Мертвый след. Последний вояж «Лузитании» - читать онлайн книгу. Автор: Эрик Ларсон cтр.№ 70

В Лондоне американский посол Уолтер Пейдж узнал о том, что на “Лузитанию” напали и потопили, в четыре часа дня, однако первые сообщения, каким-то жутким образом воспроизводившие ситуацию после крушения “Титаника”, содержали еще и сведения о том, что всех пассажиров и команду спасли. Поскольку никто не погиб, не было как будто никаких причин отменять званый обед, устроенный послом и его женой в честь личного посланника президента Вильсона, полковника Хауса.

К семи часам вечера, когда Пейдж добрался домой, новости из Куинстауна приобрели более мрачный оттенок, но отменять обед к тому времени было уже поздно. Гости говорили только о потоплении. То и дело звонил телефон. С каждым звонком от сотрудников Пейджа в посольстве поступали свежие новости, которые ему доставляли на желтых бумажках89. Каждую он вслух зачитывал гостям. Новости делались все более серьезными, и наконец стало ясно, что произошла катастрофа исторического масштаба. Гости разговаривали на пониженных тонах и обсуждали политические последствия.

Полковник Хаус сказал собравшимся: “Не пройдет и месяца, как мы вступим в войну с Германией”90.

В то утро в Нью-Йорке, где время сильно отставало от лондонского, Джек Лоуренс, портовый репортер “Нью-Йорк ивнинг мейл”, пришел в бар на Уайтхолл-стрит, что в Нижнем Манхэттене, где завсегдатаями были моряки, портовые лоцманы и подобная им публика, и заказал напиток “джин дейзи” – джин с лимонным соком и сахаром, – который бармен подал ему в каменной кружке91. Слово “daisy” было исковерканным вариантом “doozy” – “нечто сногсшибательное”. Лоуренс увидел знакомого лоцмана. Тот только что вернулся из Хобокена, штат Нью-Джерси, где швартовал небольшое грузовое судно. Предложив Лоуренсу перейти в тихий уголок бара, он рассказал ему одну вещь, услышанную тем утром.

Лоцман объяснил, что пришвартовал судно рядом с “Фатерляндом”, большим германским океанским лайнером, интернированным на время войны. Сойдя на берег, он пошел в ближайшее уличное кафе, где полно было матросов с “Фатерлянда”: все они явно пребывали в отличном расположении духа, хлопали друг друга по спине и оживленно беседовали по-немецки. Женщина за стойкой бара, знавшая английский и немецкий, сказала лоцману, что “Фатерлянд” только что получил по радио сообщение о том, что “Лузитания” торпедирована у берегов Ирландии и быстро затонула.

Лоуренс отставил кружку и вышел из бара. До конторы “Кунарда” на Стейт-стрит было недалеко. Войдя, он тут же решил, что рассказ лоцмана – выдумка. Контора работала как всегда, стучали пишущие машинки, пассажиры покупали билеты. Знавший Лоуренса клерк сделал замечание о погоде. Репортер прошел дальше, поднялся по лестнице на следующий этаж и вошел без стука в кабинет Чарльза Самнера, нью-йоркского управляющего “Кунарда”. Толстый ковер на полу кабинета приглушил звук его шагов.

Самнер был высок, хорошо одевался и всегда носил в петлице белую гвоздику. “С первого же брошенного на него взгляда мне стало ясно: что-то не так, – вспоминал Лоуренс. – Он сидел за столом сгорбившись. У него был вид человека, который потерял всякую надежду”. Подойдя поближе, Лоуренс увидел на столе у Самнера две телеграммы: одна шифрованная, другая – явно расшифровка. Лоуренс прочел ее, глядя через плечо Самнера.

Самнер поднял голову. “Пропал корабль, – сказал он; это был скорее вздох, нежели заявление. – «Лузитанию» подбили”. В сообщении говорилось, что корабль затонул за пятнадцать минут (правда, впоследствии решили, что за восемнадцать). У Самнера не осталось никаких иллюзий. “Сомневаюсь, чтобы кого-нибудь спасли. Господи, что же мне делать?”

Лоуренс согласился подождать час, прежде чем телеграфировать новости своему редактору. Спустя пятнадцать минут он уже висел на телефоне. Придерживать столь важные новости было невозможно.

Первое сообщение дошло до президента Вильсона в Вашингтоне около часа, когда он собирался идти играть в гольф, что делал ежедневно. В сообщении ничего не говорилось о жертвах, однако игру он все же отменил. Он остался ждать дальнейших новостей в Белом доме, в одиночестве. Потом на какое-то время он ушел – прокатиться в своем “пирс-эрроу” – у него это был проверенный способ снять внутреннее напряжение.

Поначалу день был ясным и теплым, но к вечеру пошел легкий дождь. Вильсон обедал дома и не успел закончить, как в 19.55 пришла телеграмма из Куинстауна, от консула Фроста, в которой содержалось первое предупреждение о том, что многие из пассажиров “Лузитании”, вероятно, погибли.

После этого Вильсон ушел из Белого дома, один, никому не сказав, и прогулялся под дождем. “Я ходил взад и вперед по улицам, чтобы собраться с мыслями”, – писал он впоследствии Эдит Голт92.

Он пересек Лафайетт-сквер, прошел мимо окруженной пушками статуи Эндрю Джексона – верхом на лошади, вставшей на дыбы, затем пошел дальше, по Шестнадцатой улице к Дюпон-серкл, где жила Эдит. Проходя, он увидел мальчишек-газетчиков, продававших свежие “экстра” – выпуски городских газет, где уже были напечатаны репортажи о потоплении. Дойдя до Коркоран-стрит, Вильсон повернул направо, затем пошел обратно по Пятнадцатой и вернулся в Белый дом, где отправился к себе в кабинет.

В десять часов поступили самые плохие новости: атака на “Лузитанию”, по оценкам, унесла целую тысячу жизней. То, что среди погибших должны оказаться американские граждане, казалось очевидным. То, чего боялся Вильсон, свершилось.

Когда U-20 пошла на запад, Швигер в последний раз взглянул в перископ.

В своем бортовом журнале он записал: “За кормой вдали действуют несколько шлюпок; «Лузитании» больше не видно. Вероятно, остов затонул”93. Место, указанное им: 14 морских миль от Олд-Хед-оф-Кинсейл, 27 морских миль от Куинстауна, глубина – 90 метров, или около 300 футов.

Он не знал того, что среди его многочисленных жертв были трое германских безбилетников, которых посадили под арест в первое же утро плавания “Лузитании”. Они так и остались запертыми в импровизированном карцере.

Спасательный жилет не гарантировал спасения. Многие из оказавшихся в море надели жилеты неправильно и обнаружили, что им с трудом удается держать голову над водой. Мучения их длились недолго, и вскоре уцелевшие, те, кто сумел подготовиться как следует, плавали среди тел, перевернувшихся вниз головой, в позах, которые показались бы их владельцам неприличными. Здоровый, сильный моряк Э. С. Хейуэй писал, несколько преувеличивая: “После того как корабля не стало, я своими глазами видел в воде сотни мертвецов в жилетах”94.

Для детей – тех, кто не утонул сразу, – гибельным оказалось переохлаждение95. Температура 50 градусов по Фаренгейту [12] была куда выше той, с которой столкнулись пассажиры “Титаника”, однако вода была все-таки достаточно холодной, чтобы понизить температуру тела людей, маленьких и больших, до опасного уровня. При понижении температуры тела всего на 3–4 градуса – с нормальных 98,6 градусов по Фаренгейту [13] до 95 [14] , по прошествии некоторого времени можно умереть. Люди, оказавшись в воде, обнаружили, что нижняя часть тела у них онемела за несколько минут, хотя над их головой ярко светило солнце. Тем, у кого под спасательными жилетами были пальто, пришлось лучше, чем тем, кто разделся, ведь пальто и другая теплая одежда, пусть мокрые, обеспечивали сердцу теплоизоляцию. У худых, стариков, женщин и детей, в особенности младенцев, тело охлаждалось быстрее, чем у других; то же происходило с теми, кто за обедом пил спиртное. При переохлаждении люди в воде начинали сильно дрожать; по мере того как опасность возрастала, дрожь унималась. При температуре воды 55 градусов [15] у взрослых могло наступить полное истощение сил и потеря сознания за час или два; потом кожа приобретала голубовато-серый оттенок, тело окоченевало, пульс понижался, почти пропадал. Вскоре наступала смерть.