За пределы страха. Трансформация негативных эмоций - читать онлайн книгу. Автор: Томас Троуб cтр.№ 15

4. Осознание негативных соглашений в прошлом.

Запишите, какие вы заключили с самыми важными из людей, которые вас растили, соглашения, приносившие вам любовь и одобрение, но бывшие компромиссом для вашей жизненной энергии. Что от вас ожидали, и от чего вы отказались?

Ключи:

1. Мы идем на компромисс, потому что нами изнутри бессознательно движет живущий в страхе и стыде Эмоциональный Ребенок. В состоянии ума Ребенка мы соприкасаемся не со своим существом, но с Ребенком, который верит, что должен пойти на компромисс, чтобы получить необходимое.

2. Большинство из нас начали жить в компромиссе так рано, что мы вообще не знаем, что такое быть в гармонии со своим существом. Наш компромисс укоренен в негативных соглашениях, заключенных с теми, кто о нас заботился в раннем детстве. В обмен на любовь и одобрение мы отдали себя и стали вести себя так, как от нас ожидали.

3. Чтобы выйти из этого привычного и автоматического поведения, нужно сначала научиться видеть, когда оно включается. Первый шаг к освобождению происходит, когда мы учимся тому, какие чувства приносит жизнь в компромиссе и какие чувства приносит жизнь в достоинстве.

В состоянии ума Эмоционального Ребенка мы остаемся в постоянной тревоге. Иногда она больше, иногда меньше, но остается всегда. Ребенок не может оставаться с тревогой. Он хочет облегчения и хватается за все, что только может как-нибудь ее уменьшить. В этом лежит основа аддиктивного поведения. Если к тому же спровоцированы страхи и боль Ребенка, мы становимся еще более склонными к аддикциям [4] .

Я знаю, что это один из основных стилей поведения Эмоционального Ребенка, но мне было трудно прояснить для себя, что я хочу сказать в этой главе. Причина в том, что моим собственным способом справляться с пристрастиями было компенсировать их дисциплиной и контролем. Долгое время я осуждал себя и всех остальных, кто, как я чувствовал, был склонен к самопотаканию. Я унаследовал такое отношение от моего отца. Его мотивация, энергия и самоконтроль были так сильны, что он вселял робость в большинство людей, которые его знали. Он дисциплинировал себя до такой степени, что единственными ситуациями, в которых, как я помню, он позволял себе слабость, было поедание мороженого или его любимых пахучих французских сыров. Он самостоятельно выучил семь иностранных языков и научился играть на трех музыкальных инструментах, и играл так хорошо, что выступал в оркестрах и камерных группах почти до самой смерти. Моя мать также всегда была самоотверженной и даже теперь редко позволяет себе какое-либо потакание.

Воспитанный в такой среде и следуя по стопам старшего брата, у которого энергия и целеустремленность были так же сильны, как и у отца, я научился самомотивации, но также и тому, чтобы не щадить себя и быть с собой жестким. Я редко допускал ослабления в самодисциплине. Говоря коротко, я прикрывал свою потребность в защитном поведении контролем так же, как это делали мои отец и брат. Я делил людей на тех, кто движется правильным способом, и на тех, кто не справляется и потакает себе, и в промежутке почти ничего не было. Нетрудно представить, что с таким подходом у меня было мало пространства, чтобы чувствовать собственную уязвимость — или, если на то пошло, уязвимость кого-либо другого. Мало-помалу, во время психиатрической практики и за годы терапии некоторая часть этой жесткости начала откалываться. В один из первых дней после моего приезда в индийский ашрам [5] я слушал, как говорит мой мастер. Я услышал фразу, которая изменила мою жизнь:

«Дисциплина, — сказал Ошо, — только усиливает эго».

Теперь я вижу, что самоконтроль и самодисциплина были сами по себе пристрастиями. Я жил как раб цели и направления. Когда я не делаю ничего, ведущего к определенной цели, или чувствую, что никому не нужен, я становлюсь тревожным и напряженным. Я слышу голоса в голове, привитые обусловленностью прошлого, которые осуждают меня за то, что я трачу время впустую. У этих голосов есть резкие суждения о том, что «конструктивно», а что нет. Даже мой отдых окрашен той же целеустремленностью и ориентацией на результат. У меня страсть к теннису. Но я играю в теннис не ради здоровья и удовольствия. Каждый раз я сфокусирован на том, чтобы улучшить технику игры. Проблема не в энергии или мотивации. Это прекрасные качества. Но фокус на будущем, одержимость достижением — это привыкание, сочетаемое с привыканием к действию и скорости. Пока я двигаюсь быстро и остаюсь занятым, я держу все под контролем, и мне не приходится чувствовать страх и боль внутри. Это почти непреодолимо, и такой была моя семья, сколько я себя помню.

Одна из сторон моего самоисследования, которой я увлекся недавно, заключается в том, чтобы сломать свою зависимость. Я стал позволять себе неструктурированное, несфокусированное, не ориентированное на цель время. Я увидел, что, замечая автоматическое поведение, могу соприкоснуться со стоящими за ним ранами и тревожностью. Я также узнал, что помогает спрятаться от страхов не само поведение, но то, как я что-то делаю. Проблема именно в недостатке присутствия — в автоматичности. Обусловленность и дисциплина заставляли меня постоянно судить, ценна ли определенная деятельность или это пустая трата времени. Если я учусь, улучшаю себя, тяжело работаю и так далее, я получаю высокие оценки от внутреннего экзаменатора. Но если это потакание, например развлечение себя фильмами или мороженым, я получаю низкие оценки. Такая жизнь была страданием. В последнее время раздвоение отпадает, потому что я увидел, что внутренний экзаменатор приходит из обусловленности, не из мудрости. Теперь моим критерием стало, тотален ли я, присутствую ли и приносит ли мне это радость. Тогда это не ощущается как пристрастия и защита. Как бы то ни было, я сомневаюсь, что эти критерии применимы к химическим зависимостям, потому что они сопровождаются состояниями, не позволяющими нам быть действительно присутствующими здесь и сейчас. И в этом случае уводит от самого себя именно поведение.