска, требованные управляющим удельной конторой и которые генерал его распорядился уже выслать? Без преувеличения озадаченный таким вопросом, я спросил адъютанта, имеет ли он с собой высочайшее повеление, что Симбирская губерния подчинена генералу Перовскому? И получил ответ, что он ко мне никаких бумаг не имеет. Я отвечал ему, чтобы он донес своему генералу, что в его войсках нимало надобности не вижу, а если они нужны Бестужеву, то чтобы он сам отыскал его где хочет. Потом я ласково пригласил его в кабинет и подробно рассказал ему все, что следовало ему сообщить генералу Перовскому. Донес об этом Блудову, но тут же спохватился, что если я напишу, что Перовский уже распорядился высылкой войска, то они или мне не поверят в такой безрассудности, или после откажутся от слов, а потому я решился написать просто, что Бестужев требовал войско, а я сказал, что оно не нужно! Мера эта впоследствии оправдала мою осторожность.