Другая королева - читать онлайн книгу. Автор: Филиппа Грегори cтр.№ 15

Страница

Возможно, все попросту объясняется ее красотой. Люди теряют разум при виде красивой женщины, они приписывают ей разные чары лишь за то, как посажены ее темные глаза и как густы темные ресницы. Они подходят к обочине, чтобы с любопытством на нее поглазеть, а потом призывают на ее голову благословения в надежде, что она улыбнется. Она поднимает в знак благодарности руку; должен признать, она необычайно изящна. Она улыбается всем и каждому, словно каждому лично. Все, кто ее видит, теряют разум: отныне они принадлежат ей навечно. Она так заметна, что меня никогда не спрашивают, кто из женщин в черных дорожных плащах королева. Стройная, тонкая, как породистая лошадь, но высокая, высокая, как мужчина. Держится по-королевски, и все взгляды прикованы к ней. Когда она едет мимо, поднимается восторженный шепот, как ветер, и это обожание овевало ее всю жизнь. Она несет свою красоту, как корону, она смеется и пожимает плечами от того, какое неизменное восхищение вызывает, словно это горностаевая мантия, которую кто-то набросил ей на плечи.

Перед ней на дорогу бросают вечнозеленые листья, поскольку цветов среди зимы нет. На каждой стоянке кто-нибудь сует нам горшки с медом и варенье для нее. Женщины подносят ей четки, чтобы она к ним прикоснулась, словно она святая, и мне приходится отводить глаза, потому что и четки теперь вне закона. Или, по крайней мере, так я думаю. Законы так часто меняются, что я не всегда за ними успеваю уследить. У моей матери были коралловые четки, а отец каждый день зажигал свечу перед мраморным распятием; но Бесс все это спрятала в сокровищнице, вместе с иконами, которые ее прежний муж украл из аббатств. Бесс относится к ним как к ценному имуществу. Она не считает их священными, Бесс ничто не считает священным. Так принято у новых людей.

Но когда мы проезжаем придорожный алтарь, где когда-то стояла статуя или распятие, там горит новая свеча, ее маленькое отважное пламя словно говорит, что статую можно разбить, а распятие сбросить, но свет на дороге и пламя в сердце все еще горят. Мария настаивает на том, чтобы мы останавливались перед пустыми святилищами, чтобы склонить голову, и я не могу ее торопить, потому что в ее молитве есть нечто… она так держит голову, словно не только молится, но и слушает. Я не могу заставить себя прервать это краткое молитвенное общение, хотя знаю, что люди ее видят и это поощряет папизм и суеверие. Я вижу, что эти краткие молитвы придают ей сил, словно кто-то (кто? ее мать? ее потерянный муж? может быть, сама ее тезка, сама Богородица?) говорит с ней в молчании.

Откуда мне знать? Я из тех, кто просто следует за своим королем. Если король мой папист, я тоже буду папистом. Если он протестант, я буду протестантом, если станет мусульманином, я, наверное, последую за ним. Я не думаю о такого рода вещах. Никогда не думал о них. Я горжусь тем, что не думаю о таких вещах. Моя семья не боролась за свою веру, мы остались верны королю, и его Бог – наш Бог. Но когда я вижу ее лицо, озаренное свечой возле придорожной иконы, когда она улыбается так отрешенно… по совести, я не знаю, что вижу. Будь я глуп, как простолюдины, я бы подумал, что вижу прикосновение Господа. Подумал бы, что вижу женщину, прекрасную словно ангел, потому что она и есть ангел, ангел на земле – проще простого.

Иногда по вечерам она смеется мне в лицо, беспечная, как девчонка.

– Я для вас великое испытание, – говорит она по-французски. – Не отрицайте! Я знаю, и мне жаль, что это так. Я причиняю вам столько бед, лорд Шрусбери.

Она никак не может выговорить мое имя. Говорит она как француженка; в жизни не скажешь, что ее отец был шотландцем. Она довольно неплохо может сказать «граф». У нее получается «Талбот»; но «Шрусбери» ей никак не дается. Она складывает губы трубочкой, как для поцелуя. И выходит «Чюсбеи», и это так уморительно, что я едва удерживаюсь от смеха. Она обворожительна; но я не забываю, что я женат на женщине, которая многого стоит, и служу королеве несокрушимого достоинства.

– Вовсе нет, – холодно произношу я и вижу, как гаснет ее девичья улыбка.

Ботвелл, меня перевозят в новый замок, Татбери, возле Бартона-на-Тренте. Я буду гостьей графа Шрусбери, но уехать я не вольна. Приезжай, как только сможешь освободиться.

Мари

Я опускаю голову и еду, как монахиня на мессу, но, куда бы я ни приехала, я все замечаю. Я еду, как учил меня полководец Ботвелл: постоянно высматриваю засаду, возможность, опасность, рисуя в уме карту окрестностей, как делал бы он. Англия – мое королевство, мое наследие, и в этих северных землях будет моя особая твердыня. Мне не нужны тайные письма от моего посла, доброго епископа Росского Джона Лесли, чтобы понять, что половина страны и так моя, что она желает избавиться от тирании узурпатора, моей кузины Елизаветы; куда бы я ни приехала, я вижу простых людей, желающих вернуться к прежним обычаям, к добрым обычаям, желающих, чтобы церковь была восстановлена, а на троне сидела королева, которой они могут верить.

Если бы дело было только в простых людях, я бы приняла их хвалу и их дары, улыбнулась в знак благодарности и знала про себя, что они ничего не могут сделать; но дело не только в них. На каждой стоянке, когда к обеду приносят вино, слуга роняет мне на колени записку или вкладывает мне в ладонь послание. Шрусбери как охранник безнадежен, благослови его Господь. Он следит за дверью, но забывает об окнах. Полдюжины английских лордов прислали мне уверения в том, что не позволят держать меня в плену, что не позволят отослать меня пленницей обратно в Шотландию, что поклялись меня освободить. Они заставят Елизавету сдержать обещание восстановить меня на престоле или бросят ей вызов от моего имени. Против Елизаветы тлеет заговор, как пожар в вереске, разрастаясь и скрываясь у самых корней. Она слишком далеко зашла, мешкая восстановить меня на троне, и двор больше не может ее поддерживать. Все знают, что я – ее единственная законная наследница; и все хотят, чтобы я была в безопасности в своем шотландском королевстве и была признана наследницей английского трона. Здесь нет ничего, кроме простой справедливости, это мое по праву; и английская знать, как и простонародье, хочет защитить мое право. Любая английская королева, будь у нее хоть немного разумения, прояснила бы все для меня, для своих лордов, для своей страны. Любая разумная королева назвала бы меня своей наследницей, вернула на шотландский трон и повелела ждать ее смерти. Если бы она обошлась со мной так, по справедливости, я бы ее почитала.

Для многих здесь Елизавета – претендент на трон, бастард-протестантка, которая только благодаря своим тюдоровским рыжим волосам и моему отсутствию заняла мое место. Вся Европа и половина Англии признают, что я – законная наследница, происходящая по прямой и законной линии от Генриха VII, а она – бастард и, хуже того, – уличенная предательница по отношению к королеве, которая была до нее, к священной Марии Тюдор.

Мне приходится ступать по опасной дороге. Никто не обвинит меня, если я сбегу от этого вынужденного гостеприимства. Но все, даже моя собственная семья, даже враги Елизаветы проклянут меня, если я подниму мятеж в ее королевстве. И сама она будет вправе обвинить меня в беспорядках, а то и в измене, если я подниму против нее восстание; я не смею так рисковать. Лорды должны освободить меня, потому что я должна быть свободна. Но они должны сделать это по своему выбору. Я не могу подстрекать их к восстанию против их коронованного монарха. По правде сказать, я этого и не хочу. Кто сильнее верит в то, что королева-помазанница должна править? Положение законного монарха не подвергается сомнению.

Страница