На службе зла - читать онлайн книгу. Автор: Роберт Гэлбрейт cтр.№ 15

Вестибюль станции метро, стоявший посреди забетонированного двора, обступали задние фасады жилых домов. Вдали, на фоне горизонта, поблескивал «Корнишон» [19] , огромный черный небоскреб в форме пули. Лет двадцать назад, когда семья Страйка какое-то время жила в Уайтчепеле, этого здания еще не было.

Оглядываясь по сторонам, Страйк не испытывал ни ностальгии, ни радости возвращения. Ему были внове и эта забетонированная площадка, и серые спины домов. Даже станция метро казалась лишь смутно знакомой. Сплошная череда переездов и передряг, без которых не обходилась его жизнь с матерью, затуманила воспоминания о конкретных местах; он успел забыть, чья обветшалая квартирка располагалась над угловым магазином и что за паб примыкал к их сквоту.

Вместо того чтобы вернуться в метро, он машинально приближался к той точке, которую обходил стороной вот уже семнадцать лет, – к дому, где умерла его мать. Это был последний сквот, в котором она ютилась, – ветхое двухэтажное строение в минуте ходьбы от метро. По пути он начал мало-помалу вспоминать. Еще бы: по этому металлическому мосту над рельсами Страйк ходил учеником выпускного класса. Всплыло в памяти и название улицы: Каслмэйн-стрит. Определенно, здесь жила одна шепелявая девчонка, его одноклассница…

Дойдя до конца Фулборн-стрит, Страйк замедлил шаг, поймав себя на какой-то двойственности восприятия. Смутные воспоминания об этом месте, полустертые сознательными попытками забыть, вставали у него на пути, как выцветшие слайды. Здания с облупленной штукатуркой остались такими же ветхими, какими запомнились, а вот офисы и магазины были совершенно незнакомы. Страйк будто вернулся в какую-то местность, виденную во сне, но потом сдвинутую и покалеченную. Естественно, ничто не вечно в этих бедных кварталах Лондона, где сменяют друг друга хлипкие предприятия-однодневки; убогие вывески крепятся кнопками, чтобы сподручнее было вешать новые; владельцы уходят: кто в другие пределы, кто в мир иной.

Страйк не помнил номера дома и решил отыскать знакомую дверь, которая вела в бывший сквот; через пару минут она обнаружилась рядом с магазинчиком азиатской и европейской одежды, в котором, по расчетам Страйка, прежде находилась ямайская продуктовая лавка. Указателем послужил латунный почтовый ящик. Каждый приход и уход он отмечал пронзительным лязгом.

Черт, черт, черт…

Прикурив вторую сигарету от первой, Страйк быстро вышел на заставленную рыночными палатками Уайтчепел-роуд. Все те же дешевые шмотки и яркая пластмассовая утварь. Страйк прибавил шагу. Он сам точно не знал, куда идет, но узнавал некоторые приметы: эта бильярдная находилась здесь и семнадцать лет назад… эта старинная литейня [20] тоже… воспоминания, пробуждаясь, жалили так, будто он разворошил гнездо спящих змей…

На пороге своего сорокалетия мать стала заглядываться на мужчин помоложе, и Уиттекер был из них самый молодой: ему исполнился всего двадцать один год. Страйку было шестнадцать, когда Уиттекер появился у них в доме. Музыкант со впалыми, болезненно яркими, золотисто-карими глазами, он уже тогда выглядел разбитым и опустошенным. На плечи спадали темные косички-дреды; ходил он в одних и тех же джинсах и футболке; от него всегда воняло. В голове Страйка, устало бредущего по Уайтчепел-роуд, в такт шагам звучала расхожая истина.

Что на виду, того не видать. Что на виду, того не видать.

Многие, вероятно, решили бы, что Страйк одержим, несправедлив, не способен отпустить то, что бередит душу. Они сказали бы, что при виде посылки с ногой Страйк тут же заподозрил Уиттекера, поскольку до сих пор не мог смириться, что тот разгуливает на свободе, избежав наказания за убийство Леды. И даже разъясни Страйк причины, по которым подозревал Уиттекера, люди, скорее всего, только высмеяли бы предположение о том, что записной любитель извращений и садизма мог отрезать женщине ногу. Страйк знал, как сильно укоренилось в людских головах убеждение, что злодей всегда скрывает свою опасную склонность к насилию и подавлению. Если же склонность эта выставляется напоказ, доверчивый люд только хохочет, объявляет ее позерством и находит в ней определенную изюминку.

С Уиттекером Леда познакомилась в студии звукозаписи, где была секретаршей, мелкой сошкой, причастной к истории рока и сидевшей идолом в приемной. В свою очередь, Уиттекер, который бренчал на гитаре и писал тексты для нескольких трэш-металлических команд, поочередно выгонявших его за неадекватное поведение, пристрастие к наркотикам и агрессивность, утверждал, что познакомился с Ледой, когда пришел заключать договор о записи альбома. Впрочем, Леда потом призналась сыну, что в момент их первой встречи охранники выталкивали Уиттекера за порог, а она убеждала их быть помягче с этим мальчиком. Леда привела музыканта к себе домой, где он и обосновался всерьез и надолго.

Шестнадцатилетний Страйк не мог знать наверняка, действительно ли Уиттекер наслаждается садистскими и демоническими ритуалами, или все это сплошное фиглярство. Не сомневался он только в одном: что ненавидит Уиттекера всеми фибрами души и ненависть эта гораздо сильнее тех чувств, которые он испытывал к другим временным сожителям Леды. За уроками ему приходилось вдыхать вонь этого подонка, едва ли не пробовать ее на язык. Уиттекер относился к подростку-пасынку свысока: внезапный град язвительных оскорблений демонстрировал его красноречие, которое он предусмотрительно скрывал, когда подлаживался к публике попроще из окружения Леды. Но Страйк тоже не лез за словом в карман. Кроме того, мозг его был не так сильно отравлен марихуаной, а лишь слегка подернут вечным облаком дурмана, висевшим в сквоте. Пока Леда не слышала, Уиттекер издевался над Страйком за решение возобновить прерванную учебу. Высокий и жилистый, Уиттекер сохранял на удивление хорошую форму для человека, ведущего малоподвижный образ жизни; но и Страйк уже перерос за метр восемьдесят и занимался боксом в местном клубе. Напряжение между этими двумя сгущало прокуренный воздух и грозило вылиться в бойню.

Постоянными издевками, домогательствами и насмешками Уиттекер заставил сводную сестру Страйка навсегда уйти из дома. Отчим с самодовольным видом разгуливал по комнате нагишом, почесывая татуированную грудь и глумясь над униженной четырнадцатилетней девочкой. Однажды вечером она добежала до телефонной будки на углу, позвонила дяде с тетей и упросила забрать ее к себе. С рассветом их машина остановилась у сквота: они всю ночь добирались до Лондона из Сент-Моза. Люси поджидала их с маленьким чемоданчиком, куда уместились ее скудные пожитки. Больше она никогда не возвращалась к матери.

Стоя на пороге, Тед и Джоан уговаривали Страйка тоже уехать с ними. А он все еще надеялся выжить Уиттекера из дома, чтобы не оставлять маму с ним наедине, и потому отказывался. С каждым теткиным увещеванием его решимость только крепла. Ведь он слышал, как Уиттекер говорил о своем желании отнять у кого-нибудь жизнь, будто о какой-то приятной эпикурейцу мелочи.