Единственный вдох - читать онлайн книгу. Автор: Люси Кларк cтр.№ 21

Сол молча смотрит в сторону хижины. Кейли не спешит продолжать разговор в ожидании, что он предложит сопроводить Еву, но Сол засовывает руки в карманы и говорит:

– Я, пожалуй, пойду.

– Даже не заглянешь к ней?

Сол приходил и спрашивал про Еву каждый день, однако ограничивался минутным разговором на террасе.

– Просто передай, что я заходил.

Длинными шагами Сол направляется назад к пляжу. Кейли вдруг вскакивает, спускается с террасы и догоняет его.

– Подожди!

Сол оборачивается, щурясь от солнца.

– Прошу тебя, зайди к Еве. Я завтра уеду, и мне надо знать, что она не будет здесь совсем одна.

Он потирает подбородок.

– Наверное, ей лучше поехать с тобой в Мельбурн.

– Ты просто не хочешь, чтобы она оставалась здесь, так?

Сол молча смотрит под ноги.

– Ева – жена твоего брата, и ее жизнь сейчас – настоящий ад. И на Уотлбуне она оказалась лишь по одной причине – хотела познакомиться с тобой! Меня не волнует, из-за чего вы с Джексоном рассорились, только не заставляй страдать Еву.

– Страдать? – восклицает Сол. – Я ее защищаю!

– От чего?

– Неважно, – бормочет Сол.

– Что ты имеешь в виду? – Кейли подходит вплотную. – От чего ты защищаешь Еву?

– Забудь.

Сол заметно напрягается, пытаясь сдержать раздражение. Интересно, что именно стало причиной ссоры между братьями?

– Помнишь, когда ты собирал устриц, ты сказал, что Джексон не учился в Мельбурне. Это правда?

Глядя Кейли в глаза, Сол отвечает:

– Да, правда.

– Тогда почему он соврал Еве?

Сол бросает мрачный взгляд на хижину, качает головой, а затем разворачивается и уходит.

Ева наблюдает, как от чашки чая поднимается пар. Внутри холодно и пусто, прямо как в засохшем дереве, которое погибло, но до сих пор стоит.

Как же ей нужен Джексон! Как же хочется, чтобы он лег рядом, крепко обнял и сказал: «Все будет хорошо, милая». Час, всего один час рядом с ним – большего она не просит. За этот час Ева готова отдать все, что угодно.

Через какое-то время открывается дверь. Опять Кейли.

Она приносит с собой свежий запах моря. И щеки у нее горят.

– Ева, слушай, тебе это не понравится, но я позвонила твоей маме и все ей рассказала.

В приступе ярости Ева резко садится.

– Нет! Я же сказала – не надо!

– Она наберет через пять минут. Вот твой телефон. – Кейли кладет мобильник к кровати. – Тебе нужно поговорить с ней. – Ева пытается возразить, однако Кейли еще не все сказала. – А когда поговорите, ты оденешься и выйдешь на улицу. Сол приготовил нам рыбный пирог, мы сядем на террасе и поужинаем.

Кейли поднимает жалюзи, и комнату наполняет мягкий свет вечернего солнца. Ева моргает, прикрывает глаза рукой. Подруга идет к двери, но останавливается.

– Со временем станет легче, Ева. Я обещаю.

Кейли уходит и гремит на кухне тарелками и приборами. Ева проводит рукой по немытым волосам. В висках пульсирует боль, во рту пересохло.

Ева смотрит на телефон. Как выдержать разговор с матерью? Невозможно оставаться сильной, когда все потеряно.

Она обхватывает себя руками, чувствуя легкую боль внутри. Акушерке ли не знать, насколько высоки риски в первые месяцы беременности: выкидыш случается у каждой четвертой, но невозможно описать словами, насколько виноватой она себя чувствует. Джексон оставил ей часть себя, подарил новую жизнь, а Ева ее не сберегла. Сейчас хочется лишь одного – снова оказаться беременной, заполнить пустоту внутри… Увы, произошедшее настолько бесповоротно и опустошающе, что больно дышать.

Звонит телефон, и вся комната словно вибрирует от этого пронзительного звука. Ева нажимает «ответить» и дрожащим голосом говорит:

– Мам…

Два дня спустя Кейли летит в Мельбурн, а Ева в кабинете врача внимательно смотрит на монитор ультразвука: зернистое черно-белое изображение ее матки. Пустой. Совершенно пустой.

Специалист по УЗИ, похоже, довольна результатом. Прокатывая роликом по животу Евы еще раз, она говорит:

– Отличные новости: не понадобится делать дилатацию и кюретаж [5] . Судя по всему, от плода ничего не осталось.

«От плода». Неужели она и сама так раньше выражалась? Наверняка. Плод называют «ребенком», лишь когда он способен самостоятельно поддерживать жизнь, но сейчас такое чувство, будто Ева лишилась не плода, а именно ребенка. Ребенка Джексона.

– Вот почему было так тяжело, – рассказывала ей вчера мама по телефону. – Я носила твою сестру девять месяцев. Я любила ее, а когда она умерла, я поняла, что никто кроме меня и твоего отца так и не узнал ее.

Мать никогда не говорила о случившемся так откровенно, словно барьер между ней и Евой наконец-то исчез. Ева не стеснялась плакать, а мать не уговаривала вернуться домой, просто выслушала ее – и этого было достаточно.

Врач вытирает салфеткой гель с живота, Ева встает с кушетки и поправляет топик; движения даются тяжело и будто замедленно. Врач открывает ей дверь и, вероятно, заметив обручальное кольцо, говорит:

– Вы с мужем не торопитесь пробовать снова, подождите еще месяц, чтобы тело немного восстановилось.

Ева в изумлении смотрит на женщину: надо сказать, что у нее нет мужа, но к горлу подступил ком. Она выходит из кабинета в приемную, где все оранжевые стулья заняты беременными женщинами с мужьями и маленькими детьми.

Вдалеке, широко расставив ноги и подавшись вперед, сидит Сол. Заметив Еву, он тут же встает. Судя по ее лицу, им лучше поскорее отсюда уйти.

Прямо по длинному коридору и на улицу через автоматические двери. Сол идет рядом, затем помогает Еве осторожно забраться в его пикап.

И только тогда она начинает плакать. Закрывает лицо руками и всхлипывает, слезы ручьем текут по щекам. Сол смотрит на нее – наверное, хочет сейчас оказаться в другом месте, подальше от Евы и ее горя.

Вдруг она чувствует тепло его ладоней. Сол убирает ее руки от лица, заставляет посмотреть ему в глаза. В его взгляде нет неловкости или смущения.

– Все будет хорошо.

В голосе Сола звучит уверенность, в касании чувствуется сила. Ему хочется верить.

Что, если бы у нас была еще одна ночь вместе?

Иногда мне представляется картинка из рекламы лотереи: тропический пляж, свежие омары, шампанское и ты – босая, в легком струящемся платье. Но хотел бы я другого. Если бы мы могли оказаться где угодно, я предпочел бы спальню нашей съемной квартиры в Лондоне. Да, милая, нашу старую спальню с потрескавшимся потолком, проседающим матрасом и вечным сквозняком. И пусть в три ночи у соседей гремел бы дрянной рок 90-х, я не против – раз уж не уснуть, ты поднялась бы и стала играть на воображаемой гитаре.