Тамплиеры и другие тайные общества Средневековья - читать онлайн книгу. Автор: Томас Кейтли cтр.№ 22

Хасан был вынужден оставаться осторожным и скрывать свои взгляды при жизни отца, поскольку, какого бы мнения ни придерживались ассасины относительно способностей и интеллектуальных возможностей руководителя своей секты, они были убеждены, что обязаны подчиняться его приказам как исходящим от зримого представителя святого невидимого имама. И как высоко ни почитали бы они Хасана, его кровь пролилась бы в тот самый миг, как приказ об этом слетел бы с губ его отца. На как только умер Кеах Мухаммед, после двадцатичетырехлетнего правления, и верховный пост перешел к Хасану, он тут же решил сбросить маску и не только сам начал попирать законы, но позволил и стал поощрять своих подданных поступать так же.

Соответственно, когда пришел месяц Рамадан (Великий пост у мусульман) 559 года от хиджры (1163 н. э.), он приказал всем жителям Рудбара собраться на эспланаде для молебна (мозелла) перед стенами замка Аламут. Обращенной в сторону Кеблы [44] по его приказу была построена трибуна, по четырем углам которой были размещены флаги разных цветов, близких исламу, а именно белого, красного, желтого и зеленого, то есть тех, которые противопоставлялись черному цвету Аббасидов.

На 17-й день этого месяца народ, повинуясь его указаниям, в большом количестве собрался под стенами крепости. Через некоторое время вышел Хасан и взошел на трибуну. Все голоса стихли в ожидании слов шейха аль-Джебала. Он начал свою речь, ошеломив умы аудитории загадочными и невразумительными фразами. Через некоторое время, когда он ввел всех таким образом в заблуждение, Хасан сообщил, что посланник имама (то есть призрака халифа, который продолжал царствовать в Каире) прибыл и передал ему послание для всех исмаилитов, в котором обновляются и утверждаются новые фундаментальные принципы секты. Он продолжил заверять всех, что этим посланием врата Божьей милости и сострадания откроются для тех, кто последует и повинуется ему, что они являются избранными, что они освобождаются от всех налагаемых законом обязательств и избавляются от груза всех предписаний и запретов, что теперь он сопровождает их до дня воскресения и что все это является откровением имама. После этого он на арабском языке прочел Кутбех, молебен, который, по его словам, был получен от имама, а переводчик, стоявший у подножия трибуны, довел его до присутствующих следующим образом:

– Хасан, сын Мухаммеда, сын Бузург Умейда, наш халиф (преемник), дай и худжет (доказательство). Все, кто следует нашему учению, должны прислушиваться к нему в вопросах веры и мирских делах и расценивать его указы как обязательные для выполнения, его слова как весомые. Его запреты не должны нарушаться, и его приказы должны расцениваться как наши собственные. Все должны знать, что наш повелитель проявляет к ним сострадание и ведет их дорогою к самому Всевышнему.

Когда это заявление было доведено до сведения собравшихся, Хасан спустился с трибуны, приказал расставить столы и повелел прекратить пост и, как в праздничные дни, предаться всем видам развлечений, с музыкой, различными играми и состязаниями.

– Потому что, – выкрикнул он, – сегодня день воскресения!

В соответствии с тем, как исмаилиты интерпретировали Коран, это был день явления имама.

То, что правоверные ранее лишь подозревали, нашло теперь подтверждение. Было провозглашено, без всяких иллюзий, что исмаилиты – это еретики, втаптывающие в грязь все наиболее очевидные и простые заповеди ислама. Поскольку, хотя они и могли попытаться оправдать свое поведение иносказательной системой толкования Корана, все это явно противоречило здравому смыслу и могло стать инструментом для одобрения любой гнусности под религиозным прикрытием. С этого времени термин «мулахид» (нечестивый) стал обычным и понятным обозначением для исмаилитов в устах правоверных мусульман. Что касается самих исмаилитов, то они были в восторге от совершенного и вели себя как освобожденные рабы. Они даже начали отсчет новой эры от 17-го числа (некоторые источники указывают на 7-е) Рамадана 559 года, того дня, когда явился имам. К имени Хасана отныне они добавляли: «Да прибудет в мире память о нем». Фраза, которая, как окажется, сама по себе использовалась при упоминании о нем. Так, историк Мирхонд уверяет, что заслуживающий доверия человек рассказывал ему о существовании следующей надписи над дверями в библиотеку Аламута:

С Божьей помощью

Путы законов он снял,

Владыка сущего,

Чье имя пребудет в мире.

Безумие Хасана достигло своего апогея. Он посчитал ниже своего достоинства быть почитаемым, как его предшественники, всего лишь в качестве представителя имама на земле, но стал выдавать себя за истинного и настоящего имама, который наконец-то явился в мир. Он выслал письма во все поселения общества, требуя признать его в этом новом статусе. Ему все же хватило благоразумия, чтобы высказать в своих посланиях уважение званиям и заслугам подчиненных ему местных лидеров. Как это видно в следующем письме, высланном в Кухистан, где правил рейс Мозаффар: «Я, Хасан, сообщаю тебе, что я – посланник Всевышнего на земле, а мой посланник в Кухистане – рейс Мозаффар, кому жители этой страны должны повиноваться и воспринимать его слова как мои».

Рейс возвел трибуну в замке Муминабад, где была его резиденция, и зачитал письмо жителям, большая часть которых с радостью вслушивалась в его содержание. Перед трибуной были накрыты столы, выставлено вино, звучали трубы и литавры, игра свирелей и флейт увеличивала веселье, и день отмены заповедей и законов превратился в торжество и празднество. Те немногие, которые искренне и честно исповедовали ислам, покинули край, который они посчитали прибежищем безбожия, и отправились искать другое пристанище. Другие, не столь решительные, остались, хотя и были шокированы тем, что были вынуждены ежедневно лицезреть. Подчинение приказам имама сой-дисант тем не менее было практически повсеместным и, согласно Хаммеру, которого вряд ли можно заподозрить в том, что он рассматривал систему Хасана как более свободную, чем подробно описанное им учение Магомета, «флаги неверия и самой бессовестной аморальности развевались теперь над всеми замками Рудбара и Кухистана, как примеры нового озарения и вместо имени египетского халифа со всех сторон разносилось имя Хасана как истинного преемника Пророка».

Последнее утверждение представляло определенную сложность для Хасана, поскольку, чтобы соответствовать этой высшей позиции в глазах людей, необходимо было доказать кровное родство с пророком. То была высокая честь, на которую, как хорошо было известно, семья Хасана никогда не претендовала. Он мог взять на себя ответственность отменить заповеди Корана в свое удовольствие, и люди, чьим склонностям таким образом потакали, вряд ли стали бы тщательно выяснять, на каком основании он это сделал. Однако попытка отнять у фатимидского халифа почетное звание, которое он столь долго носил, и принять в его присутствии роль наместника Бога на земле могла оказаться слишком сильным потрясением и вызвать неприятие, если действовать без предосторожностей.

Поэтому требовалось, чтобы он доказал кровное родство с Фатимидами. Он начал делать тонкие намеки относительно правдивости устоявшегося мнения о том, что он является сыном Кеаха Мухаммеда. Ранее уже рассказывалось, что, когда Хасан Сабах был в Египте, возникли разногласия относительно преемника на троне, при которых тот чуть не лишился жизни, выступив против могущественного главнокомандующего (Эмир аль-Джуйуш), и Несар, принц, которого халиф Мостансер видел в качестве преемника, был лишен своих прав под влиянием этого вельможи. Доверенные Хасана начали распускать слухи, что спустя год после смерти халифа Мостансера некий человек по имени Абу эль-Зейди, старавшийся сохранить свой визит в тайне, пришел в Аламут и принес с собой сына Несара, которого он оставил на попечение Хасану Сабаху. Последний в память о халифе и его сыне принял беженца с большими почестями и предоставил небольшую деревню у подножия Аламута под резиденцию молодого имама. Когда юноша вырос, он женился и у него появился сын, который получил имя «Пребудет в мире память о нем». В то же самое время, когда жена имама была прикована к постели в деревне, в замке разродилась супруга Кеаха Мухаммеда. Для того чтобы потомок Фатимы смог прийти к власти, на которую имел право, пользующаяся доверием женщина предприняла попытки и преуспела, незаметно подменив детей. Другие пошли еще дальше и не стеснялись предположить, что у молодого имама была интрижка с женой Кеаха Мухаммеда и что Хасан появился в результате супружеской неверности. Настоящее дитя амбиций, Хасан готов был охотно опорочить память своей матери и даже признать самого себя внебрачным ребенком, если только это поможет ему заставить людей поверить в его происхождение от пророка.