Дело о Медвежьем посохе - читать онлайн книгу. Автор: Георгий Персиков cтр.№ 45

Родин не считал себя спортивным, но, оказалось, родители и природа вложили в него достаточно выносливости. Последствий травмы он уже не ощущал, а чувствовал себя более закаленным жизнью, готовым посмотреть в глаза любой опасности, не убояться брошенного вызова. Пользуясь тем, что мерная ходьба не требовала каких-либо умственных усилий, он не спеша обдумывал все произошедшее в последнее время, пытаясь найти логическое объяснение каждому случаю. Пока не получалось, где-то в тайном уголке мозга ровная ткань логики сборила и рвалась, напарываясь на острые и неправильные углы нестыковок, но впадать в отчаяние Родин не собирался – с каждым разом он чувствовал, что все ближе к тому, чтобы понять и объяснить себе все происходящее.

«Ты же не сможешь никого победить, – думал Родин, – твой посох не работает». Но мальчик снова услышал его, упрямо покачал головой. И указал вперед.

Деревянная рама для переноски грузов натерла Гакуро спину, но это его не сильно беспокоило. Молодой крестьянин был даже рад этой боли, так как она напоминала, что он сейчас тащит тяжелую охапку дров. В ближайшее время им с Минори не придется топить дом сухими листьями, собранными осенью. Листья сильно дымили, а тепла от них было негусто, разве только чтобы совсем не замерзнуть. Гакуро мерил широкими шагами подмороженную землю и представлял, как отдернет ширму их с Минори небольшого, но чистого дома, войдет и громко поздоровается. Жена отложит пеньковую пряжу и встанет из-за ткацкого станка, приветствуя главу семьи. Спина ее согнется в почтительном поклоне, а потом она посмотрит ему в глаза с немым вопросом. Он повернется к ней боком, чтобы она увидела, сколько дров удалось собрать ее Гакуро, дождется жениного радостного возгласа и только потом обнимет и поцелует. А вечером на толстой циновке у очага они будут любить друг друга особенно страстно. И если боги решат, то именно сегодня в их доме зародится новая жизнь.

Мысли Гакуро прервал пронзительный женский крик. Сердце сжалось – ему почудилось, что это кричала его жена. Но потом он сообразил, что до деревни еще далеко, а крик доносился, судя по всему, со стороны храма Богини Осаждающегося Песка, стоявшего у священного озера. Гакуро посещал этот храм только по праздникам, предпочитая поклоняться родовым ками, которые с большей охотой помогают в тяжелой крестьянской жизни. Прошлой зимой храм Богини Осаждающегося Песка посещал с инспекцией сам микадо! Гакуро очень хотел на него посмотреть, но императорский конный отряд промчался по их деревне вихрем, и понять, кто из них микадо, было невозможно. Позже старейшина сообщил, что у императора было больше всех орденов, и Гакуро вроде бы вспомнил усатого человека на вороном жеребце.

Женский крик повторился, и крестьянин ускорил шаг по направлению к своей деревне. Дела каннуси и мико – настоятеля храма и его помощниц – не должны касаться Гакуро. Все священнослужители там находятся под покровительством Богини Осаждающегося Песка, и он, обычный земледелец, ничем им помочь не сможет. Да и вряд ли там требуется его помощь. Женщина закричала вновь, однако уже не так надрывно, а скорее облегченно. И затем морозный воздух разорвал крик младенца.

* * *

Мальчик отзывался на имя Кинтаро, но в то же время понимал, что его должны звать как-то иначе. Может, он получит настоящее имя позже, когда совершит хотя бы что-нибудь из множества предначертанных ему славных дел. Победит великана или спасет прекрасную девушку от банды разбойников. Он уже смирился с тем, что у него особый путь избранника, рождающегося раз в тысячу лет, но ему не очень нравились постоянные увещевания белобородого каннуси о своей великой судьбе, предопределенной богами. Мальчик больше любил сказки, которые изредка пела ему молодая мико. Например, «Платье из птичьих перьев» – про рыбака Хаируко и прекрасную деву из лунного дворца. Но старая мико, вторая помощница каннуси, ворчала на эти девичьи песни и до отвала потчевала мальчика древними легендами о великих героях, на которых он должен равняться.

О своем отце Кинтаро знал только то, что тот – самый главный человек в их стране. Стране истинных богов, перед которой должен склоняться весь мир. И если не добровольно, то под действием силы. Хотя Кинтаро никогда не видел своего отца, он его побаивался и не хотел, чтоб тот вдруг приехал его навестить. Уж лучше пусть с ним будет каннуси со своими нудными, хотя и почтительными внушениями. Белобородый, конечно, был серьезным и строгим, но однажды мальчик подсмотрел, как тот принимает ванну. Увидел его тощие руки и ноги с редкими волосками, живот, похожий на котелок, обвисшую грудь. Закрыв обеими ладошками рот, Кинтаро добежал до своей комнаты и там рассмеялся во весь голос. С тех пор, когда каннуси чрезмерно усердствовал в наставничестве и поучениях, мальчик вспоминал ту картину и улыбался, вызывая у старика недоумение.

Если отец казался мальчику чем-то далеким, но в то же время реальным, то богиня-мать – наоборот. Она вроде как присутствовала здесь, в храме, но увидеть ее или потрогать было невозможно. Святилище обходилось без изображения или символа богини. Сам храм, местность и священное озеро с песчаными берегами олицетворяли ее. Сначала мальчик пытался мысленно разговаривать с ней (говорить, как все, ртом, у него не получалось – общался либо в голове, либо иероглифами), обращаясь к пустоте, но ответа не получал и вскоре прекратил это бесполезное занятие.

Молодая мико была ему намного ближе и понятнее, чем богиня, которая даже не может поговорить с сыном. Кинтаро однажды написал своим посохом вопрос белобородому: может, молодая мико и есть его настоящая мать? Каннуси вдруг сильно рассердился и запретил мальчику целый день покидать свою комнатку. А вечером пришел к нему в парадной каригину, церемонно извинился перед ним и отвел в святилище. Там торжественно указал своей бамбуковой палкой на песок, рассыпанный на полу витиеватым узором, и сообщил, что это с ним разговаривает его божественная мать. Мальчик сглотнул и уставился на песок.

– Что ты здесь видишь, избранник Кинтаро? – спросил каннуси.

Узор не напоминал ему ни одного известного иероглифа. Он был похож скорее на причудливую рябь озера, у которого он любил сидеть, швыряя в него камешки. С трудом сдерживая трепет от торжественности момента первого разговора с матерью, Кинтаро лихорадочно пытался понять смысл этого рисунка. Он уже был на грани отчаяния, когда то ли над ухом, то ли прямо у него в голове раздался вкрадчивый шепот, а к затылку прикоснулось нежное тепло. Мальчик вдруг словно чужим зрением посмотрел на рассыпанный песок. Зрением человека, который был намного старше и мудрее его самого. Песочные узоры приобрели понятные очертания иероглифов, и Кинтаро понял:

– Ты должен выполнить свое предназначение.

Он показал рукой себе на сердце, потом своим посохом снова на песок и низко поклонился.

Белобородый упал перед мальчиком на колени и опустил голову к его сандалиям.

С тех пор он больше не видел молодую мико, а богиня-мать стала часто разговаривать с сыном, словно пыталась наверстать упущенное. Правда, то, что она писала песком в святилище храма, удивительным образом повторяло основные аксиомы каннуси – про избранность и тому подобное. Кинтаро, на радость каннуси, с готовностью читал послания, постепенно научившись самостоятельно замечать иероглифы в хаосе песочных россыпей. Или, может, хаос был уже не таким беспорядочным.