Реакция Путина. Что такое хорошо и что такое плохо - читать онлайн книгу. Автор: Олег Кашин cтр.№ 25

Это действительно закон, и каким бы ты антиглобалистом ни был, смирись: либо ты субсидируешь транснациональный капитал, покупая чудовищный с твоей точки зрения «Биг Мак», либо игнорируешь транснациональные корпорации и травишься независимой шаурмой из собачатины. Либо ты пьешь понятную водку из понятного магазина, и на тебе наваривается отвратительный водочный магнат, либо ты пьешь что-то паленое из метанола и тихо умираешь. Выбор именно такой: не абстрактное «что-то хорошее» против ужасного «что есть», а, как ни грустно, «что-то запредельно отвратительное» против, да, ужасного, но все же не смертельного.

Этот закон игнорируют совсем не только леваки, вроде анархистов и антиглобалистов. Вот, например, сексуальное воспитание — для многих православных советских людей нет ничего более чудовищного. Но ведь они просто не понимают, что альтернатива школьным урокам с надеванием презерватива на фаллоимитатор не духовное целомудрие, а какое-нибудь изнасилование за гаражами, и никуда от этого не деться. Это закон сохранения всего на свете — назовем его так.

Я думаю, что мой образованный, культурный и относящий себя к интеллигенции читатель, если таковой вообще существует, дойдя до этого абзаца, уже не раз согласно покивал мне головой — и когда я рассказывал про адвокатов, и когда я приводил примеры с шаурмой и метанолом, и когда я напоминал о сексуальном воспитании. Мне было бы очень приятно, если бы такой читатель действительно существовал, потому что сейчас я нарочно хочу его спугнуть. Мне кажется, это будет очень просто — спугнуть такого читателя. Надо только произнести одно слово.

Это слово — «русский».

И это вообще удивительный феномен. Даже у тех, кто давно понял, что выбор между идеалом и тем, что есть, всегда нужно делать в пользу того, что есть, даже у них почему-то стекленеют глаза, когда они слышат это слово. Человек может быть в восторге от Грузии или от Прибалтики, где национализм составляет всю национальную идею. Человек может сам ворчать по поводу уродливых бюджетных отношений между федеральным центром и республиками Северного Кавказа или по поводу миграционной политики российских властей по отношению к странам Средней Азии. Но стоит ему услышать слово «русский», как взгляд стекленеет, а голос начинает произносить какую-то адскую абракадабру, постыдную даже для воспетого классической литературой Органчика: про страну, победившую фашизм, про многонациональный российский народ, про этнические группы крови (это вообще коронный аргумент: «Я по крови получуваш — Россия что, не для меня?» — для тебя, для тебя, дорогой, срезал, срезал) и про прочую того же порядка бессмыслицу. Практически для всех сколько-нибудь заметных лидеров общественного мнения национальный вопрос табуирован и неприличен. Тема, на которую просто нельзя говорить, — потому что нельзя. Я знал человека, который боялся обсуждать лозунг «Хватит кормить Кавказ!», потому что это может оскорбить нашего общего знакомого, писателя с грузинской фамилией. Я все хочу спросить того писателя — действительно ли его как-то оскорбляет дискуссия о том, справедлива ли ситуация, когда один региональный начальник на вопрос о деньгах, на которые он существует (это не фигура речи, я сам это слышал, когда тот региональный начальник вышел к журналистам у входа в его практически фамильную мечеть, отделанную дорогим мрамором и кристаллами Swarovski), отвечает, что эти деньги дает ему Аллах. А другому моему знакомому кажется фашистским название журнала «Русская жизнь», и это тоже не шутка.

Тема табуирована, но закон сохранения всего на свете работает и в этом случае. Если на вопрос не отвечают те, кто имеет на это право, их место займут те, кто такого права не имеет. Не нашедшие себя в мейнстриме политики и журналисты. Околополитические жулики. Не очень квалифицированные политтехнологи. В конкурентной борьбе между Дмитрием Быковым и Александром Поткиным у Поткина нет шансов. Но Быков отказывается от разговора на «русскую» тему, и Поткин выигрывает матч по неявке соперника. Принцип тот же, что и во всех остальных случаях, когда между идеалом и тем, что есть, делается выбор в пользу того, что есть. И на очередной «русский марш» снова выходит зигующая школота во главе с политиками, которых не избрали в Координационный совет. А те, которых избрали, расшаривают в соцсетях фоточки зигующих, «обсуждая, насколько прекрасен наш круг». За последние сто лет Россия получила несколько очень убедительных примеров безответственности элит. И каждый «русский марш» становится еще одним таким же примером.

Осенью 2004 года, вскоре после Беслана, я ездил в Подмосковье на похороны погибших в Беслане сотрудников МЧС. На аэродроме встречали гробы, там же был траурный митинг, потом процессия ехала на кладбище. Стандартный похоронный репортаж, никаких сенсаций.

Перед началом траурного митинга было что-то вроде парада. Гробы поставили перед строем личного состава эмчеэсовской базы — длинный строй, бойцы с автоматами в красно-белых тельняшках под камуфляжем, странная форма, как будто армия несуществующей латиноамериканской страны. Вдоль строя, из конца в конец идет министр в кожаной куртке поверх синего форменного комбинезона. Идет медленно, ни на кого не смотрит, а строй сопровождает его глазами. Тысяча лиц, и на каждом — абсолютно влюбленный и искренний восторг. Он медленно идет, а они на него влюбленно смотрят. Завораживающее зрелище.

Я записал тогда в блокнот: «частная армия». Собственные авиабазы с авиацией, не только транспортной, но и боевой. Собственная фельдъегерская служба. Какое-то невероятное количество генералов и в абсолютном (больше, чем в армии!), и в относительном (генералов больше, чем рядовых!) исчислении. Какие-то собственные гербы, собственный геральдический девиз «Мужество, честь, слава» — попробуй, угадай, что это девиз спасателей. И абсолютный культ министра, который для них, конечно, не просто министр, а вообще все, альфа и омега. Самое странное постсоветское государственное учреждение. Вот если просто представить себе, что завтра президент, причем даже не абстрактный президент, а вполне конкретный Путин, начальник вертикали, всесильный и, как считается, всем внушающий страх, — если просто представить себе, что он завтра подпишет указ о ликвидации МЧС? Десятки тысяч вооруженных граждан, у которых весь смысл жизни состоит в личной преданности Сергею Кужугетовичу и только ему, — да они сами любого Путина упразднят, если он вдруг решит покуситься на их «Мужество, честь, славу».

Говорят, с мая этого года министром МЧС работает некий Пучков, но именно что говорят; известно, что человек по фамилии Пучков действительно существует и действительно числится в МЧС министром, но известно также, что и у Сергея Шойгу остался в здании МЧС в Театральном проезде тот же рабочий кабинет, который он занимал до мая, и в этот кабинет он регулярно приезжает зачем-то. Может быть, принимает в нем Пучкова, который тоже так и остался в своем бывшем заместительском кабинете и по-прежнему относится к Шойгу как к своему прямому начальнику.

Когда весной Шойгу стал подмосковным губернатором, все почему-то восприняли это так, что вот был человек министром, а потом его перевели в губернаторы. Возможно, было бы более правильно сказать, что этой весной к министерству по чрезвычайным ситуациям присоединили Московскую область. То есть до мая у Шойгу было только МЧС, а после мая — МЧС и Подмосковье в придачу.