Участие Российской империи в Первой мировой войне (1914–1917). 1915 год. Апогей - читать онлайн книгу. Автор: Олег Айрапетов cтр.№ 54

3 марта 1915 г. Николай II, встретившись в Петрограде с генералом П. По и послом Франции в России М. Палеологом, подчеркнул необходимость присоединения Константинополя и Проливов к России, отметив готовность пойти навстречу французам даже в проблеме левого берега Рейна, а также Майнца и Кобленца29. При этом император наиболее ясно высказал свою программу именно по вопросу о Проливах, как, впрочем, и о причинах своих требований. Россия не могла участвовать в столь тяжелой войне, не имея перед собой ни одной понятной символической цели – вряд ли восстановление Польши можно считать таковой: «Я не признаю за собой права налагать на мой народ ужасные жертвы, требуемые этой войной, не давая ему в награду осуществления его вековой мечты. Поэтому мое решение принято, г. посол. Я радикально разрешу проблему Константинополя и Проливов. Решение, на которое я Вам указывал в ноябре, единственно возможное и осуществимое: город Константинополь и Южная Фракия должны быть присоединены к моей империи. Впрочем, я допущу для управления городом особый режим, с принятием во внимание иностранных интересов»30.

На следующий день основные положения этого разговора были продублированы С. Д. Сазоновым в телеграмме послам во Франции и Англии: «Ход последних событий приводит Его Величество Императора Николая к мысли, что вопрос о Константинополе и Проливах должен быть разрешен окончательно и сообразно вековым стремлениям России. Всякое решение будет недостаточным и непрочным в случае, если город Константинополь, западный берег Босфора, Мраморного моря и Дарданелл, а также Южная Фракия до линии Энос – Мидия не будут впредь включены в состав Российской империи. Равным образом и ввиду стратегической необходимости часть азиатского побережья в пределах между Босфором, рекой Сакарией и подлежащим определению пунктом на берегу Исмидского залива, острова Мраморного моря, острова Имброс и Тенедос должны быть включены в состав империи. Специальные интересы Франции и Великобритании в вышеупомянутом районе будут тщательно соблюдаться. Императорское правительство льстит себя надеждой, что вышеприведенные соображения будут приняты сочувственно обоими союзными правительствами. Упомянутые союзные правительства могут быть уверены, что встретят со стороны императорского правительства такое же сочувствие осуществлению планов, которые могут явиться у них по отношению к другим областям Оттоманской империи и иным местам»31.

Таким образом, русская позиция была предложена для рассмотрения без возможностей двусмысленного толкования. Союзники первоначально хотели избежать ясности в определении будущего Константинополя и Проливов, что вызвало большую обеспокоенность русского МИДа. Возникает ощущение, что никто в Париже и Лондоне не хотел первым отказывать русскому союзнику. 20 февраля (5 марта) 1915 г. Николай II наложил собственноручную резолюцию на сообщении русского посла во Франции А. П. Извольского, в котором говорилось о колебаниях во французском правительстве по вопросу о будущем Константинополя и Проливов: «Делькассе кивает на Лондон, а Грей – на Париж»32. На самом деле, в вопросе о Константинополе французы занимали более гибкую позицию, так как надеялись на то, что протестовать будут прежде всего англичане.

28 марта 1915 г. британский посол во Франции лорд Ф. Берти отметил: «Мнение, которое господствует здесь (то есть в Париже. – А. О.), состоит в том, что с Россией на Кавказе и Босфоре, командующей северными терминалами Багдадской железной дороги, Англия в Месопотамии окажется отданной на произвол России»33. В марте 1915 г. внешне могло казаться, что англичане готовы пойти на уступку и допустить Россию в Константинополь. Король Георг V даже первым заявил об этом, но истинное значение этого шага Ф. Берти раскрыл несколько позже в разговоре с Р. Пуанкаре: «Мое правительство уступило желаниям Петрограда, потому что думало, что Франция относится к ним благоприятно. И это было ошибкой. Это обещание парализует все наши усилия в Румынии и Болгарии»34. В конце концов, и Лондон, и Париж пришли к мысли о необходимости определенности в вопросе о Проливах.

6 и 8 марта 1915 г. посольства Англии и Франции представили в русский МИД памятные записки, позволявшие надеяться, что британцы не намерены оставаться на Проливах после победы над Турцией и что французы готовы будут поддержать русскую позицию по вопросу о принадлежности этого района35. 13 марта Дж. Бьюкенен, получивший из Форин-Офиса проект программы соглашения с Россией, спешил в Царское Село. Император готовился отбыть на фронт, и английский посол хотел обговорить с ним присланные из Лондона предложения: в ответ на право приобретения зоны Проливов Россия уступает Великобритании в Персии нейтральную полосу между русской и английской сферами влияния. Эти предложения получили полную поддержку императора и присутствовавшего при встрече С. Д. Сазонова. Их единственным условием было приобретение «полной свободы действий» в собственной зоне, что, по словам министра иностранных дел, отнюдь не означало желания аннексии северной Персии36. Дж. Бьюкенен имел все основания для спешки: англо-французская эскадра уже готовилась к форсированию Дарданелл.

В марте ситуация изменилась до такой степени, что в какой-то момент даже генерал Ю. Н. Данилов изменил свою точку зрения. В письме 3 (16) марта 1915 г. командующему Северо-Западным фронтом генералу Н. В. Рузскому, отстаивая идею наступления в Венгрию, он писал: «…положение на Балканах складывается так, что, надо думать, Проливы будут открыты, и нам придется принять участие в десантных действиях; все к этому уже подготовлено»37.

3 марта 1915 г. союзники были проинформированы, что русский армейский корпус выдвинется к Проливам, как только союзники форсируют Дарданеллы. Был назван и срок готовности русских десантных сил – две-три недели. В этот день Военный совет союзников уже обсуждал действия после взятия турецкой столицы38. В Ставке также определились с планами относительно будущего Константинополя. В русскую зону оккупации должны были попасть Стамбул и Фанар с предместьями39.

Не имея возможности осуществить десант на Проливах, Ставка считала необходимым в случае успеха союзников быть готовой к оккупации как минимум Босфора и части Константинополя. Без присутствия вооруженной силы в этом районе интересы империи не были бы гарантированы никакими соглашениями с Англией и Францией. Между тем в Одессе и Севастополе можно было собрать скорее оккупационную армию, чем силы, достаточные для атаки противника на сложных от природы и к тому же укрепленных позициях. Турецкие силы, которые мог встретить десант, были по-прежнему значительными. Сводка русской разведки на 25–26 февраля (10–11 марта) сообщала о том, что в районе Константинополя находятся восемь полевых дивизий, а непосредственно гарнизон города составляют семь резервных пехотных, два кавалерийских и один артиллерийский полки, один инженерный и один обозный батальоны. Все вместе составляло не более 20 тыс. человек, вооруженных разнообразным стрелковым оружием – винтовками Винчестера, Манлихера, Маузера40.

Положение казалось обнадеживающим для Антанты, в сводке сообщалось: «По мере успеха бомбардирования Дарданелл угнетенное настроение в Константинополе переходит в панику. Султан готовится переехать в Бруссу. По мнению Кольмара фон дер Гольц-паши, союзный флот достигнет цели через две недели. Затопление старых судов в Дарданеллах закончено. Население относится к младотуркам и германцам враждебно»41. Тем временем Черноморский флот продолжал активно действовать у Босфора и Зунгулдака. Непосредственный ущерб противника от этих действий был невелик (за исключением удара по снабжению турецкой столицы углем), но военный эффект эти действия все же имели.