Рассечение Стоуна - читать онлайн книгу. Автор: Абрахам Вергезе cтр.№ 73

Вскоре мы подъехали к зеленым воротам тюрьмы, именуемой в народе Керчеле, от искаженного итальянского саrсеrе, что значит «арестовывать». Узилище называли также «Алем Бекагне», что с амхарского можно перевести как «прощай, жестокий мир». Вход помещался за железнодорожным переездом, асфальт резко обрывался, и начиналась полоса глубокой грязи, истоптанной ногами сотен снедаемых тревогой родственников заключенных, наших товарищей по несчастью. Беспомощные, они сгрудились у ворот, но перед нами расступились, пропуская в караульное помещение.

Не успела матушка рта раскрыть, как один из тюремщиков выпалил скороговоркой, не поднимая глаз:

— Не знаю, здесь ли человек, которого вы ищете, и не знаю, когда ко мне поступят сведения о нем, если вы принесли передачу, еду или одеяла, можете оставить, если человека здесь нет, передачу получат другие. Напишите его имя на бумаге и приложите к передаче. На вопросы не отвечаю.

Люди подпирали стену, женщины по привычке раскрыли зонтики, хотя солнце сегодня пряталось за тучами. Алмаз отыскала точку, с которой было хорошо видно, кто приходит и уходит, села на корточки и застыла.

Прошел час. У меня начали ныть ноги. В толпе мы были единственными иностранцами, и к нам отнеслись сочувственно. Один человек, преподаватель университета, рассказал, что его отец много лет тому назад сидел в тюрьме.

— Мальчиком я каждый день пробегал три мили, еду относил. Он был такой худой, но перво-наперво старался накормить меня, а потом требовал, чтобы я забрал домой добрую половину принесенного. Однажды, когда передачу принесли мама со старшим братом, они услышали страшные слова «в дальнейшем передачи не понадобятся». Так мы узнали, что отец умер. А знаете, за что сегодня арестовали моего брата? Ни за что. Он бизнесмен, работает с утра до ночи. Но родителей когда-то записали во враги. Сын в ответе за отца. Бог знает, почему меня не тронули. Это я был со студентами на демонстрации. А забрали брата. Наверное, потому, что он старше.

Бакелли взял такси и поехал в клуб «Ювентус», разузнать, не удастся ли подключить итальянского консула. Оттуда — в Миссию. Когда один доктор арестован, а его жена томится возле тюрьмы, всю работу возьмет на себя третий доктор, то есть он, Бакелли. Примет пациентов, приглядит за медсестрами и за рецептурщиком Адамом.

Шива, Хема, матушка и я минут пятнадцать сидели в машине, греясь, а потом снова шли к тюремным воротам. Уходить не хотелось, хотя пока мы ничего не добились.

Уже совсем стемнело, когда мимо нас прошел человек, с головой укутанный в покрывало. Мы как раз выбирались из машины. Посетитель, который махнул на все рукой? Но он вышел откуда-то из боковой двери, и ботинки у него очень уж сияли. В руке он держал узелок, в котором угадывались очертания кастрюли с крышкой. Человек посмотрел на матушку, повернулся спиной к дороге и остановился за машиной, будто собираясь помочиться.

— Не поворачивайтесь ко мне! — хрипло выговорил он по-амхарски. — Доктор здесь.

— Он жив? — прошептала матушка. Человек помедлил.

— Пара синяков. А так все в порядке.

— Умоляю вас! (В жизни не слыхал, чтобы Хема кого-нибудь умоляла.) Он мой муж. Что с ним будет? Его выпустят? Он никак не связан со всем этим…

Мужчина шикнул. Мимо нас прошествовало многочисленное семейство. Когда они растворились во мраке, он произнес:

— Одного того, что я с вами говорю, достаточно, чтобы меня обвинить. Если хочешь обезопасить себя, обвини кого-нибудь. Будто звери, честное слово. Плохие времена. С вами я заговорил, потому что вы спасли жизнь моей жене.

— Спасибо. Что мы можем для вас сделать? Для него…

— Не сегодня. В десять утра будьте здесь. Нет, дальше. Видите вон тот столб с фонарем? Приходите туда. Захватите одеяло, деньги и миску. Деньги для него. А сейчас идите домой.

Я бросился к неподвижно стоявшей у ворот Алмаз. Юбки топорщились вокруг нее, словно цирковой шатер, белая габби обматывала голову и плечи, только глаза оставались открытыми. Она и слышать не хотела о том, чтобы покинуть пост, собиралась провести здесь всю ночь. Ничто не могло ее убедить. В конце концов мы принуждены были уступить. Алмаз согласилась надеть Хемин свитер и поплотнее укуталась в габби.

Телефоны, к счастью, работали. Матушка позвонила из дома в британское и индийское посольства, и те обещали прислать утром своих представителей. Говорить с членами августейшей семьи матушке не имело смысла, если уж сын императора был под подозрением, то племянницы и внуки тем более. Ходили слухи, что младшие офицеры армии ропщут и считают ошибкой неучастие своих генералов в перевороте; наверное, частичка правды в этом была, а то с чего бы императору поднимать сразу всем армейским офицерам довольствие. Поговаривали еще, что только извечное соперничество между лейб-гвардией и армией спасло его величество.

В ту ночь Шива и я спали в одной постели с Хемой. Подушка пахла брильянтином Гхоша. Стопка его книг громоздилась на тумбочке, в «Указателе дифференциальной диагностики Френча» страница была заложена ручкой, на книге лежали его очки для чтения. В выполняемых им на сон грядущий ритуалах — десятикратном втягивании живота, возлежании на тюфяке с закинутой назад головой (он называл это антигравитационными процедурами) — не было ровно ничего выдающегося, но в его отсутствие они стали казаться особо важными. «Еще один день в раю», — неизменно говаривал он, касаясь головой подушки. Теперь я понимал, что он имел в виду, день без происшествий — драгоценный дар. Мы втроем лежали в постели и ждали, как будто он вышел на кухню и вот-вот вернется. Хема всхлипнула и прошептала, вторя нашим мыслям:

— Господи, обещаю никогда больше не помыкать этим человеком.

Матушка, решившая заночевать в нашем доме и лежавшая в нашей с Шивой постели, отозвалась:

— Хема, спи. Мальчики, помолитесь. Не надо волноваться.

Я помолился всем божествам в комнате, начиная с Муруги и заканчивая кровоточащим сердцем Иисуса.

Алмаз воротилась ранним утром. Новостей не было никаких.

— Но когда приезжала или отъезжала машина, я вставала. Если в машине был доктор, он меня видел.

Хема и матушка собирались отправиться к десяти на условленное место с едой, одеялами и деньгами, а потом заняться посольствами и императорским семейством. Хема убедила нас остаться дома.

— А вдруг Гхош позвонит домой? Надо кому-то быть у телефона.

Мы оставались не одни, с нами были Розина и Генет. Алмаз, подкрепившись горячим чаем с хлебом, настояла на том, что поедет в Керчеле с матушкой и Хемой.

К полудню они еще не вернулись. Под присмотром Розины я, Шива и Генет соорудили бутерброды. Глаза у Розины были заплаканы, голос хрипел:

— Не волнуйтесь. С Гхошем не случится ничего дурного. — Почему-то уверения служанки ободрили нас. Генет, бледная, с застывшим взглядом, стиснула мне руку.