Тайны политических убийств - читать онлайн книгу. Автор: Виктор Кожемяко cтр.№ 42

Однако оно неизбежно придет. И когда отринута будет массированная антисоветская клевета, когда большинство наших сограждан захотят непредвзято увидеть, разобраться, понять, что такое была на самом деле Советская страна — первая в мире страна социализма и как ее уничтожили, без свидетельств Бориса Примерова и трагической его судьбы не обойтись.

Речь ведь не о том, что советская жизнь была беспроблемно блаженной. Были проблемы, и очень серьезные; были трудности, и весьма нелегкие. Он, Борис Терентьевич Примеров, все это видел, переживал. На естественном стремлении людей к лучшему и на доверчивости нашей сыграли враги.

Вы помните, какой чуть ли не всеобщей эйфорией начиналась так называемая перестройка?

— Когда восходил Горбачев, — рассказывает Тер-Маркарьян, — мы с Борей оказались однажды в родном Ростове. И вот в гостях у заслуженного художника РСФСР Александра Сергеевича Кулагина, уважаемого нами человека, фронтовика, смотрим телевизор. Смотрим и восторгаемся: до чего же обаятелен новый лидер страны! Без бумажки говорит, да так увлекательно… А хозяин мастерской, где мы сидим, вдруг обрушивает на нас холодный ушат: «Чему радуетесь? Я художник, физиономист. Прямо вам скажу: это — сволочь. Вы еще попомните меня…»

Ох, действительно попомнили! Осознание коварного, страшного обмана происходило не сразу и не у всех. А финал подчас был трагическим.

Осенью 1991-го, после антисоветского переворота в августе, поэт фронтового поколения Юлия Друнина выдохнет из глубин души:

Как летит под откос Россия,

Не хочу, не могу смотреть!

Она, много раз видевшая смерть в лицо на фронте, но не павшая духом, теперь сводит счеты с жизнью, добровольно ее покидая. Такова сила нравственного потрясения, которое эта мужественная женщина не в состоянии перенести.

А осенью 1992-го лег под поезд защитник Брестской крепости Тимерян Зинатов. Погиб, оставив записку с проклятиями ельцинско-гайдаровским властям, которые уничтожили Советский Союз и поставили народ на колени.

Еще через год, когда кровавые тучи сгустились над Домом Советов, ставит «точку пули в своем конце» третий мой знакомый ветеран Великой Отечественной — писатель Вячеслав Кондратьев. Все ведь сильные, немалодушные, а вот не выдержали…

Борис Примеров, о чем я уже сказал, был среди защищавших Дом Советов. Он мог погибнуть на баррикадах, как многие его товарищи, но тогда судьба сберегла поэта. Только жизнь стала теперь для него совершенно невыносимой.

— С тех пор, по-моему, я ни разу не видел улыбки на его лице, — вспоминает Аршак Тер-Маркарьян. — Он был задумчивый, мрачный, мои попытки преодолеть такое настроение кончались ничем. Об утвердившихся властителях он говорил с крайним неприятием. Торжество грабителей, хищников, торгашей вызывало у него отвращение. Спрашивал меня иногда: «Ты хоть понимаешь, Аршак, в какой стране мы жили? Понимаешь, что такое Советская власть, социализм, коммунизм?..»

Пятого мая, в День советской печати, двое друзей по давней традиции встречались, чтобы отметить этот праздник. В последние годы отмечали игрой в любимые шахматы. Вот и на сей раз договорились встретиться у Аршака в редакции «Литературной России».

Но в назначенный час друг не пришел. Ждал Аршак, а его все не было. Свалившееся потом известие ужаснуло…

Нет, не сами они убили себя, Друнина и Зинатов, Кондратьев и Примеров. Их убила бесчеловечная антисоветская жизнь, которую они не смогли принять и против которой протестовали всей душой. Так что уход, сопровождавшийся проклятиями этой якобы жизни, стал актом их борьбы — пусть, разумеется, и не образцовым для других. Но звучит же и будет звучать голос поэта сквозь годы: «Боже, Советскую власть нам верни!» И тут уж есть полная гарантия, что это — не конъюнктура в угоду кому-то, а воистину голос сердца.

Борис Примеров оставил нам свою мечту о прекрасной стране, в которой жил и возрождения которой желал страстно. Послушайте его:

Когда-нибудь, достигнув совершенства,

Великолепным пятистопным ямбом,

Цезурами преображая ритмы,

Я возвращусь в Советскую страну,

В Союз советских сказочных республик,

Назначенного часа ожидая,

Где голос наливался, словно колос,

Где яблоками созревала мысль,

Где песня лебединая поэта

Брала начало с самой первой строчки

И очень грубо кованные речи

Просторный возводили Храм свобод.

Там человек был гордым, будто знамя,

Что трепетало над рейхстагом падшим

И обжигало пламенем незримым,

Как Данту, щеки и сердца всерьез.

Какая сила и какая воля

Меня подбрасывала прямо к солнцу!..

Разные способы есть для молодых узнать про атмосферу невиданной ими страны. Слову такого поэта, как Борис Примеров, нельзя не верить. И можно ли нам, кому дорого свершенное в той стране, всеми силами не стремиться к ее идеалам, всей нашей борьбой не приближать их осуществление?

Эти мои вопросы в форме открытого письма президенту Б. Н. Ельцину газета «Правда» опубликовала в мае 1994 года. Какое это было время? Еще не остыла в травмированном сознании многих и многих кровь невинно расстрелянных в Доме Советов и возле него. Даже некоторые из тех, кто способствовал установлению новой власти, ужаснулись. Диссидент Андрей Синявский, обращаясь из-за рубежа к российскому президенту, возгласил: «В монастырь, грехи замаливать!»

Но Борис Николаевич в монастырь не удалился, как не лег он и на рельсы, что во всеуслышание обещал сделать, если допустит хоть какое-то снижение уровня жизни народа. А между тем этот уровень не просто снизился — он катастрофически упал. И результатом стало стремительное возрастание смертности в стране. К весне 1994 года она по сравнению с временем советским увеличилась в полтора раза! Около миллиона человек в год уходило теперь из жизни, которую и жизнью-то для большинства назвать уже было нельзя.

А что при этом главный руководитель страны? Он не с теми, кто бедствует и вымирает. Не с большинством, а с кланом благоденствующих, купающихся в роскоши, которые без стеснения тычут в лицо стране свое неправедно обретенное богатство. И он спокойно выпускает вторую книгу под своим именем, где говорится о многом и разном, но про растущее вымирание народа даже не упоминается. Самовлюбленно и бесстыдно нарисован на страницах «Записок президента» эдакий кокетливый автопортрет борца-человеколюбца, сквозь который, впрочем, проглядывает вовсе не человеколюбивое нутро.

Это и побудило меня иронически, с трудом сдерживая кипящее негодование, задать президенту некоторые вопросы. Далеко не все — вопросов было так много, что не перечислить. На ответ не очень рассчитывал, но молчать не мог.