Древний Рим. Быт, религия, культура - читать онлайн книгу. Автор: Франк Коуэл cтр.№ 10

Битье палкой по рукам было обычным исправительным и стимулирующим средством. Более жестоким наказанием была порка кожаным кнутом. Римляне, видимо, верили в часто цитируемую строку греческого драматурга Менандра (приблизительно 342 – 291 гг. до н. э.), чьи произведения были популярны в римских школах, что «человека, которого не секли, нельзя назвать образованным». Не очень многие голоса, видимо, поднимались в знак протеста, но одним из таких людей был родившийся в Испании Квинтилиан. Марк Фабий Квинтилиан (приблизительно 35 – 100 гг. н. э.) осуждает порку, считая подобное наказание унизительным для свободнорожденного. Если тот или иной подросток лишен самолюбия, то ему и порка не поможет. Квинтилиан полагал, что детям лучше ходить в школу, несмотря на жестокое обращение, чем получать домашнее образование. Но старинная традиция домашнего образования сохранялась и по мере того, как Рим богател, в последнем веке республики и в последующие века империи, все больше и больше родителей нанимали своим детям частных наставников, обычно греческих рабов, купленных на рынке, где те довольно высоко ценились, если были особенно искусны в чтении, музыке или арифметике. Поскольку в Риме обучение не было обязательным, дети могли вырасти безграмотными, если родители не сочли нужным дать им образование. К тому же не было никакого контроля со стороны государства или школьных инспекций в период республики и в начале эры империи. На закате империи самое большое, что предприняли обеспокоенные и неравнодушные императоры, был установленный до определенной степени контроль над педагогами и, по-видимому, поощрение мунициев и губернаторов провинций назначать более квалифицированных школьных учителей или просто увеличивать их число.

Рис. 11. Школьный учитель порет ученика розгами

Позднее, когда римская система образования полностью сложилась, подавляющее большинство римских детей так и не перешагнули границ элементарного или начального обучения. Это означало, что они научились чуть лучше читать, писать и повторять «прописные» правила, лелеющие определенные моральные доктрины. Вероятно, какой-то курс простейшей арифметики тоже был включен в программу обучения – хотя даже это определенно было сопряжено с трудностями. Ведь все римские цифры представляют собой сочетания шести букв: I (1), V (5), X (10), L (50), C (100), M (1000), и громоздкая суть такой системы счисления очевидна из того факта, что требуются восемь букв, чтобы выразить число 88: LXXXVIII. Умножение и деление, как сложение и вычитание, решались с помощью передвижений костяшек на счетной доске, или абакусе (abacus). Но даже эти мелкие достижения приходилось завоевывать, вопреки бремени домашнего окружения, где зачастую обучению уделялось мало внимания. Даже в I век империи на ребенка большее влияние оказывала его нянька или, когда он шел в школу, раб, который сопровождал его туда, чем школьный учитель. Квинтилиан убеждал родителей прежде всего проследить, чтобы нянька ребенка говорила правильно. Конечно, он знал, что самое важное, чтобы у нее был хороший характер, но подчеркивал, что и сами родители тоже должны говорить правильно, и полагал, подобно всем здравомыслящим родителям, будь то римляне или кто-либо другие, что любые влияния в раннем детстве могут быть как глубокими, так и крепкими. Тацит придерживался такого же мнения, сетуя, что в его дни младенца вверяли любой греческой девчонке-рабыне, которой помогал один из мужчин-рабов – обычно самый никчемный из всей домашней челяди, в результате чего на незрелые и впечатлительные умы с самого начала оказывали влияние рассказы и суеверия этих рабов, но никого из домашних это нисколько не волновало.

К I веку до н. э. детей представителей среднего класса и более состоятельных родителей ожидала более продолжительная школьная жизнь: закончив обучение у литератора, они шли учиться у грамматика. Квинтилиан говорил, что как только мальчик научится хорошо читать и писать, наступает очередь идти на обучение к литератору. Он считал предпочтительным, чтобы мальчики начинали обучаться греческому, поскольку общеупотребительной латыни ребенок научится все равно, хочет он того или нет. Квинтилиан рекомендует заниматься переводами с греческого на латинский, ссылаясь при этом на примеры Л. Красса, Цицерона и других.

Светоний (69 – 140 гг. н. э.) подводит итог развития изучения литературы, сказав: «Грамматика в Риме в прежние времена не пользовалась не только почетом, но даже известностью, потому что народ, как мы знаем, был грубым и воинственным и для благородных наук не хватало времени. И начало ее было скромным: древнейшие ученые, которые в то же время были поэтами и наполовину греками (я говорю о Ливии и Эннии, которые, как известно, учили в Риме и на родине на обоих языках), только переводили греков или же читали публично собственные латинские сочинения».

Под «наполовину греками» Светоний подразумевал, что и Ливий и Энний были италийцами, родом из Ближней Италии, которой греки управляли. Ливий перевел «Одиссею» Гомера на латинский приблизительно в 250 году до н. э. Таким образом, можно было положить начало изучению в Риме литературы на латыни, и римлянам повезло, когда они начали серьезно относиться к образованию, чтобы ознакомиться с бесценным наследием культуры и цивилизации Греции. Немногие римляне осознавали, насколько им повезло в этом отношении, потому что подавляющее большинство интересовалось исключительно более прозаическими делами повседневной жизни. Поэтому в семейном кругу и в школе дети обычно знакомились с римскими способами определения времени, числа, дня месяца и года; они учились различать деньги по их стоимости, а также умению высчитывать и измерять вес, длину и объем. По-видимому, до тех пор, пока юные римляне не стали заканчивать начальную школу литератора и отправляться на обучение у грамматика, что могли себе позволить дети более состоятельных родителей к I веку до н. э., они, видимо, более успешно справлялись с арифметическими задачами и простыми вычислениями. Некоторые способы измерения у римлян не слишком отличались от наших, которые на самом деле происходят в какой-то степени от них, но остальные, особенно календарь, были совершенно другими.

Если не светило солнце или римляне не находились возле хороших солнечных часов, они никак не могли точно определить время, поэтому человек, находящийся в одном конце Рима, не был уверен, что он и человек в другой части этого города дадут одинаковый ответ, если спросить у них, который час. Не имея никаких механических часов, им приходилось опираться в вычислении времени суток на восход и закат солнца. Две эти фиксированные точки дня, которые были одинаковы для всех, определяли границы деятельности большинства людей, потому что, как мы уже видели, искусственное освещение при помощи масляных светильников и свечей давало мало света, требовало постоянного внимания и было причиной сильного дыма и копоти. Большинство римлян, ограниченных продолжительностью светлого времени суток, разделяли его на двенадцать часов, поэтому полдень был моментом, когда шестой час переходил в седьмой. Полночь точно так же была моментом, когда седьмой час служил началом ночи. Поскольку летом дни длиннее, чем зимой, римский час в дневное время должен был быть продолжительнее, но, поскольку римляне не пытались поделить часы на минуты, это не имело большого значения. Когда англичане пишут «a. m.» для любого времени с утра до полудня, они сокращают латинское выражение «ante meridiem», что значит «до наступления полудня», в то время как «p. m.» означает «post meridiem» или «после полудня».