Видео Унтерменшн - читать онлайн книгу. Автор: Александр Селин cтр.№ 5

– Подожди, Френсис, мне кажется, ты не прав, – оживленно заговорил Веспилски. – Вернее, ты все излишне драматизируешь. Мы не являлись со своим уставом в чужой монастырь. Не являлись! Мы и не пытались их учить. Мы пытались разместить на этом убогом канале хорошую работу. Я умышленно не употребляю слово «гениальную», поскольку ты этого слова не любишь. Но настаиваю на слове «хорошая». Это очень хорошая работа, Френсис. Я тебе даже не как продюсер, как искусствовед говорю. Времени рекламного мы у них не требуем. Денег от канала нам не нужно. Мы миссионеры, Френсис! Мы совершаем акт доброй воли. Более того, я готов дать взятку какому-нибудь Леснеру или Апокову, если они без этого не могут… Не обеднеем! И сериал-то наш «Неизвестная Россия» посвящен России в светлых перспективах… Так что я не понимаю твоего упаднического настроения, Френсис. Разместим мы этот сериал, в конце концов… Разместим!

– Нет. Не разместим, – твердо возразил шеф. – Не удастся. Видишь ли, ты употребил слово «миссионеры», Глен, и при этом утверждаешь, что якобы не собираешься никого учить. А миссионер, между прочим, это и есть наставник, только другого порядка. Общество морально неустойчивое, погибающее всегда испытывает необходимость в миссионерах, потому их и принимает, в то время как духовно сильному обществу никакие миссионеры со стороны не нужны. А теперь я тебе скажу, Веспилски, не как продюсеру, а как человеку, побывавшему со мной на Тибете… Шамбала в миссионерах не нуждается!

– При чем тут Шамбала?

– А при том. Я сегодня был на приеме довольно долго. Я специально принял решение задержаться подольше, хотя в начале разговора мне хотелось побыстрее уйти. И вот какой я сделал вывод: мы имеем дело с глубоко религиозной организацией, Глен, про какие бы «откаты» тебе ни говорили. Я специально стал отгадывать кроссворд вместе с Екатериной Гендель и Татьяной Вранович. А пошел на это, чтобы повнимательнее за ними понаблюдать.

– Вы, шеф, разгадывали кроссворд?! – чуть не закричал Беренсон и машину качнуло.

– Следи за дорогой, парень, – осадил его Коппола. – А то не то что сериал… живыми отсюда не выберемся. Да. Я разгадывал с ними кроссворд. И, кстати, как отгадыватель проявил себя неплохо. Продолжая разговор, пытался поставить себя на их место, чтобы понять этих людей. Видите ли, благодаря моей известности ко мне давно относятся с уважением, особенно в творческих кругах. Иногда предо мной заискивают. Но на этот раз я уважения не встретил, словно в приемной парил дух человека, в тысячи раз более значимого, нежели я. Женщины обращались со мной, как со случайным посетителем, или даже нет, как с мальчишкой! Не поняв причины такого отношения, я внимательно всматривался в их глаза. Извините, что вам пришлось так долго меня ждать.

– Глаза, вы сказали глаза, – напомнил продюсер.

– Ну так вот. Глаза… Они полны религиозного огня, Веспилски! Подобные глаза я встречал в среде тибетских монахов – тех, что имеют доступ к находящимся в самате, а также у мусульман-фундаменталистов, иногда у ортодоксальных христиан. А когда я вышел из ворот Шаболовки, то испытал то же самое, когда покидал буддийский храм в Катманду. Человек, который попадает на территорию посвященных, а потом возвращается назад, испытывает особенное чувство. Чувство просветления, что ли… Кроме того, на выходе наконец-то заработал мой мобильный телефон. В приемной же не связывал ни с кем. А такое бывало только в особых случаях.

– Подожди, не понимаю, к чему ты все это ведешь? – рассердился Веспилски.

Беренсону было поручено следить за дорогой, и он молчал, хотя и ерзал от незаданных накопившихся вопросов.

– К чему я веду? – в свою очередь повысил голос Коппола. – А вот к чему я веду! Хрен мы получим, а не эфир, как говорят русские! Вот к чему я веду! И никакие «откаты» нам не помогут! Не помогут точно так же, как не поможет мешок с золотом, чтобы пройти в священные тоннели Кайласа. И сами пропадем, и мешок с золотом потеряется.

– Но вы же – Коппола, шеф! – все-таки не выдержал Беренсон.

– Да, мой мальчик, – с грустью в голосе проговорил режиссер. – Да, я Коппола. Но сегодня в первый раз за много лет понял, что я – всего лишь Коппола. А мы, по всей видимости, имеем дело с сильной религиозной организацией. Имя ей – Российский телеканал. Шаболовка – предместье священного храма. Кстати, надо будет разобраться, случайны ли созвучия. Шаболовка-Шамбаловка-Шамбала. М-да… Шаболовка, значит, предместье храма… К эфиру допускаются только посвященные… В то время как мы даже не знаем ни кто такой Буревич, ни что такое «Диалоги о рыбаках». Мы поздно узнали значение слова «откат»! Не поинтересовались, зачем Апоков держал рамку перед лицом, когда вел беседу! Мы не знакомы с расхожими терминами и фамилиями, знание которых дает пропуск только на первую ступень лестницы Высшего разума, а выпрашиваем эфир, Веспилски!

Коппола замолчал, достал еще одну сигарету, и весь оставшийся путь думал о чем-то своем, глядя в окно.

– Если все это именно так… – Беренсон остановил машину, поскольку к отелю они уже подъехали. – Если все, о чем вы говорили… Если это религия… То кто же тогда у них Пророк?

– Да-да, – спохватился Веспилски. – Не может быть, чтобы не было Пророка. Кто у них Пророк? Ты спросил, Френсис?

– Нет. Не спросил, – махнул рукой Коппола. – Я испугался. В некоторых религиозных общинах такие вопросы задавать запрещено. Убить могут… Видели бы вы глаза Галины Иквиной…

Вот это да! Подобной рамки еще не выходило у Звяги-мастера. Подобной рамки он и сам представить себе не мог, когда искал подходящий молодой бук. Сколько дорогого дерева он перепортил, – страшно подумать! Ведь только в плотницкой поймешь – сучковатая получается доска или без единого изъяна, как требовал княжеский тиун. Сколько ложек, гребней узорчатых, ковшей и еще всякой полезной утвари можно было нарезать из ошибочно поваленных дорогих стволов! Но нет. Испорченное дерево у Звяги отнималось и увозилось, чтобы Звяга не отвлекался. Зато рамочка, наконец, получалась отменной. Рамочка для великого князя Владимира Красно Солнышко. Рамочка, которую в ту пору называли словом «скуфеть». Тысяча лет теперь прошло, как позабыто это слово.

Впереди оставалась ночь. О сне Звяга даже не помышлял и очень волновался. Утром должен был приехать сам тиун с княжескими дружинниками, чтобы принять работу. Две дюжины беспощадных глаз уставятся на новую княжескую скуфеть. Мастер поставил рамочку в угол потемневшей плотницкой, а сам отошел в противоположный, чтобы полюбоваться своим изделием издалека. Да. Завораживает. С расстояния завораживает и запоминается, чего не хватало скуфетям, которые прежде заказывали воеводы, сотники и княжеские ближние люди. Все скуфети делались тогда резными и лучшими мастерами по дереву. И много искусных украшений было на скуфетях таких. И медведей изображали, и гречиху, и причудливую листву того же киевского бука. Но такой орнамент создать, чтобы не только вблизи взгляд притягивал, но и отличал скуфеть от всех других еще издалека, то под силу было – ветер знает какому умельцу. Говорят, только Звяга постиг истинные тайны орнамента, настоящий славянский художник. Только Звяга разумел секреты вареных красок как никто. И смотрелась теперь его рамочка-скуфеть и вблизи, и издалека радостно, торжественно, но вместе с тем – грозно, как и пожелал великий князь Киевский.