Участие Российской империи в Первой мировой войне (1914-1917). 1916 год. Сверхнапряжение - читать онлайн книгу. Автор: Олег Айрапетов cтр.№ 60

(при сумме аванса до 50 %). Доля ЦВПК при распределении заказов равнялась 119 млн руб. Стоимость выполненных заказов к 1 (14) апреля того же года составила 2,2 % от общей суммы в 228 млн руб. При этом ЦВПК, получив за услуги по организации свой 1 % от суммы распределенных заказов – 1 113 тыс. руб., сумел довести свои расходы к 1 (14) апреля 1916 г. до 1 308 тыс. руб. В июле 1916 г. результаты проверки были опубликованы в прессе51. Вряд ли они могли способствовать укреплению позиций этой общественной организации. Для обороны годились любые средства, и в августе 1916 г. Гучков обратился с письмом и к министру внутренних дел, протестуя против арестов рабочих, входивших в организации, созданные ВПК. По его мнению, эти аресты ставили под угрозу спокойствие в тылу52.

Конечно, контроль над бюджетом и распределением казенных средств оставался при этом святая святых думской оппозиции. Двойственность проводимой ими политики была очевидна. Впрочем, это им не мешало. «Господа, – обращался к ним лидер черносотенцев, – гроши, собираемые пятачками с верующих, несущих свои желтенькие свечки, вы государственному контролю подчиняете (имеется в виду смета Священного синода – капитал свечных денег. – А. О.), а миллиарды казенных денег, которые широкой рекой текут через ваши общественные учреждения, вы государственному контролю не хотите подчинять»53. Оппозицию никогда не беспокоили такого рода «мелочи» и нестыковки, а Гучков вовсе не был настроен отказываться от той роли, которую позволяло ему играть руководство ЦВПК. Обращение к начальнику штаба Ставки превращалось в защиту нападением. Всего было написано два письма54. Гучков посылал свои письма и, по собственным словам, не ожидал на них ответа. Впрочем, лидеру октябристов это было не важно, он использовал самый факт своих обращений к Алексееву как своеобразное свидетельство идейной близости и не делал секрета из своих посланий к генералу55.

В результате Гучкову удалось имитировать наличие переписки между собой и Алексеевым – тексты писем распространялись по Петрограду и Москве. Правдоподобие этой истории придавало и то, что деловые контакты между ними имели место. Начиналось все с телеграмм руководителя ЦВПК к Алексееву, в которых он просил разрешения обсудить деятельность своего учреждения, для чего просил Алексеева в начале февраля 1916 г. принять своего заместителя А. И. Коновалова. Генерал дал согласие56. Судя по свидетельствам Гучкова, они встречались и в бытность Алексеева начальником штаба Юго-Западного и Главнокомандующим Северо-Западного фронтом: «Я к нему заезжал, докладывал о санитарных вопросах, о вопросах медицинской помощи, затем всегда говорил о своих впечатлениях от фронта. Я его очень ценил. Человек большого ума, большого знания. Недостаточно развитая воля, недостаточно быстрый темперамент для преодоления тех препятствий, которые становились по пути. Работник усердный, но разменивающий свой большой ум и талант на мелочную канцелярскую работу – этим он убивал себя, но широкого государственного ума человек…»57

Очевидно, именно «недостаточно развитую волю» генерала и пытался использовать фактом своей переписки с ним Гучков. Он подталкивал Алексеева если не к действиям, то к контакту с собой. Тексты писем были весьма острыми, после знакомства с ними действительно могло создаться впечатление, что между двумя этими людьми существуют весьма доверительные отношения. «И не чувствуете ли Вы на расстоянии из Могилева то же, что мы здесь испытываем при ежедневном и ежечасном соприкосновении… со всей правительственной властью. Ведь в тылу идет полный развал, ведь власть гниет на корню. Гниющий тыл грозит еще раз затянуть и Ваш доблестный фронт, и Вашу талантливую стратегию, да и всю страну в невылазное болото. А если Вы подумаете, что вся эта власть возглавляется г. Штюрмером, у которого (и в армии, и в народе) прочная репутация если не готового предателя, то готового предать, – то вы поймете. какая смертельная тревога за судьбу нашей родины охватила и общественную мысль, и народные настроения. Я уже не говорю, что нас ждет после войны – надвигается поток, а жалкая, дрянная слякотная власть готовится встретить этот катаклизм теми мерами, которыми ограждают себя от хорошего проливного дождя: надевают галоши и раскрывают зонтик»58.

В своих воспоминаниях лидер октябристов объяснял факт широкого распространения нескольких посланий инициативой Челнокова, который якобы действовал помимо его, Гучкова, воли. Вряд ли в это можно поверить, так как метода антиправительственной агитации, свойственная ему и его окружению, не изменилась еще с довоенных времен. «Этот документ (письмо Гучкова Алексееву. – А. О.) получил распространение на фронте, в то время как я имел в виду только Алексеева. Это было использовано как агитационное средство против строя: армия свой долг выполняет, а вот что делается в тылу! Это мне было очень неприятно, потому что я в то время пытался с этой властью столковаться и считал, что не время расшатывать ее. Этим, собственно, мои отношения с Алексеевым ограничиваются»59. В этом свидетельстве есть только одна правда – общение с Алексеевым было важным для его корреспондента, так как подымало его статус и придавало особую силу пропагандистской кампании либералов, с лидером которых «переписывался» сам наштаверх. Во всяком случае, на эту «переписку» в конце концов обратил внимание и сам император, а ведь общение с Гучковым он считал предосудительным60.

Летом планы в отношении возможного переворота в Болгарии продолжали обсуждаться в Ставке. Сазонов был настроен весьма критически относительно перспектив получить русофильское правительство в Болгарии. Судя по всему, министр иностранных дел был прав. Во всяком случае, его оценка болгарской политической элиты почти полностью совпадает с мнением Гинденбурга. Он отмечал, что слабостью Болгарии было отсутствие хорошей администрации и обилие политических партий. Большинство последних были настроены враждебно по отношению к своему правительству, но причиной такого отношения была отнюдь не внешняя, но внутренняя политика Кобурга1. Тем не менее Алексеев получил принципиальное согласие Сазонова на запрошенные территориальные уступки Болгарии2. Присоединение Болгарии к Антанте широко обсуждалось в это время не только в России. Русский военно-морской агент в Италии Беренс 6 (19) августа 1916 г. сообщал из Рима: «По поводу ожидающегося выступления с нами Румынии в Министерстве иностранных дел говорят о желательности привлечения Болгарии на нашу сторону для скорейшего окончания войны и дабы повергнуть ее политику снова против Турции, что пригодится в будущем. Можно найти выход, приемлемый для России в условии отречения Фердинанда от престола в пользу Бориса. Имею основания думать, что Радославов теперь на это пошел бы. Пока у власти Фердинанд, надежды нет, ибо у него в Австрии хранится всего 60 млн состояния»3. Эта оценка была не так уже и далека от истины. Проблема заключалась в том, что и Фердинанд, и Радославов одинаково сильно были связаны с Тройственным союзом. Там же они искали поддержки.

Казалось бы, Бухарест демонстрировал соседям готовность отстаивать свой нейтралитет от русского соседа. Когда в мае 1916 г. один из отрядов нашей армии случайно перешел русско-румынскую границу, реакция монарха была чрезвычайно острой и болезненной. Фердинанд заявил о готовности отстаивать честь свой страны до последнего4. Судя по всему, этим декларациям мало кто доверял. 29 июля 1916 г. в германской главной квартире была подписана военная конвенция на случай выступления Румынии – ее подписали Фалькенгайн, Гетцендорф и болгарский военный уполномоченный полковник П. Ганчев. 5 августа на встрече с Конрадом фон Гетцендорфом в Будапеште ее подписал от имени османского командования Энвер-паша. Конвенция предполагала, что основной удар румыны нанесут в Семиградье, ограничившись слабой обороной по Дунаю5. Именно там они и должны были получить первый удар от центральных держав. Но для этого им необходимо было высвободить силы, скованные Антантой в другом районе Балкан. Большая часть болгарской армии к осени 1916 г. находилась на Салоникском фронте. Греческие части стояли тонким кордоном между противниками, но до лета 1916 г. фактически саботировали снабжение подвижным составом железной дороги в тылу союзников6.