Возможная жизнь - читать онлайн книгу. Автор: Себастьян Фолкс cтр.№ 12

А потом после отбитых им 48 или 55 подач – перерыв на обед, поздравления товарищей по команде, робкие улыбки их сестер, матерей и подружек, длинный стол на козлах, салат с языком и беконом, крекеры, сыр, однако слишком наедаться не стоит и пива из бочонка можно выпить лишь полпинты, потому что послеполуденная жара потребует от него, жаждущего победы своей команды, усилий куда более значительных. Покинув павильон, он выкуривал сигарету и глядел в небо, чтобы глаза снова привыкли к свету, а судьи уже выходили на поле. И он поворачивался к своему напарнику: «Ну что? Начнем?»

Они провели в лагере три недели, когда деливший с ними нары поляк умер от тифа, и места стало побольше. Теперь они спали валетом, и понемногу Джеффри начал, хоть и сам находил это нелепым, относиться к нескольким квадратным дюймам у головы как к своей личной территории – и негодовать, когда в нее вторгались большие ступни Трембата. Однажды он спрятал там, в щели между досками, сокровище – кусочек выданной на завтрак колбасы – и весь день предвкушал, как съест его вечером. Данное действие Джеффри трактовал в военных терминах – «сохранение неизрасходованного пайка», хотя на самом деле он напоминал себе материных такс, которые прятали у себя в корзинках самое ценное – брошенные людьми остатки от завтрака.

Прежде чем устроиться на ночь, они с Трембатом шепотом делились планами. В лагере находились десятки тысяч заключенных и всего несколько сот охранников. Правда, в двух бараках были женщины – неважные бойцы, хотя и доведенные до отчаяния; немалое число мужчин совсем ослабло от болезней и недоедания и пользы никакой тоже принести не могло. Однако имелись мужчины все еще крепкие – такими были, к примеру, многие русские военнопленные – и к тому же профессионалы: электрики, которые сумели бы обесточить ограду, плотники, кузнецы и прочие, способные вооружить людей. Заключенные могли использовать против своих мучителей численное превосходство. Конечно, значительная часть полегла бы под пулеметным и винтовочным огнем, однако все равно удалось бы задавить эсэсовцев числом, завладеть их оружием, обратить его против бывших владельцев, повалить дозорные вышки, перерезать проволоку и вырваться на свободу.

Трембат начинал терять терпение.

– Послушай, Тальбот, – сказал он однажды, – важно, чтобы мы не позволили себе пасть до уровня кое-кого из этих людей. Они же утратили человеческое достоинство.

– Они – беженцы, – ответил Джеффри. – Они лишились семей, домов, денег – некоторые, я думаю, даже детей. А мы. Конечно, в оккупированной Франции нам приходилось туго, но ничего похожего на.

– Вот именно. Они – гражданские. А мы – солдаты.

– Нерегулярной армии. Потому нас и отправили сюда, а не в настоящий лагерь для военнопленных. Мне рассказали в Лондоне, что девушку, с которой я впервые прилетел во Францию на «Лизандере», схватили и бросили в женский лагерь под названием Равенсбрюк. И больше о ней никто не слышал. Красный Крест там не работает.

– Ты хочешь сказать, что ее убили?

– Думаю, да.

В тот вечер во время переклички офицер СС спросил, говорит ли кто-нибудь по-французски, и Джеффри, толком не подумав, поднял руку. Ему приказали сделать шаг вперед, конвоир с винтовкой отвел его в стоявшее у ворот лагеря административное здание, и уже по пути туда Джеффри понял, что совершил ошибку. На что он, собственно, надеялся? На работу получше, сидеть в конторе и переводить вместо того, чтобы рыть канавы и получать побои?.. На удобства, которые принесет сотрудничество с врагом? Здесь, в этом месте, никакого «получше» не существовало, конец для всех был одинаков, просто дороги к нему вели разные – одни короче, другие длиннее. Конвоир-эсэсовец ухмылялся, как человек, который все уже знает, да не скажет.

Джеффри получил форменную одежду зондеркоманды – полоски на ней были пошире – и приказ ждать. Уже после полуночи из соснового леса донесся далекий шум поезда. В ночи все поезда звучат одинаково, подумал Джеффри: заунывно, – и в голове его мелькнула строчка из песенки Шарля Трене. Перестук колес и лязг вагонов становились все громче; на фоне освещенных луной облаков показались клубы дыма и пара, затем в темноте обозначились очертания паровоза, замедлявшего ход, приближаясь к станции, и наконец состав из двадцати вагонов вздрогнул и встал у перрона, и паровоз, ахнув, выпустил последний пар. На миг ночь примолкла.

Затем заключенные из зондеркоманды, в состав которой входил теперь и Джеффри, устремились к вагонам для скота, отомкнули их двери, и те с визгом отъехали в сторону по металлическим направляющим. Поезд доставил сюда не лошадей и не коров, а сотни людей – детей, женщин, мужчин, старых, молодых, – они выпрыгивали или вываливались на перрон, прочь от оставшихся позади экскрементов и трупов. Джеффри, у ног которого рычала немецкая овчарка, поторапливал их и старался ободрить. Все прибывшие были французами. «Descendez. Vite. Messieursdames! Vite, s’ilvous plaît» [15] . Какое убожество, думал Джеффри, что он может облагородить свое участие в происходящем всего лишь этим «пожалуйста». Французы так любят свои «пожалуйста», «спасибо», «месье» и «мадам»; мать и ее лиможская родня гордились бы им.

Под поторапливающее рявканье офицеров СС зондеркоманда пинками построила новоприбывших в шеренги. «Les hommes à droite. Les femmes et les enfants à gauche» [16] , – кричал Джеффри, переводя приказы с немецкого. Чемоданы, сумки, а то и просто узлы с пожитками, вырванные из рук вновь прибывших, сносили к концу перрона, сваливая в кучу; а оттуда другие заключенные, большей частью женщины, торопливо уносили их в здание вокзала, точно мыши, утаскивающие кусочки сыра сквозь дырку в плинтусе. Приезжие были измучены и испуганы, и все же в лицах многих еще светилась надежда; здесь были мужчины в хороших пальто с желтыми звездами на лацканах, женщины в опрятных платьях, сумевшие сохранить прическу в течение всего долгого пути с Запада. Некоторые держали за руки детей, не отпуская их от себя. Другие уже походили на нищих бродяг, утративших последние остатки сил; они примут любую участь, подумалось Джеффри, лишь бы отдохнуть. Впрочем, большинство воспринимало происходившее стоически и, похоже, надеялось, вопреки лаю собак, плетям и крикам, на торжество некой естественной справедливости; Джеффри видел, что на свое будущее жилье с его крепкими кирпичными строениями и опрятным обликом они поглядывают не без оптимизма.

Первыми удалили женщин с детьми – затолкали в грузовики и увезли куда-то в сторону от главных ворот. Других женщин разделили – насколько мог судить Джеффри, по возрасту и физическому состоянию. Тех, что выглядели трудоспособными, загнали в то же здание, где прежде побывали и они с Трембатом, – предположительно, на бритье голов и дезинфекцию; других, постарше и послабее, тоже погрузили в машины. Одни члены зондеркоманды уже вытаскивали на перрон трупы, другие начали омывать вагоны водой из брандспойтов. Джеффри стиснул зубы и старался не вдыхать глубоко.