Фазовый переход. Том 2. «Миттельшпиль» - читать онлайн книгу. Автор: Василий Звягинцев cтр.№ 34

Ларёчник в белом, но порядочно грязном фартуке и военной фуражке без кокарды зачерпнул ковшиком на длинной ручке прозрачную водку из лужёной «ендовы» (вспомнил журналист название ёмкости), аккуратно вылил в гранёную стограммовую стопку. С краями налил, и ни капли мимо. Михаил сглотнул порцию мгновенно и только потом заметил, что ларёчник (или – целовальник?) протягивает ему кусочек чёрного хлеба грамм тоже на сто, с уложенными сверху двумя маленькими кильками.

– Закусите-с, «тычком» не положено, – вежливо сказал тот.

Сервис, однако, и забота о здоровье трудящихся [60] .

Мир сразу окрасился в куда более оптимистические цвета, хоть и Смоленская площадь ничем не напоминала ту, какой она станет почти веком спустя, и денёк был не слишком солнечный.

– Изволите повторить? – верно понял настроение клиента ларёчник.

Очень хотелось, пусть водка и уступала по всем параметрам и кристалловской, и «Кауфману». Но сорок в ней точно было, хотя и ёмкость не опечатана, и приборов слежения не заметно. Тогда, как и во времена Гиляровского, контроль был персонифицирован: разбавлен продукт – можно и в рыло получить, опять же «не отходя от кассы». И Уголовный кодекс за такое стихийное проявление «гражданской активности» не наказывал.

– Пока хватит, благодарю вас, лучше пива кружечку…

Невиданная на «Смоленке» вежливость странного клиента слегка даже шокировала ларёчника. Пиво подал почтительно, присовокупив к нему два серых бубличка, посыпанных крупной солью. Только что не добавил: «Извольте, вашсиясь!» И выдал сдачу – восемьдесят пять копеек мокрыми медяками и серебряными гривенниками, пятиалтынными и двугривенными – все эти наименования по-прежнему были здесь в ходу. В общем – куда милее звучит, чем эрфэшные «пятихатки» и тысячи.

Не спеша выцедив вкусное, холодное, ни на процент не разбавленное пиво, обозревая при этом намётанным репортёрским глазом окрестности, Волович закурил и степенно двинулся в сторону «старого» Арбата. Он-то, Михаил знал, архитектурно почти не изменился за прошедшие (в обратную сторону, как киноплёнку отмотать) годы. Только пешеходной зоны не было, фонарей и плитки. Взамен тот же неизбежный булыжник на мостовой, да трамвайные пути занимают половину проезжей части. А здания никуда не делись, стоят, как и в следующем веке, и вывесок на стенах, над дверями и витринами не меньше, лишь содержание другое, да качество исполнения.

Такой именно Арбат, до реконструкции, Михаил помнил едва-едва. Ему было лет пять, кажется, когда началась тотальная перестройка улицы [61] , и застрял в памяти почему-то дождливый и туманный день и он сам, едущий с матерью в трамвае мимо этих самых зданий. Но картинка сохранилась сероватая и мутная, как на недодержанной в отработанном проявителе фотографии. Сейчас же всё прямо лезло в глаза своей насыщенностью, цветами, запахами, бытовыми деталями.

А вот и искомое! Знаменитый «Дом с рыцарями» на углу, и над четырёхстворчатыми дверями входа – вывеска, составленная из разноцветных электролампочек: «Торгсин». Ниже, помельче, обычными буквами – «Московский городской трест розничной торговли».

Волович проверил, на месте ли заветная двадцатка, и вошёл. Солидного вида швейцар со старорежимной бородой (в Советской России бороды отчего-то носили только священники и швейцары самых солидных заведений. Ну, ещё некоторые академики и товарищи Луначарский с Красиным. Но те в основном – эспаньолки) покосился на него подозрительно, однако ничего не сказал.

«Прошёл фейс-контроль по самому краешку», – подумал Михаил.

Магазин буквально поражал! Размерами, роскошью отделки и ассортиментом товаров. Не Воловича, конечно, поражал, видевшего «Ашаны» и «Икеи», а простого московского обывателя, даже в Югороссии никогда не бывавшего. Пять, а пожалуй, шесть торговых залов анфиладами уходили вправо и влево от вестибюля, сверкая электрическими люстрами и массой зеркал на стенах и даже потолке. Прилавки, стеллажи и полки до самого верха (а это метров шесть) были заполнены штуками тканей всех сортов и расцветок, заставлены обувью местной и заграничной, массой разновидностей существовавшей тогда бытовой техники (например, патефонами, радиоприёмниками и фотоаппаратами от аккуратных немецких «Леек» [62] до массивных, из красного дерева с бронзой «ФК»), посуды и прочей утвари. В следующих залах ряды вешалок занимали готовые костюмы и платья, мужские и женские, плащи, пальто и шубы. Ещё дальше шли отделы галантерейный, гастрономический, кондитерский, винно-водочный и табачный.

Богатство в целом неописуемое! Каждый москвич, располагающий валютой (в том числе и югорусскими «колокольчиками» [63] ), золотом и серебром (за исключением самородных), обработанными драгоценными камнями, мог приобрести здесь всё, что доступно было жителям Европы и Америки. Одеться с ног до головы, заполнить квартиру лучшей мебелью, коврами и техникой, загрузить холодильные шкафы и буфеты лучшей провизией и напитками.

Было б только, чем платить. А судя по количеству людей в магазине – состоятельных людей в столице хватало. Причём здесь в отличие от иной, ленинско-сталинской реальности ОГПУ людей, располагающих платёжными средствами, не арестовывало и не заставляло под страхом тюрьмы и даже расстрела сдавать имеющиеся ценности бесплатно. Здесь игра велась «по-честному». НЭП – значит, НЭП.

А если у кого не имелось валюты – здесь же, в обменном пункте, бумажные «совзнаки» можно было обменять на фунты и доллары или – югоросские золотые червонцы.

В отличие от НЭПа предыдущего, имевшего место быть на ГИП, здесь «Братство» не сочло нужным позволять Троцкому вводить в РСФСР «золотой стандарт». На территории одной фактически страны, пусть и с двумя системами власти, иметь две золотые валюты показалось ненужной расточительностью. Тем более что, привязав «совзнак» к югоросскому (фактически – царскому червонцу), обеспечивалась дополнительная «управляющая цепь», не позволявшая, например, товарищу Троцкому проводить самостоятельную «интернационалистскую» политику. Не сильно напомогаешь зарубежным «братьям по классу» и наладишь «экспорт революции», имея в распоряжении лишь раскрашенные бумажки с серпом и молотом. Зато эти «бумажки» беспрепятственно обменивались всей советской партгосноменклатуре на югоросскую валюту по особому курсу в специальных отделениях Госбанка.