1937. Трагедия Красной Армии - читать онлайн книгу. Автор: Олег Сувениров cтр.№ 55

А вот как оценивались в политхарактеристиках некоторые другие командиры:

– Комбриг Батов П.И. – командир 3 ск (МВО). 1897 г. р., из крестьян, служащий. В старой армии – унтер, в 1917 г. окончил школу прапорщиков. С 1919 года состоял членом ВКП(б), но механически выбыл в связи с отрывом от парторганизации. В 1929 г. вновь вступил в ряды ВКП(б). Женат на латышке, у которой две сестры в 1920 г. уехали в Польшу. В сентябре 1938 г. органами НКВД арестован, как враг народа, брат Батова. По заявлению Батова – связи с ними не имел256.

– Комбриг Снегов М.Г. – начальник Управления делами НКО. 1896 г. р., кандидат ВКП(б) с 1930 г. В партию в первый раз вступил в 1919 г., но был исключен комиссией по чистке в 1921 г. Предъявлены обвинения: непролетарский уклад жизни, женат на генеральской дочери и сам сын полковника, карьерист. Враг народа Булин представлял Снегова для назначения на должность начальника АМУ РККА257.

– Комдив Захаров М.В. – хвалил Уборевич (когда Захаров был начальником одного из отделов штаба БВО); хвалил Егоров (когда Захаров был слушателем Академии Генерального штаба)258.

– Комдив Веревкин-Рахальский Н.А. Его дед – генерал Веревкин участвовал в походе Скобелева в Средней Азии. Начиная с Туркестанского фронта (1919 г.) соприкасался и находился в близких отношениях с целым рядом разоблаченных злейших врагов народа (Белов, Ефимов, Уборевич, Шмидт и др.)259.

Не правда ли, звучат прямо как политический донос, а то и строки из обвинительного приговора.

Страшным криминалом по тем временам звучало обвинение в недостаточном рвении и усердии в деле «выкорчевывания врагов». И всякая подобная официальным лицом зафиксированная оценка приобретала характер политического доноса. Член Военного совета БВО комкор Ф.И. Голиков 30 июля 1938 г. подписывает политхарактеристику на командира 2 сд комбрига С.И. Еремина. В этом определявшем тогда судьбу любого командира документе комбриг, по сути, обвинялся в том, что он не ставит «с полной основательностью на практические рельсы борьбу с последствиями большого вредительства в дивизии и капитального выкорчевывания враждебного элемента»260. 18 ноября 1938 г. из Орла политработник Бочаров спешит доложить Мехлису, что, по материалам, имеющимся в 6 сд, «плохо выглядит» член Военного совета УрВО Николаев. Почему же он «плохо выглядит», в чем он провинился? Оказывается, «в бытность начподивом глушил сигналы… мер не принимал… По дивизии арестовано после его отъезда около 100 человек, почти весь штаб дивизии»261.

На что были направлены и чем кончались подобные характеристики-доносы, можно судить по примеру начальника Административно-мобилизационного управления (АМУ) РККА комдива А.И. Баринова. В политхарактеристике на него, написанной 28 ноября 1938 г. военкомом АМУ полковым комиссаром Порсаевым, после напоминания о том, что он – бывший офицер царской армии (капитан) и в 1938 г. исключен из ВКП(б) за связь с врагами народа и притупление политической бдительности, подчеркивалась и такая вина Баринова как начальника управления – «не поставил своевременно перед начальниками отделов задачу выявления и ликвидации последствий вредительства. Оставлять у руководства нельзя»262. На этом же листе имеется помета: «Уволен».

Очевидно, многие слушатели военных академий, различных курсов, курсанты военных училищ и не подозревали, что любое не совсем официальное слово, сказанное, казалось бы, в самом тесном дружеском кругу, как правило, быстро долетало до ушей военных комиссаров, а оттуда немедленно докладывалось по команде. 31 марта 1939 г. военком Академии Генштаба бригадный комиссар Фурт спешит донести заместителю начальника ПУ РККА Ф.Ф. Кузнецову: «27 марта с.г. слушатель авиа КУКС при Академии Генштаба Герой Советского Союза полковник Гусев А.И. вел в учебной группе разговоры: «Ежова отстранили от НКВД за то, что он арестовал Литвинова» и т. п. Сведения эти сообщил мне слушатель того же КУКСа полковник т. Сбытов»263. Характеризуя сложившуюся в армии обстановку, капитан Студенников в присутствии ряда командиров в/ч 8349 заявил в мае 1939 г.: «О Николае Втором говорили что угодно, а сейчас ничего нельзя сказать. Только скажешь, то сразу Особый отдел узнает. Сейчас лучше всего язык держать за зубами. У нас есть такие люди, которые хотят путем доносов нажить себе политический капитал»264.

Пытаясь размышлять о причинах такого широкого размаха столь несвойственного армейской среде доносительства, приходишь к выводу, что главным здесь были – вся атмосфера в стране и социальный заказ высшего руководства военного ведомства. От имени партии и всего народа Центральный комитет ВКП(б), Совнарком СССР, нарком обороны и начальник Политуправления РККА неустанно требовали: выявляй, выявляй, докладывай, докладывай (т. е. доноси, доноси) о любых проявлениях деятельности «врагов народа». И выявляли, и докладывали, и доносили.

Многие вступили на этот позорный путь доносительства, рассматривая доносы как способ собственного выживания. В небывало мрачной атмосфере массовых, охватывающих все звенья военной системы арестов, даже наиболее смелые не были свободны от страха за самое физическое существование. «Стукачи, – писал Василий Гроссман в повести «Все течет», – проросли из человека. Жаркий пар госстраха пропарил людской род, и дремавшие зернышки взбухли, ожили». И сколько же, еще вчера казавшихся честными и порядочными, людей в военной форме стали теперь думать, да и действовать по принципу: «Лучше один раз стукнуть, чем семь лет перестукиваться». Причем почти каждый видевший или слышавший что-то «неположенное», стремился опередить своего собеседника и доложить (донести) первым и тем спастись…

Но немалое значение в распространении доносов имел и карьерный мотив. Роберт Конквест даже считает, что стремление добиться исключения из партии своих конкурентов по службе, а то и их ареста, было общепринятым способом служебного продвижения265. Изученные мною документы не дают основания сказать, что донос был общепринятым способом выдвижения, но то, что он использовался в карьерных целях – это несомненно. В военных кругах широко известен факт, когда некто Галицкий написал донос на своего непосредственного начальника – начальника инженерных войск МВО бригинженера С.И. Асланова. Асланов был арестован, осужден и умер в Магаданском лагере, а доносчик занял его служебное место и долго ходил в генералах, пока его в конце концов не разжаловали. Недавно появилась публикация и о другом подобном случае. Бывший командир 99-й стрелковой дивизии А.А. Власов после возвращения из служебной командировки в Китай был снова направлен в 99 сд, на этот раз для инспектирования. Соединение оказалось передовым, но и недостатки тоже нашлись: командир дивизии усиленно изучал тактику боевых действий вермахта. Власов по этому факту написал «рапорт». Командира 99 сд после этого арестовали, а Власова вскоре назначили на его место266.

И, наконец, третий существенный мотив – чувство исполненного гражданского долга. Каким бы диким такое утверждение ни показалось современному читателю, в тогдашней армейской жизни немалое количество людей (особенно из молодежи) совершенно искренне верили в наличие в РККА огромного количества врагов народа, в необходимость бескомпромиссной борьбы с ними и старались внести в эту борьбу свою посильную лепту. Конечно, про них можно сказать то же, что сказал о себе К.И. Чуковский («искренний идиот»), но все-таки их можно и пожалеть.