Танго ненависти - читать онлайн книгу. Автор: Эрнест Пепин cтр.№ 16

Собравшиеся соседи осудили ее наглость и кричали, что она заслужила быть скинутой со скалы или сожженной заживо. Те, кто ее хоть немножечко знал, заключили, что в ней не осталось ничего человеческого. Вот что происходит, когда выбираешься поудить на другой берег мира с иными привычками! Наконец, каждый в стремлении успокоить Мари-Солей бросил свою горсть слов на труп происшествия.

Когда Абель, поднятый по тревоге телефонным звонком, вошел в дом, он попал в похоронную атмосферу. Он стал изобретать тысячи способов отмщения, один грязнее другого. Но, увы, все вновь сводилось к неконтролируемому обострению насилия. Он почувствовал, что попал в ловушку. Не отвечать ударом на удар — сдаться… Отвечать — принять правила игры, навязанные Никой… Хорошо смеется тот, кто смеется последним, твердил он, убеждая себя, что еще отыщет способ разбить клюв этой дьявольской птице. Хорошо смеется тот, кто смеется последним! И пусть она лучше не появляется перед моей машиной, ведь я забуду затормозить! Они решили поступить по закону — взяли справку у врача и отнесли жалобу в жандармерию. Они держались очень достойно, со всей серьезностью жертв, уверенных в своей правоте. Жандарм расспрашивал о маме, папе, бабушке, дедушке. Заполнил целую кипу важных бумаг. Пробормотал несколько успокаивающих слов, приводя в пример схожие случаи. Много наобещал. И дело благополучно почило в канцелярской тишине.

Ветер донес до них отвратительно циничное высказывание Ники.

Сами того не зная, они вступили в тысячелетнюю войну лишь с одним средством защиты — траншеей их любви.

У нас говорят: «Слабую собаку забивают камнями», но я решила забить их камнями, не дожидаясь, пока они ослабеют. Я чувствовала, как во мне зарождается небывалая ненависть, которая хлещет по моим обнаженным нервам, и один Господь ведает, сколько мерзости я могла натворить, сколько пакостей состряпать, сколько выплеснуть вонючих помоев. Да, помоев! Я отравлю весь воздух, так что им станет невозможно дышать во всей галактике и даже дальше. Я готовилась станцевать на их телах, искромсать их души, оставить от их так называемой любви жалкие лохмотья. Мне его отец не предложил ничего, а эта уберись-отсюда-я-займу-твое-место разложила свою задницу в гостиной его виллы! Я подпалю ей хвост, даже если для этого понадобятся все жаровни Сатаны! Она пока еще меня не знает, но скоро поймет, какой ад я приготовила для нее! Ему я уже говорила: я способна разрушить свой дом целиком, чтобы уничтожить одну-единственную крысу! Разъяренный буйвол саванны — это я! Кобра, готовая к прыжку, — это тоже я! Тигрица в ярости — и это тоже я! Я — Мадам Все! Поверьте, никакая борьба не утомит меня… А у меня есть не только руки! У меня еще и мозги имеются! Мозги мангуста, мозги палача, мозги каннибала. В других своих жизнях я изобрела самые страшные казни: это я придумала сажать на кол, колесовать, четвертовать, пытать каленым железом. Я бичевала чернокожих рабов. Я окунала непокорных с головой в чаны, наполненные мочой. Я втыкала булавки под ногти. Я кастрировала. Если надо, я могу стать женщиной-гестапо, женщиной-геваро, амазонкой. Каждый раз, видя мужчину, я чувствую, что его яйца уже зажаты у меня между зубами. И мне достаточно начать жевать, как только я решу. И вот тут я решилась…

Не подумайте, что я говорю все это из-за любви к этому кобелю! Даже блохи откажутся пить его вонючую кровь! Нет, это совсем не то! Я говорю все это, потому что, выбрав ее, он опустил меня ниже земляного червя. Женщина-врач или женщина-архитектор — я бы поняла… Но эта соленая треска с плоской задницей! Эта голодранка, вылезшая из нищеты за пару месяцев! Эта продажная тварь! О Господи, я задыхаюсь! Но, несмотря на все сказанное, я вынуждена признать, что она красива, а красоту, как принято говорить, не продашь на базаре, не правда ли? Иногда голова дракона покоится на ложе из цветов. Нет, я его не люблю и не страдаю из-за его ухода… Но я не могу согласиться со статусом брошенной женщины, который он оставил мне в наследство. Я не могу это проглотить! И не стану глотать! Я подпушу насекомых-паразитов в солому их жизни, и эти двое не смогут ни лечь, ни сесть, ни встать. Им останется только повеситься, умоляя о прошении!

Я все просчитала. Как палач ищет у своей жертвы самые слабые точки, так и я начну с них. Я начну с репутации и финансов и никогда не ослаблю давления. Ну что ж — начали!

Вот я в кабинете его начальника. Я знаю этого мужчину, потому что Абель, несмотря на все свои скачки молодого козла, привлеченного средней зоной очередной пассии, всегда был существом, состоящим из двух частей. Он всегда мечтал, чтобы я знакомилась с его друзьями, была в курсе его рабочих дел, принимала участие в его жизни. Многие знали единое существо Абель-Ника, эдакую тварь с двумя головами, чьи ноги только и делают, что целыми днями пинают друг друга. Это существо падает, но всегда вновь поднимается, чтобы продвигаться по жизни шагами искалеченного краба.

Начальник Абеля торжественно восседал передо мной, за огромным письменным столом. Это был проницательный мужчина, умеющий слушать. Возможно, он уже догадался, что я пришла просить голову моего святого Иоанна Крестителя. Но он не сказал ни слова. Он ждал, и я приступила к делу.

Для этого визита я дома подбирала платье. Скромное, но изысканное, оно говорило, что я не из мира проходимцев и что в моем мире (который был и миром начальника) не принято потакать фантазиям беглого мужа. Более того, оно выносило ему приговор in absentia [27] . Я сидела в кресле прямо, чтобы он смог прочувствовать всю степень моего негодования, но несколько расслабленно, чтобы он понял, как я подавлена. Суровое лицо: я напустила на себя вид вдовы, чей муж ушел в плавание и исчез в море, но тело его не было найдено, что оставляло слабый свет надежды. Трогательно? Да, я была трогательной, но без излишней дрожи. Именно то, что требуется, чтобы завоевать сторонника. Я спокойно, но с тревогой изложила ему причину, по которой просила его аудиенции. Я долго размышляла, прежде чем побеспокоить столь занятого человека…

Я сижу здесь — брошенная женщина. Я произнесла это слово на одном дыхании, что сделало его практически неслышным, но я выделила его губами. Итак, брошена женщина с детьми, а ее мучитель, увлеченный забавами с девицей легкого поведения, не несет за это никакой ответственности… Я говорила все эти слова с пылом, который никого не оставил бы равнодушным, и его глаза загорелись. Пустяк, но и этого достаточно… Безответственное поведение мужа поставило меня в чрезвычайно сложную ситуацию. Я надавила на слово «чрезвычайно»… именно это заставило меня просить о помощи. Да, именно помощи! Естественно, хорошее воспитание, данное мне родителями, не позволяет даже думать о материальной помощи. Я хочу лишь, чтобы хоть кто-нибудь урезонил его. Напомнил ему о доме. Если он вдруг окажется без работы, то не сможет помогать детям, а ведь у нее нет возможности обеспечивать их существование. Ведь он уже меня разорил! Один Бог знает, как он транжирил деньги! Я чувствовала, что сидящий напротив меня мужчина начинает удивляться, и я поднажала. Ведь он не только плохой муж, но еще и сомнительный работник. Из тех типов, кто может разболтать где угодно секреты вашей фирмы. Из тех типов, кто может не оправдать ваше доверие, как не оправдал мое после стольких лет совместной жизни. И тут я выдерживаю паузу, чтобы он смог увидеть, как мои глаза (несмотря на все усилия сдержаться) краснеют и наливаются слезами. Мой голос становится страдальческим, трогающим. Вы должны заставить его прислушаться к голосу разума! Опять тишина… Долгая тишина… Медленно, очень медленно — ведь я не подстрекатель, достаю из сумочки целый ворох документов (чеки неизвестно на что, письма от обманутых женщин, письма ко мне, отзывы бывших начальников и т. д.), доказывающих неисправимую легкомысленность вышеупомянутого месье. Какое счастье, что я все это сохранила. Я замечаю на лице начальника, почти непроницаемом, признаки недовольства. Он совсем не так представлял себе моего мужа! И более того, он считал его одним из лучших своих работников, достойных доверия и всяческого уважения. Едва заметное подрагивание его челюсти наводит меня на мысль, что в финале представления следует заплакать. Всего пару слезинок… А на прощание я выдаю несколько признаний, крупицы откровений, фрагменты бесстыдства. Как нежданный порыв ветра, всколыхнув юбку, обнажает нижнее белье женщины, так и я позволяю обнажить, мельком увидеть мое мученичество в браке. Я осознаю, что достойна медали за то, что все это время вела себя достойно, ни разу не оскорбив этого «месье». Слова «шут гороховый», «недоразвитый», «трусливая подлюга», «дрянь» остались несказанными. Потом я делаю вид, что прошу простить и понять неверного (начальник не должен обвинить меня в отсутствии терпения и понимания). Я описываю его тяжелое детство. Я упоминаю о дурном примере родителей. Я внушаю мысль о поведении с некой долей безумия. Тут же заявляю, что он не сумасшедший, напротив, у него необыкновенный, но извращенный ум. Я тяжело вздыхаю… Начальник выслушал меня до конца, затем высказал свое удивление, несмотря на то что это личное дело. Он обещал подумать, чем сможет помочь.