– Не заставляй меня.
(«Говори, что ты видишь!»)
Питер взглянул на ближайший памятник.
– З-здесь лежит Норман Осборн, – запинаясь, прочёл Питер.
Ухмыляющийся призрак Нормана, в знакомой тунике и с мешком призрачных тыквенных бомб, сидел на надгробии. Даже после смерти его глаза под маской Зелёного Гоблина оставались злобными и надменными.
(«Иди, Питер, иди дальше».)
Другой памятник.
– Здесь похоронен… Джо Фейс.
Скромно, невзрачно одетый Джо стоял, сложив руки, перед простенькой могильной плитой. Питер шагнул к нему, попытался заговорить, но памятник тут же сдвинулся с места и исчез.
Надгробия окружили Питера, постепенно сжимая кольцо, чтобы он мог лучше видеть имена, служившие ему обвинением. Кругом столпились жаждущие ответов привидения, желающие знать, почему Человек-паук не спас их, почему дал умереть. Незнакомые Питеру случайные жертвы, давно забытые враги, друзья и знакомые, чьи образы приходили к нему в ночных кошмарах. Капитан полиции Джордж Стейси, на которого во время битвы Человека-паука с Доктором Осьминогом упал кусок бетонного балкона. Дочь капитана Гвен Стейси, бывшая возлюбленная Питера, сброшенная с моста Зелёным Гоблином. Множество других, давно ушедших людей, погибших из-за своей связи с Человеком-пауком. С Питером Паркером.
Эти люди погибли из-за того, что Паук не мог их спасти, ведь Паука на самом деле не существовало.
Тоска и горечь подкосили Питера, и он упал на колени, отчаянно пытаясь порвать свою маску.
– Это я во всём виноват, только я.
Голоса вокруг становились всё громче, они звучали в унисон с африканскими барабанами, раскатами грома и выстрелами. Питер никак не мог убежать, насмешливый голос Неда Лидса следовал за ним по пятам, загоняя в глубь кладбища, усиливая боль и стыд. Мертвецы обвиняли Питера в том, что он безответственно отнёсся к своей силе, что не пришёл к ним на помощь, будучи слишком увлечённым игрой в разудалого героя – слишком занятым игрой в Паука.
И теперь он по-паучьи пытался сбежать от назойливых фантомов, преследовавших его с того самого дня, когда он впервые надел маску. Призраки не торопились сменить гнев на милость, они гнались за Питером, выкрикивая новые имена и показывая новые лица, раня его всё глубже. По кладбищенской грязи Питер полз к белизне, пока голоса призраков не утонули в раскатах грома. Он двигался на звук барабанов, но тут на пути встал последний памятник. Питер осмотрелся и понял, что наконец остался один среди безмолвной пустоты, а ритмичный, напористый стук издавали вовсе не барабаны.
Это стучало сердце.
Глава четвёртая
(ТУК)
Питер устало опустился на грязную землю перед последним надгробием и посмотрел на себя. Ярко-алый цвет его некогда героического костюма теперь был свидетельством его вины, позорным клеймом, как алая буква Эстер
[3]
. Грязная и выцветшая маска Человека-паука выглядела неподобающе этому месту скорби. Сам того не желая, Питер заплакал. Он не смел поднять голову, не смел прочитать высеченные на камне слова. Вокруг стояла тишина, если не считать пульсирующего биения сердца где-то вдалеке. Питер знал, чьё это сердце, и ему было страшно.
(тук-тук)
– Это моё сердце, – произнёс он, не поднимая головы.
Он вдруг ослаб и смутился, будто ребёнок, жалующийся учителю на родителей. Питер чувствовал, как сердце колотится в груди, прямо под вышитой на костюме чёрной эмблемой. Словно какой-то заглохший механизм вновь пытался завестись.
– Это моё сердце, – повторил Питер. – Моё. Я умер. Должен был умереть. Я это заслужил.
Смерть. Смерть кружила вокруг Питера Паркера всю жизнь, где бы тот ни был. Гвен, Нед, Норман – все они стали жертвами его оплетённой паутиной, проклятой второй жизни.
– Это я во всём виноват, только я! – разрыдался Питер и распластался по земле, по-прежнему не желая смотреть на последний памятник и вспоминать свою первую, главную ошибку.
– Почему моё сердце снова бьётся, почему мне предоставляется второй шанс, когда столько людей погибло из-за Человека-паука? – горестно вопрошал Питер.
Он вжался в покрывающую могильный холм грязь, не в состоянии справиться с чувством вины и обличающим стуком собственного недостойного сердца.
(тук-тук)
«Пити, это сердце… оно не твоё».
– Нет, нет, оставьте меня в покое. – Питер потряс головой, отгоняя голос, чтобы сосредоточиться на гулком, гипнотическом сердцебиении.
Он зажмурился и отвернулся от надгробия, не желая говорить со своим последним мучителем.
«Ах, Питер. Какая бы неприятность ни случилась, ты всегда думаешь, мог ли ты её не допустить. Всегда винишь себя».
Сердцебиение усилилось, и Питер почувствовал чьё-то лёгкое, нежное прикосновение. Он отпрянул, но неизвестная сущность взяла его за плечо и ласково сжала. Питер попытался схватить невидимую руку, но ухватил лишь себя. Наконец сквозь слёзы и широкие белые линзы маски Человека-паука он взглянул на могильный камень.
(тук-тук)
ЗДЕСЬ ПОХОРОНЕН БЕН ПАРКЕР
– Дядя Бен, – прошептал Питер, дотрагиваясь до камня. – Помоги мне, дядя Бен. Тётя Мэй заботится обо мне, но…
Голос Питера оборвался. Тёплый, добродушный отцовский смех окутал его. Невидимая рука вновь легла на плечо, успокаивая его, помогая подняться.
«Если кто-то из твоих школьных друзей получал синяк или царапину, ты всегда сожалел, что не мог этого предотвратить. Сынок, ты ещё слишком молод, чтобы беспокоиться из-за всякой ерунды».
– …только ты меня понимаешь, – закончил фразу Питер.
Он крепко обнял памятник и встал во весь рост.
«Лучше, чем ты сам понимаешь себя, – ответил Бен Паркер. – Питер, сколько раз ты ещё через это пройдёшь? Ты зациклился на мыслях, царящих в твоей голове. Перестань укорять и мучить себя за…»
– За то, что упустил того парня, что убил тебя? – Питер поник головой, стыдясь взглянуть дяде в лицо. – Дядя Бен, это всецело моя вина, но я изо всех сил стремлюсь её искупить.
Бен Паркер усмехнулся.
«Ох, Питер. Всё никак не поймёшь, что дело не во мне?»
(тук-тук)
– Если не в тебе, то в ком? Из-за тебя я стал Человеком-пауком. Из-за тебя…
«Питер, это не твоё сердцебиение. И не моё».
(тук-тук)
Питер нервно схватился за грудь, чувствуя гулкое, настойчивое биение. Он посмотрел вокруг.