Курская битва, которую мы начали - читать онлайн книгу. Автор: Петр Букейханов cтр.№ 30

Так, например, весной 1943 года (в ходе подготовки к обороне Курского выступа) общая потребность войск Воронежского фронта в личном составе была только на 31% удовлетворена за счет маршевых пополнений, тогда как 27% пополнения составили лица, мобилизованные на освобожденной территории [178] .

Маршал Советского Союза Константин Рокоссовский в своих мемуарах указывает, что осенью 1943 года после значительных потерь части поредели, и значительный приток людей давал призыв в армию граждан на освобожденной от немцев (реоккупированной. – П. Б.) территории Украины (только в 13-ю армию Центрального фронта, которым командовал Рокоссовский, было направлено 30 тыс. украинских «призывников») [179] .

По воспоминаниям другого участника войны [180] , в ноябре 1943 года, после освобождения Киевского района, офицеры советских частей получили приказ приступить к мобилизации военнообязанного контингента из числа местных жителей, «отсиживавшихся» по домам с лета 1941 года, которых призывали в своей одежде и с лопатами (по словам командующего 13-й армии Центрального фронта генерала Николая Пухова [181] , отличить новобранцев можно было по крестьянским зипунам, в которых они участвовали в первых боях), причем в одном пехотном полку ими за два дня было укомплектовано два батальона. Именно таким образом 38-я армия 1-го Украинского фронта в период с 1 по 15 декабря 1943 года получила пополнение из числа мобилизованного местного населения, общим количеством около 18 тыс. человек в возрасте от 18 до 45 лет [182] . По информации П. Кареля [183] , за три недели в августе-сентябре 1943 года в войска советского Южного фронта было мобилизовано около 80 тыс. человек, проживавших на территории только что «освобожденных» районов на северном побережье Азовского моря. Соответственно, только из числившихся пропавшими без вести на бывшей оккупированной территории в Красную Армию было вторично призвано почти 940 тыс. человек [184] .

Аналогичная ситуация складывалась при отступлении германских войск и в сфере использования материальных ресурсов оккупированных территорий.

Так, при отступлении немецкие войска не успевали вывезти или уничтожить местные продовольственные запасы, поэтому осенью 1943 года Государственный Комитет Обороны снял с централизованного снабжения продовольствием и фуражом группу южных фронтов, войска которых заняли Левобережную Украину и изъяли у местного населения для передачи в государственные запасы свыше 384 тыс. тонн зерна (в том числе из-за этого изменилась и структура потребления централизованно доставляемых советским войскам материальных средств в сравнении с русской царской армией в период Первой мировой войны – доля потребляемого продовольствия и фуража снизилась с 63,5% до 19,4% общего количества перевозимых грузов, что позволило увеличить поставки боеприпасов с 3,6% до 29,2%, хотя в общий объем перевозок дополнительно вошло горючее – 28%) [185] . В итоге, если общий расход продовольствия и фуража на довольствие Красной Армии за годы войны составил около 40 млн. тонн, то свыше 20 млн. тонн из этого объема поступило за счет местных ресурсов [186] .

Как видно, немецким войскам необходимо было либо удерживать захваченные земли, либо организовать депортацию и/или массовую ликвидацию всех находящихся там мужчин призывных возрастов, а также уничтожение местных запасов сырья и продовольствия, что было невозможно по причине отсутствия сил и средств, требующихся для установления жесткого контроля за населением, его вывоза и реализации масштабных мероприятий по уничтожению людей и ресурсов.

В связи с изложенным, учитывая практику насильственного призыва в Красную Армию мужской части населения, проживающего на занятой советскими войсками территории, что во многих случаях не находило никакого отражения в учетных документах воинских частей и подразделений (тем более, если вновь призванные погибали в первых же боях), до настоящего времени так и остается неразрешенной проблема оценки истинного размера безвозвратных и общих потерь советской стороны.

К 1 июля 1943 года в действующей армии СССР было около 6,6 млн. военнослужащих, которые составляли 65 – 70% от общей численности вооруженных сил. За время военных действий в 1941 – 1942 гг., а также первом полугодии 1943 г., безвозвратные потери личного состава советских вооруженных сил (убитые, умершие от ран при эвакуации и в медицинских учреждениях, умершие от болезней, погибшие в результате происшествий, пропавшие без вести и попавшие в плен) составили более 7,3 млн. солдат и офицеров. Санитарные потери (раненые, контуженные, обожженные, обмороженные, заболевшие) достигли почти 7,4 млн.

Военно-медицинская статистика показывает, что за всю войну 20,8% из числа находившихся на излечении военнослужащих были признаны негодными и уволены со службы (по другим данным [187] , за время войны было возвращено в строй 72,3% раненых и 90,6% заболевших военнослужащих). Соответственно, из 7,4 млн. санитарных потерь не вернулись в строй приблизительно 1,5 млн. человек. Кроме того, значительное число военнослужащих к началу Курской битвы пока еще находилось на излечении в различных медицинских учреждениях, хотя впоследствии они вновь пополнили вооруженные силы.

В первом полугодии 1943 года было госпитализировано 1,4 млн. раненых, контуженных, обожженных, обмороженных и 467 тыс. больных солдат и офицеров, не учиты вая тех, кто уже находился на лечении. Отсюда следует вывод, что безвозвратные потери Красной Армии к 1 июля 1943 года составляли около 9 млн., а всего из строя безвозвратно или временно выбыло до 11 млн. военнослужащих.

В целом, учитывая число оставшихся в оккупации (73 млн.), находящихся на военной службе (около 11,5 млн.), безвозвратные потери (около 9 млн.), а также естественную убыль мирного населения (11,9 млн. умерших за все время войны), человеческий ресурс, остававшийся в распоряжении советского руководства, составлял не менее 90 – 95 млн. человек.