Дежа вю - читать онлайн книгу. Автор: Юлия Комольцева cтр.№ 48

А может она паникует напрасно? Может, он решил обсудить планы на отпуск или, например, повышение зарплаты для этой… Агриппины. Да, Агриппины Григорьевны.

Должно быть, эта безумная надежда отчетливо нарисовалась на ее лице. Голос мужа смягчился:

– Я понимаю, Валентина, ты очень устаешь. Но эта поездка вообще тебя добила! А я не хочу, чтобы…

– Да ничего меня не добило! – бросилась препираться она.

– Как будто я не вижу!

– Да что ты видишь, что?

Ефимыч сощурился.

– За эти дни ты позвонила только однажды. Когда напилась. Твоя секретарша даже не знала, где ты, хотя ты поехала в Сибирь по работе. А вчера на вокзале? На тебе же лица не было. И после этого ты говоришь, что все в порядке? – торжественно и сердито вопросил Ефимыч. – Заметь, я не требую у тебя объяснений, я понимаю, что ты не хочешь пускаться в подробности, но я прошу тебя – нет, я настаиваю! – отдохни, возьми отпуск, ты все равно в таком состоянии не сможешь решить никаких проблем. А проблемы, как я понимаю, серьезные.

Тина ровным счетом ничего не поняла.

– Заметь, – вдруг развеселившись, он поднял указательный палец, – другой на моем месте еще бы и сцену ревности тебе закатил. Ты несколько суток дома не была, возвращаешься с перевернутым лицом, вся в думках непонятных. Согласись, признаки тревожные! Но я, ты знаешь, не любитель скандалов на пустом месте. Я все понимаю!

А она опять-таки – ничего.

Наверное, в другое время сразу стало бы ясно, что муж соскучился. Неважно – по ней или по нравоучениям для нее. Но соскучился и потому тарахтит без умолку.

Сейчас осмысливать его поведение не было сил.

После слов о ревности стало совсем худо, и остальное Тина слушала как будто сквозь вату. А ведь он, наверное, ждет какой-то реакции. Ответа какого-нибудь. Какого, а? С кем бы посоветоваться?

Раньше ей бы и в голову не пришло искать помощи. А сейчас впору зарыться в женские журналы. Кажется, там любят кропать статейки на тему «Ты изменила мужу, и что с этим делать?»

Да ничего не поделаешь! А главное – делать не хочется.

Хочется еще раз… того… изменить.

Тина быстро запила эту мысль остывшим кофе. А та все не проглатывалась, маяча на поверхности! Господи, даже кофе напоминал о нем.

– Ефимыч, – выдавила она, – мне… трудно сейчас говорить… голова раскалывается. Понимаешь?

– Понимаю, понимаю. Хочешь, сделаю тебе бутерброды?

О, нет! Спасибо! Бутерброды тоже запретная тема! Сколько их теперь накопилось, запретных тем?

– Так ты подумай над моими словами, – выдвигаясь из кухни, напомнил Ефимыч. – Рванули бы куда-нибудь к морю, недельки на две, а?

– Я подумаю, – торопливо кивнула она, едва сдерживаясь, чтобы не надавить на дверь посильнее, выпихивая его вон.

Оставшись одна, Тина налила себе еще кофе. То есть, вознамерилась налить, но промахнулась, потопив в нем салфетку. Убирая, кокнула чашку. Пока осколки собирала, порезала палец. И обреченно забилась в угол – без кофе, без чашки, без надежды, – думая, что так больше продолжаться не может.

Надо ему позвонить.

Едва она подумала об этом, все как будто стало на свои места. Ловко утащив из спальни телефонную трубку, Тина рванула в ванную и там, пустив воду на всю мощность, нервными пальцами забряцала по кнопкам.

Первый гудок. Второй. Третий.

На четвертом она мысленно назвала себя идиоткой. Нажала отбой и добавила к идиотке еще несколько определений и качественных прилагательных. Самым безобидным было «охреневшая».

Тонко подмечено. Охреневшая и есть. Гормоны крышу сорвали. Запоздалый кризис полового созревания.

Трубка, которую она, как горло кровного врага, сжимала в кулаке, залилась пронзительным звоном. И Тина мгновенно осознала, что гормоны ни при чем, разве в сердце есть гормоны, разве сердце имеет отношение к сексу, пусть самому потрясающему?!

– Да?!

– Прости, пожалуйста, что звоню, я все понимаю, я не должен, но мне сейчас кто-то позвонил, а там сорвалось, и я подумал, вдруг… это ты. Это ты?

– Это я.

Дыханье билось в трубке, как птица в силках. Их общее дыханье.

– Что ты делаешь?

– Сижу на унитазе, – ляпнула она.

– Тина, мне тридцать пять лет, – ляпнул он, – тридцать пять! Я с ума сойду!

– Я тоже.

– Тебе нельзя. У тебя дети.

– Да. У меня дети. Когда ты уезжаешь?

– Я же говорил. У меня обратный билет на понедельник.

– На какой понедельник?

– Я же говорил. На следующий.

Да, он говорил! Да, да, да, черт побери! Это всего-навсего глупая надежда, что она ослышалась!

– Тина, ты долго еще будешь сидеть… на этом своем унитазе?

– А что?

– Ну его к черту. Выходи! Выходи, я встречу тебя.

– Хорошо. То есть, плохо. Я не могу. Мне надо на работу.

– Я провожу тебя до работы.

– А твоя презентация?

– Она вечером. В восемь я освобожусь. Нет, в семь. Выходи, Тина, я еду.

– Адрес… – совсем без сил прошептала она, – запиши адрес.

– Я знаю.

Как нелепо! Она увидела со стороны и поняла – нелепо. Ей тоже не восемнадцать. Если на то пошло, ей даже не двадцать пять!

А она сидит на унитазе, прижав к груди телефонную трубку…

Да что же она сидит?! Он же едет к ней!

Она повторила в который раз:

– Все, Морозов, хватит. Я пошла.

– Иди.

– Отпусти меня.

– Пожалуйста.

– Спасибо.

Это невозможное что-то! Что-то, чему ни названия, ни объяснения нет. Что-то, слишком похожее на безумие. Из которого не хочется возвращаться.

– Значит, в «России». В шесть.

Его руки снова вернулись к ней. Будто он был над ними не властен.

– А презентация? Ты же говорил, в семь?

Ее руки опять взметнулись навстречу. Дурацкое пальто! Как в нем неудобно!

– В шесть. – Его жар все ближе, ближе. – Тинка, ты так и не носишь лифчики?

– Морозов, перестань!

– В пять!

– Ты – сумасшедший!

– Скажи еще!

– Сумасшедший, сумасшедший, сумасшедший…

День показался ей бесконечностью, и она успела возненавидеть работу – прежде любимую, тысячу раз наорать на сотрудников – без повода, чего прежде не позволяла себе никогда. И снова разливала кофе, и разбивала чашки, и, нервными пальцами схватившись за трубку, цепенела и глохла, когда оттуда доносились чужие голоса. Десятки разных голосов. Ненужных, неважных, скучных.