Все дальше и дальше - читать онлайн книгу. Автор: Сью Уэлфер cтр.№ 54

— Что вы там говорили насчет «Барашка»?

Она встрепенулась.

— Сегодня турнир по дартс и домино. Я думала, Дженни вам говорила. Там всегда весело, хотя, если честно, мне больше нравится караоке. — Она набрала в легкие побольше воздуха, и, прежде чем Крис успел возразить или убежать, она подняла руки на уровень плеч, щелкнула пальцами и затянула припев «Я буду жить», от которого у него расплавились мозги. Очень медленно, чтобы не испугать ее, Крис попятился к проходу между полками и витринами.

Заметив его смущение, женщина замолкла и сказала:

— Это моя любимая песня. Обычно мы с Дженни поем вдвоем, или эту или что-нибудь из Селин Дион. Так, значит, вы придете сегодня в «Барашек»?

Крис натянул нейтральную улыбку, надеясь, что она не прочитает его мысли. Он попробует снова позвонить Дженни. Проедет мимо ее дома — вдруг случайно увидит ее в саду. Но как бы то ни было, Крис твердо решил, что отныне и навсегда будет заливать дешевый бензин в другом месте.

Лео Бэннинг уже давно ждал звонка от епископа. Его удивило, что его святейшество не звонит так долго, особенно после той статьи в газетах. Повестка в форме приглашения под предлогом обсуждения мелких административным проблем, которыми, вообще-то, должны заниматься другие люди, пришла почти сразу после разговора с Сарой Коулбрук.

В публичных выступлениях епископ Восточной Англии говорил о христианском смирении и о роли епископа в качестве слуги общества. С кафедры проповедника и первых страниц газет, которые соглашались публиковать его слова, епископ Фулбрайт высказывался в защиту традиционных семейных ценностей, пусть в наши дни это и противоречивое заявление. Пусть будет так, он выдержит нападки и будет стоять на своем до тех пор, пока все не вернется на круги своя. Эти слова всегда вызывали вежливый смешок и иногда аплодисменты. Нет, уверял он журналистов, Фулбрайт не одобряет дебаты и готов высказать свое мнение в прессе по любому вопросу.

С тех пор, как Лео стал викарием Бартона, он читал все его высказывания, а если что и пропустил, его друзья охотно высылали ему вырезки: Фулбрайт о единой Европе, Фулбрайт о юных принцах, Фулбрайт об ирландских мирных переговорах.

На минуту Лео прикрыл глаза и потер кончик носа: разыгралась головная боль, он чувствовал себя усталым и одиноким.

Епископ Аугустус Фулбрайт был высоким, крепким человечком с водянисто-голубыми глазами и каймой седых волос вокруг большой выпуклой лысины. Он был воплощением образцового пожилого священника. На Рождество Фулбрайт разослал своим прихожанам и жителям других провинций персональные карточки со своим изображением. На снимке он был рядом с женой, которая смиренно потупила взгляд в присутствии столь великого человека. Лео представил себе этот снимок так ясно, будто он стоял у него перед глазами: толпа внуков-ангелочков собралась вокруг елки у ног епископа, глядя на него с благоговением и обожанием. Отвратное зрелище.

Но Лео было не обмануть: взгляд Фулбрайта был жестким, как стеклянные шарики, и, несмотря на тщетную попытку искренне улыбнуться, у него был тонкий, почти безгубый рот, напоминающий шнурок. Каждое его движение, каждое слово, даже раздвоенный язык напоминали Лео рептилию. Фулбрайт часто начинал свою речь словами: «Я говорю и переживаю от лица молчаливого большинства…» Недостаточно молчаливого, по мнению Лео.

На столе лежала недавняя статья Фулбрайта о современной семейной жизни: он планировал очистить свою епархию от скверны. Статья была написана в довольно осторожных для Фулбрайта выражениях: раньше он называл вещи своими именами. Но, видимо, кто-то подсказал ему, что стоит быть немного более политкорректным, поэтому ему пришлось завуалировать свою гомофобию, расизм и женоненавистничество тонкими, но прозрачными намеками.

Сначала Лео думал, что Фулбрайт поддержал его переселение в Бартон из благотворительных побуждений. Он балансировал на краю бездны, епископ протянул ему руку помощи, проявив христианскую доброту, и Лео был готов принять помощь. Но теперь ему казалось, что Фулбрайт поступил так скорее из преднамеренной злобы. Неужели он поручил ему приход, лишь для того, чтобы потом изгнать его? И стоит ли ему затаиться и ждать удара в спину? Возможно, Фулбрайт заставит его сложить сан, и остается лишь молиться, чтобы его милосердие оказалось сильнее ненависти к гомосексуалистам.

Его мысли прервал раздавшийся неподалеку шум. Лео вздрогнул и поднял голову. В дверях кабинета стояла миссис Вайн.

— Чай? — любезно предложила она.

Он улыбнулся.

— Чудесная мысль.

Приговоренному к смерти давали сытный завтрак, с горечью подумал Лео и вздохнул, пытаясь разогнать напряжение в плечах. Приглашение во дворец не явилось для него неожиданностью. Он просмотрел бумаги на столе. Среди других заметок о делах прихода были адрес и телефон Моники Карлайл, записанные напротив имени Сары Коулбрук.

— Миссис Вайн, вам что-нибудь известно о Монике Карлайл? Она живет в поместье «Фруктовый сад». — Его домохозяйка была кладезем информации: немного упорства, и она готова была, на радость ему, поделиться любыми тайнами.

Женщина воздела глаза к небу, будто ожидая озарения.

— Имя мне ни о чем не говорит. Но я знаю, где это поместье. Вы говорите, Карлайл?

— Да. Мне позвонила Сара Коулбрук и сказала, что Моника Карлайл хочет стать акционером художественного центра. Это прекрасные новости.

Миссис Вайн заметно оживилась.

— Вы сказали Сара Коулбрук?

Лео кивнул.

— Вы наверняка знаете Сару, она работает в школе «Уайтфрайарз», занимается художественным оформлением. Я очень надеюсь, что она станет работать с нами в центре святого Варфоломея, когда закончится ремонт.

— О, — воскликнула миссис Вайн, переставляя чашки с подноса на стол, — как удобно.

Лео пришел в недоумение:

— Удобно?

Странно, ему показалось, или миссис Вайн действительно покраснела?

— Я хотела сказать, что… что… — Она явно не могла подобрать нужные слова, хотя Лео понятия не имел почему. Наконец миссис Вайн проговорила: — Она умеет обращаться с детьми. Терпелива, из нее выйдет хороший работник.

Лео показалось, что миссис Вайн знает о Саре Коулбрук что-то такое, чем не хочет делиться. И, чтобы отвлечься от мыслей о Фулбрайте и перспективе предстоящей инквизиции, он стал допытываться:

— Вы хорошо знаете Сару Коулбрук?

— Нет, — ответила миссис Вайн, — не то чтобы очень хорошо… — Она замолкла на долю секунды, будто обдумывая варианты и продолжала: — Только то, что люди говорят.

— И что они говорят?

Лицо миссис Вайн стало цвета сырого бифштекса. Она сглотнула комок в горле.

— Говорят, что… что…

Он видел, что она борется со своей совестью или чем-то еще, что не дает ей силы проговориться, и был полон любопытства.