Бояре Романовы и воцарение Михаила Феoдоровича - читать онлайн книгу. Автор: Платон Васенко cтр.№ 27

И действительно, мы должны признать, что авторы договора, не забывая своих групповых и классовых выгод, подумали о достоинстве и благоденствии своей родины. Соглашаясь вступить с Речью Посполитой «в тесный военный союз», они тем не менее в основание этого союза положили «сохранение полной автономии Московского государства». Только на таком условии просили виднейшие из тушинцев, вольных и невольных, королевича Владислава стать московским государем. Определяя положение Руси при новом царе, авторы разбираемого договора постарались выговорить ряд условий признания Владислава своим государем. Владислав должен был сохранить неприкосновенность православия, советоваться о важнейших государственных делах «с патриархом и со всем освященным собором и з бояры и со всею землею… з Московскаго звычаю». Как правильно отмечает С. Ф. Платонов, такое «ограничение единоличной власти Владислава вытекало в договоре не из какой-либо политической теории, а из обстоятельств минуты, приводивших на московский престол иноземного и иноверного государя. Это ограничение имело целью не перестройку прежнего государственного порядка, а напротив, охрану и укрепление его». При этом ясна та среда, в которой составился договор: это дворцовая знать эпохи Грозного. Авторы договора, требуя справедливого суда, отмены групповой ответственности родственников обвиненного, в то же время выдвигают на первый план принцип выслуги. Они желают также свободного выезда за границу для науки и торговли. Эти «новшества» носят на себе отпечаток времен Грозного, любившего и ценившего иноземцев, и ученика его в политике – Бориса Годунова236. В то же время договор стоит за сохранение крепостных порядков на Руси и ставит вопрос о том, что «на Волге, на Дону, на Яике и на Тереке казаков есть ли надобе, албо не надобе»237. Таким образом, авторы договора как бы высказывались за возможность уничтожения казачества, а не забудем, что оно пополнялось главным образом беглыми крепостными, как это указано новейшим исследованием Смуты238.

Итак, составленный в Тушине договор отнюдь не был выражением желаний рядовых тушинцев. Последние были проникнуты стремлением к грабежу и насилиям. Договор стремился восстановить порядок в Русской земле. При этом авторы договора, скорее всего, могут быть определены как консерваторы и националисты. Они далеки были от реакционеров княжат, к каким принадлежал царь Василий Шуйский, но все их либеральные новшества были проводимы в жизнь выдающимися государями ХVI века, а конституционные, на первый взгляд, стремления были продиктованы желанием, как мы видели, сохранить свой стародавний уклад от возможных посягательств со стороны поляков.

Недоверие авторов договора от четвертого февраля 1610 года к полякам имело, как увидим, серьезнейшие основания. Но это самое обстоятельство не сулило соглашению прочности. Однако первое время обе стороны очень дорожили этим договором. Сигизмунд постарался о его распространении в Московском государстве, а влиятельнейшие из тушинцев собрались переехать в стан к королю; многие даже и успели сделать это. Неизвестно в точности, что намеревался предпринять старший из Никитичей. Знаем только, что в мае месяце Ростовский митрополит Филарет, отбитый у Иосифова монастыря русскими войсками от польских отрядов, направлявшихся в Смоленск, прибыл в Москву, за два месяца до наступления междуцарствия239.

III

Ко времени приезда Филарета в Москву царь Василий лишился своей опоры – Михаила Васильевича Скопина-Шуйского. Новый главный воевода московских сил князь Дмитрий Шуйский был труслив, бездарен, изнежен и корыстолюбив. Он возбудил против себя неудовольствие шведских наемных войск, расположение которых сумел завоевать даровитый Скопин, не приобрел доверия русских ополчений и проиграл, как мы уже упоминали, решительный бой под селом Клушиным, данный нашему полководцу талантливым польским вождем гетманом Жолкевским. Это поражение было пагубно для царя Василия. Он никогда не пользовался народным расположением, а к 1610 году вооружил против себя два влиятельных круга московских людей. Один из них имел своим вождем князя Василия Васильевича Голицына – знак того, что среди представителей реакционного княжья не было тогда единодушия. Полнился этот круг дворянством средней руки, среди которого выдающуюся роль играла рязанская фамилия Ляпуновых. Ядро другой партии, враждебной Шуйским, составляли представители дворцовой знати времен царей Грозного и Федора. По вероятной догадке профессора Платонова, вождем, вернее вдохновителем, этой группы, склонной к выбору Владислава на русский престол, был сам Филарет, наиболее влиятельный и видный ее член240. Оба отмеченных круга сходились на неприязни к Шуйскому. Но первый стремился к перемене лица, а второй думал о смене правительственной системы. Клушинское поражение развязывало обеим группам руки, так как власть, видимо, ускользала от царя Василия. По известию, сообщаемому Палицыным, сторонники Калужского – прежнего Тушинского – вора ускорили развязку, предложив обманным образом сделку жителям столицы. «Вы убо оставте своего царя, – глаголюще Василий, – и мы такожде отставим своего и изберем вкупе всею землею царя и станем обще на Литву». Перед москвичами, которые опасались тогда угрожающих Москве двух врагов, поляков и тушинцев, мелькнул призрак надежды на объединение всех русских людей и прекращение внутренней Смуты. Оии поверили словам и клятвам сторонников «царя Дмитрия Ивановича» и свели с престола Шуйского. Тогда бывшие тушинцы с насмешкой заявили им, что они остаются верными своему «истинному прямому» царю и предложили москвичам присоединиться к ним и признать их государя241. Зная хорошо Вора и замашки его дружин, жители столицы вовсе не хотели подчиниться Калужскому царику и растерялись. Патриарх Гермоген посоветовал вернуть престол Шуйскому. Чтобы избегнуть этого, заводчики мятежа против царя Василия, то есть Захар Ляпунов и другие, поспешили постричь его, несмотря на энергичные протесты постригаемого.

После этого перед москвичами, которыми стало править временное правительство – знаменитая Семибоярщина, – возник вопрос, кто будет царем. Приверженцы Голицына думали возвести на престол этого боярина, но кандидатура его не встретила поддержки в другой влиятельной группе, принимавшей участие в свержении царя Василия. Тогда патриарх Гермоген, ревностный патриот, националист и сторонник порядка, выступил со своим предложением. О нем сообщил нам очень наблюдательный и хорошо осведомленный гетман Жолкевский. «Патриарх побуждал, – рассказывает гетман, – чтобы (и представлял одного и двух) избрали или князя Василия Голицына, или Никитича Романова, сына Ростовского митрополита, это был юноша, может быть, пятнадцати лет. Представлял же он его потому, что митрополит Ростовский, отец его, был двоюродным братом (по матери) царя Федора: потому что царь Федор родился от царя Иоанна – тирана и от родной сестры Никиты Романовича, Ростовский же митрополит – сын сего последнего; однако ж, к патриаршему мнению более склонялся народ, а все почти духовенство было на стороне Голицына»242.

Известие, приводимое Жолкевским, очень любопытно. Оно указывает нам, что мысль об избрании Михаила Федоровича возникла уже в 1610 году и что сторонником ее был такой уважаемый и влиятельный человек, как Гермоген243. Затем польским гетманом обстоятельно отмечена и причина кандидатуры, то есть родство Романовых с угасшей династией и известное сочувствие к этой кандидатуре со стороны народа. Интересно также, что московское духовенство предпочитало Голицына. Любовь ли к этому боярину или опасение видеть «владительнаго» Филарета у власти побуждали духовенство к этому предпочтению? Не умеем решить.