Любовь? Пожалуйста!:))) - читать онлайн книгу. Автор: Владимир Колотенко cтр.№ 27

Глаза прикрыты, полуоткрытый ротик… Кажется, улыбка вот-вот расправит ее едва заметные морщинки обиды на лбу, а на щеках, я знаю, вот-вот появятся ямочки благодушного умиротворения. И, кажется, этот славный покой будет длиться вечно. Ведь всякий покой жаждет вечности.

Я заталкиваю в рот свой кусок второпях, чтобы быть готовым выполнить первое ее желание.

Настенька открывает глаза, смотрит на меня секунду и, не сдержав улыбки, произносит:

– Ну?

Я полон смятения и растерянности: что нужно?

– Сигарету…

Ах, сигарету! Только сигарету! Только и всего!..

Да хоть сигару! Хоть тысячу сигар!

Две-три затяжки вполне достаточно, чтобы у Настеньки весело засверкали глазки, сыто оттопырились губки…

– Где там твой… бомж?

Этого вопроса я ждал весь вечер, может быть, целый год. Я знал, я был уверен, что когда-нибудь дождусь его. Я дождался. Ах, Настенька!

Я приучу ее к Семену, приручу… Я не знаю, зачем мне это нужно, но знаю точно, что Настенька должна одобрить мой выбор: Семен – наш герой, и мы должны созидать его вместе.

И вот мы встаем разом, как по команде, и направляемся к Семену.

– Фу! – это первый возглас, вырывающийся из Настеньки, когда мы переступаем порог моего кабинета. Она морщится, как от кислого, и тут же выскакивает назад, выпихивая и меня.

– От него же несет… – Настенька делает глубокий вдох и выдохнув, добавляет: – как от козла…

– Тише…

Какое-то время Настенька раздумывает, затем набирает полные легкие воздуха, словно собираясь прыгнуть в воду, и снова толкает дверь.

Занавешенная настольная лампа едва освещает комнату. Семен лежит на диване, в ворохе постельного белья, из-под которого виднеются только ступни и обнаженная до плеча левая рука. Мы с Настенькой подходим, и как раз в этот момент Семен переворачивается к нам лицом, что-то бормоча во сне.

– Господи Боже мой…

Легкое тельце Настеньки отшатывается от дивана, и я едва успеваю подхватить ее.

Обморок? Я беру ее на руки и несу в спальню. Только этого недоставало. Но могло ли быть иначе? Она ведь надеялась увидеть больного Илью. А тут – Семен! Косматое, бормочущее, дурно пахнущее чудище. Обезьяна!

В ее доме!

От такого не то что упасть в обморок, чокнуться можно!

Настенька лежит совершенно неподвижно. В полной растерянности я смотрю на нее и не знаю, что предпринять. Потом беру себя в руки. Два-три легких шлепка ладонью по лицу, маленький холодный душ из стакана, и Настенька приходит в себя.

– Как ты себя чувствуешь, – улыбаюсь я, – уже лучше?

Глаза ее медленно открываются, какое-то время бессмысленный взгляд блуждает по потолку, затем находит меня.

– Выпей воды.

Я подаю ей стакан.

Она приподнимается, берет его, отпивает глоток, затем, вернув мне воду, снова ложится на подушку.

– Кого ты привел в дом?

– Настенька…

– Я слышать ничего не хочу. Мне не нужны твои романы, твои герои, твои вонючие бомжи…

Она умолкает, и я вижу, как увлажняются ее глаза, и вот уже по щекам медленно проторяет себе дорожки тихое горе.

– Хорошо, Настенька, – я кладу ладонь на ее горячий открытый лоб и даю обещание, – я увезу его… Сейчас увезу…

Скоро полночь. Я знаю, что не выполню своего обещания, только делаю вид, что сейчас же подниму Семена, вот только позвоню в клинику…

Настенька удерживает меня за руку и, вытерев ладошкой слезы, тихо произносит:

– Дай мне, пожалуйста, еще воды.

Не отпуская моей руки, она делает несколько глотков.

– Ладно, – говорит она потом, – сиди… Как там его зовут?

– Семен…

– Что за имя!

Семен метался в жару, и на протяжении этой трудной ночи я мог наблюдать, каких невероятных усилий стоило его могучему организму вести неустанную борьбу с болезнью. До чего же хитро устроена жизнь! Могучая громада тела и недюжинный ум, созданные природой, ведут отчаянную борьбу с врагом, которого невозможно пощупать, не различишь глазом, какими-то жалкими палочками, кокками, вирусами… Отчаяние берет от такого недоразумения Господня. Я наблюдал это не раз и вот теперь поражен опять.

Я сижу в кресле и, кажется, сплю. В тишине слышно, как тикают часы. Настенька спит в нашей спаленке, и я не понимаю, зачем сижу здесь. Скоро четыре. Семен притих, и я тоже решаю немного отдохнуть. Просыпаюсь я только к одиннадцати. Насти нигде нет, только ее записка на столике (“Я позвоню.”). Семен все еще спит, а в кухне колдует Илья. Кое-чем позавтракав, я спешу на работу. Сам не понимаю, зачем мне понадобилось зайти в реанимационное отделение. Кто мне здесь нужен, Настенька? Почему я живу в ожидании какой-то беды?

Вернувшись с работы, я первым делом справляюсь у Ильи, не приходила ли Настенька, хотя, зайдя в прихожую и окинув ее взглядом, уже знаю, что Насти не было.

Илья подтверждает мою догадку удивленным взглядом: с чего бы ей здесь быть?

– Она не звонила?

Он отключил телефон.

– Зачем?! Она ведь могла звонить…

У Ильи такой вид, будто я прошу у него денег. А у меня мелькает мысль, что в собственном доме я чувствую себя гостем, которому давно пришла пора уходить. Это бывает: вдруг на тебя находит унынье и кажется, что мир приятных привычек рухнул.

Надменно-ухмыляющийся вид Ильи меня раздражает. Нужно взять себя в руки…

– Как Семен?

Илья не отвечает, только переминается с ноги на ногу. Кризис миновал, моя помощь уже не нужна, и я могу теперь заняться своей Настенькой, своим романом. И все же, переодевшись, я ищу флакончик с пенициллином, кипячу шприц… Крупозная пневмония – это не шутка, это я тоже понимаю. Недельки две Семену без меня не обойтись. Нужно это вдолбить Илье в голову. Когда часы показывают семь, я не выдерживаю и подключаю телефон. И уже через несколько секунд набираю номер. Затем звоню еще и еще… Насти нигде нет. Я ищу фонендоскоп и, чтобы хоть какое-то время не думать о Настеньке, выслушиваю Семена. Слышу его жесткое дыхание, сухие звонкие хрипы в легких и думаю о том, что остаток дня буду коротать с Ильей. Я напрасно успокаиваю себя мыслями о том, что Настенька иногда позволяет себе ночевать у знакомых. Какая-то неясная тревога поселилась в душе. Мне вдруг приходит в голову, что нити сюжета моего романа стали упорно и независимо от моего желания вплетаться в рисунок моей личной жизни.

Но не навсегда же Семен поселился в моем доме!

Какая у него волосатая грудь! Какая широкая… Его глаза закрыты, глубоко запали в темные глазницы, заострился нос. Я слушаю его сердце – оно частит. Немного приглушены тоны… Я и не подумаю звонить в приемные отделения больниц в поисках Настеньки. У меня даже в мыслях нет, что с ней может что-нибудь случиться. Просто она решила немножечко потрепать мне нервы. Это у нас случается. Так она выражает свое недовольство. Я отказываюсь думать, что именно Семен, его появление у нас, явилось причиной ее неудовольствия. У Настеньки, видит Бог, полно и других забот.