Ржевская мясорубка. Время отваги. Задача - выжить! - читать онлайн книгу. Автор: Борис Горбачевский cтр.№ 4

— Шевелись! Пошевеливайся!

Три следующих часа отведены на изучение уставов. Их много, и каждый нужно вызубрить до последнего параграфа. Командир должен точно руководствоваться уставом — в наступлении и в обороне, — в лесу и в поле, зимой и летом, во время караульной службы и т. д. Всем нам, командирам и курсантам, известно, что полевые уставы, которым нас учат, — устаревшие, еще довоенные, ориентируют в основном на опыт Гражданской войны, без учета знаний о современном ведении боя. А значит — бесполезны. Но командиры об этом молчат, молчим и мы. Зубрим их, как самые тупые школяры, не понимая, по своей неопытности, какой колоссальный вред они уже принесли и еще принесут Красной Армии, пока их не заменят новыми. К примеру, в соответствии с действующими уставами командир должен находиться впереди атакующей цепи. Так мы поначалу и воевали, от чего неоправданно гибли командиры, терялось управление на поле боя.

Часы занятий по изучению уставов — одни из самых гадких. Их проводит с нами командир взвода лейтенант Артур. Порой кажется, что, кроме уставов, он ничего не знает и не хочет знать. Но в этом деле он истинный артист. Начинает он свои занятия так:

— Первой любовью молодого курсанта должен стать устав! Второй — командир!

Русским языком Артур владеет слабо. Когда, коверкая слова, он произносит «наверех» вместо «наверх», или «нанизех» вместо «вниз», курсанты смеются — понятное дело, в кулак. Хуже занятий по уставам — только политзанятия.

После занятий — пятнадцать минут перекур. Затем бег строем на плац. До обеда. Каждый божий день — строевая подготовка. Тоже не шоколад. Ее называют «шагистикой». Шагаем вдоль веревочки: по одному, по двое, по трое, отделением, взводом. Команды звучат непрерывно, одна за другой:

— Левой! Правой! Кругом! Вперед!..

Руководят шагистикой сержанты. Стараются они, может, даже больше, чем мы. Когда ты впечатываешь шаг в асфальт — кажется, что ты ангел, особенно если ты не один, если одновременно вверх, чеканя шаг, взлетают десятки ног. Но сержант вечно недоволен, снова и снова команда:

— Шаг вперед! Шаг вперед!..

Мы научились четко козырять. Мы умеем стоять, как истуканы, по стойке «смирно», выпучив глаза на командира. Можем брать на караул, отбивая каблуками не хуже чечеточников. Браво исполняем повороты направо, налево. Мы стойко терпим идиотские придирки и громкую брань — по поводу и без повода. Мы готовы всегда — независимо от собственного мнения, настроения — быть послушны команде.

Между тем стоять по стойке «смирно» сибирской зимой — без перчаток, сжимая голыми пальцами ледяной ствол винтовки, — это не курорт! Какая собака такое вынесет? А смысл?!

— Черт возьми, кому нужна эта шагистика! — как-то, не выдержав, возмутился Юрка Давыдов, мой самый близкий друг в училище. — Кого из нас хотят сделать — петровских потешных солдатиков? Зачем нужны эти глупости? Уверен: все это вовсе не нужно на войне!

Тот же вопрос Юрка задал на очередной встрече с комиссаром. Комиссар объяснил нам, что строевая подготовка, особенно в военном училище, полезна: она дисциплинирует, помогает каждому почувствовать себя солдатом, вырабатывает определенную сноровку, закаляет физически и подготавливает к тому, чтобы выдерживать трудности солдатской жизни, особенно — большие марши.

— Вот и получается, что на передовой — своя «шагистика», как вы выражаетесь, — заключил комиссар. — Так что строевая подготовка — дело необходимое.

Никто комиссару не возразил. Но Юрка не изменил своего мнения. Позднее он привел мне слова Тимошенко, нового наркома обороны, назначенного вместо снятого после Финской кампании Ворошилова: «Каждый солдат должен овладеть строевым шагом, как своей логикой».

— Ну скажи: не идиотизм? — возмущался Юрка.

Однако продолжим. Со строевой, промерзшие и голодные, возвращаемся в казарму. Первое: бегом в туалет. Затем — строем в столовую. Обед! Суп — традиционно — гороховый, картофельный или перловый. Повара в училище отменные! Но добавки просить нельзя! За супом следуют котлеты с макаронами и компот из сухофруктов. На все полагается два ломтя хлеба. Уминаем все за семь-восемь минут. Больше тратить времени не позволено. И уже звучит:

— Шевелись! Раз, два, три!..

Строем в казарму. Бросаемся на койки — час на отдых. Самое блаженное время!

После «мертвого часа» до вечера — опять занятия: боевая подготовка, тактика, топография, изучение средств связи. Разбираем и собираем винтовку и пулемет. Командиры отделений следят по часам за каждым — кто за сколько управится. Чистим личное оружие.

Два дня в неделю — стрельбы. Стреляем по макетам и мишеням из винтовок и пулеметов. Один день в неделю — в любую погоду — выход на местность: принятие самостоятельных решений в бою, на марше, работа с полевой картой и т. п.

Ужин. Строем быстро идем в столовую. На столах, тоже «в строю», ждут тарелки с кашей — гороховой, пшенной, иногда гречневой, десять граммов масла, два ломтя хлеба и два кусочка сахара на кружку (хочешь еще чая — пей пустой). Скверно выходило, когда наедались гороховой каши, — считай, половина ночи пропала.

После ужина — занятия по тактике, два раза в неделю, и политзанятия — через день.

Самым худшим, как оказалось, были не шагистика и не зубрежка уставов, а политзанятия. Кто-то верно назвал их «похороны с почетом» — три раза в неделю мы «хоронили» с почетом время, убитое на занятия с политруком, заместителем комиссара. Весь какой-то странный — рыжеватый, маленького роста, с брюшком, что, нам казалось, недопустимо в армии, по виду он напоминал бочонок с пивом. Это был человек с образованием, но тупой и безликий. Всегда напряженный, часто вытирал платком пот со лба. Казалось, все, что он делает, дается ему с трудом.

В том, что он говорил на занятиях, правда перемешивалась с ложью. Чего было больше — сказать трудно. Половина времени уходила на чтение выдержек из речей и приказов наркома обороны Сталина. Кто-то из ребят подсчитал, что в среднем приходилось по десять цитат на занятие: значит, в неделю — тридцать, а в месяц — сто двадцать. Вот и прилепилось к политруку прозвище «вонючий цитатник». Единственная польза от его занятий — рассказы о событиях на фронте. Правда, многие новости мы узнавали раньше его. К сожалению, и на фронте я часто встречал подобных политруков-болтунов — тупых и далеких от солдатской души, живых человеческих чувств.

После тягомотины политзанятий наступал наконец наш самый долгожданный и любимый час — час до отбоя! «Час свободы», как называл свободное время Юрка Давыдов. Всего шестьдесят минут — а успеть нужно так много! Написать домой, что-то пришить или зашить, послушать радио, прочитать свежую газету, если есть в Ленинской комнате; сыграть хотя бы одну партию в шахматы, обсудить положение на фронте — сердце замирало, когда слышал: «Сегодня наши войска оставили город…» Для чтения остаются считаные минуты.

Двадцать два часа. Очередной учебный день окончен. Вся казарма — на койках. Постепенно затихает шум. Наступает ночная тишина. Но так только кажется. После ухода командиров и старшины вступает в свои права ночная жизнь. Картежники с азартом принимаются за игру, кое-кто играет в шашки. За полночь следует очередной каскад анекдотов. Анекдотчиков среди курсантов пруд пруди. Главные герои многих анекдотов — Абрам и Сарра, большое место занимают и военные персонажи; но больше всего — анекдотов скабрезных и сальных.