Интерес к урановому проекту возник у моего отца задолго до соответствующего решения Политбюро, принятого на базе материалов разведки, полученных из Германии, Франции, Англии и уже впоследствии из Америки. Насколько знаю, первыми были получены в середине или в конце 1939 года материалы из Франции. Речь в них шла о работах Жолио-Кюри. Тогда же стали поступать представляющие несомненный интерес материалы из Германии. Если коротко, стало известно, что сделано крупнейшее открытие: уран расщепляется, при реакции урана выделяется большое количество энергии, и сразу в нескольких странах одновременно – хотел бы это подчеркнуть – в Германии, Франции, может быть, в Англии – ученым-физикам стало понятно, что цепная реакция возможна, а коль так, возможно и создание устройств, которые способны выделять в очень короткое время колоссальную энергию. Другими словами, тогда впервые зашла речь и о том, что возможно создание нового оружия.
Разведка – и техническая, и экономическая – в структуре Народного Комиссариата внутренних дел занимала значительное место. Вполне понятно, что наряду со специалистами высочайшего класса в области, так сказать, «чистой» разведки там работали и серьезные аналитики, к которым и попадала соответствующая информация из Германии, Франции, Англии, Америки. Думаю, сегодня было бы довольно любопытно проанализировать те суммарные сводки с тенденцией наиболее интересных направлений, требующие дальнейшей разработки, которые они составляли. Вместе с офицерами НКВД над этими материалами столь же серьезно работали эксперты, консультанты из числа специалистов, привлеченных к анализу разведданных. Знаю, что в данном случае для экспертной оценки привлекались видные советские ученые. Такие, как, скажем, академик Иоффе, Капица, Семенов и целый ряд их учеников.
Материалы накапливались, и пришло время, когда аналитики сделали выводы: как и у нас, в СССР, наука в нескольких странах подошла к тому, что эта проблема из области фантастики превратилась в реализуемую гипотезу.
О вкладе наших ученых в создание нового оружия разговор дальше, а пока я хотел бы сделать одно уточнение. Разумеется, никто тогда, до войны, меня в эти вещи не посвящал. Лишь со временем от самых разных людей я узнал предысторию создания атомной бомбы.
Сам я, не догадываясь об этом, прикоснулся к тайне будущего оружия в конце 1939 года. В это время у нас в доме появился молодой человек. Так как он говорил по-английски, я считал, что он англичанин. Жил он у нас недели две.
Отец его не представлял, просто сказал, что это молодой ученый, Роберт, который приехал для ознакомления с рядом вопросов. Никаких разговоров больше не было.
Роберт оказался довольно высоким, худощавым человеком лет тридцати, с характерным лицом. С достаточной степенью вероятности можно было судить лишь о его еврейском происхождении. А кто он и откуда, можно было только гадать.
Обедали мы, как правило, вместе. Куда он уезжал, я не знал, а спрашивать о чем-то подобном было не велено. Да и отца я в таких случаях никогда ни о чем не расспрашивал. Знал, что многие годы его жизнь связана с разведкой. Если считал необходимым, он сам что-то говорил.
Роберт знал немецкий, но проще ему было говорить по-английски. Язык я знал, поэтому проблем в общении у нас не возникало. К тому же отец попросил меня в те дни, когда Роберт никуда не уезжает, тоже оставаться дома и не ходить в школу. С тобой ему будет не так скучно, сказал отец.
Наш гость много читал, а когда заканчивал работу, охотно расспрашивал меня, как и чему учат в советских школах, что сейчас по физике проходим, что по математике, химии. Словом, обычное любопытство взрослого человека. Показал мне ряд приемов быстрого счета. Я понял, что этот человек имеет какое-то отношение к технике.
– Рассказывай обо всем, что его интересует, но сам не расспрашивай ни о чем, – говорил отец. Так мы и общались. Роберт расспрашивал – я отвечал. Отец вообще никогда не рассказывал в те годы о людях, которые становились гостями в нашем доме.
Уж не помню точно, то ли в конце сорок второго или в самом начале сорок третьего как-то за столом, – помню, были Ванников, нарком боеприпасов, Устинов, нарком вооружения, – зашел разговор о новом оружии. Речь шла о том, что американцы форсируют какие-то разработки, связанные с бомбой колоссальной разрушительной силы. Говорили о ядерной реакции и прочих вещах. Тогда и услышал я, что работы эти возглавляет в Америке Роберт Оппенгеймер.
Я приехал накануне из академии, где учился, от предмета разговора был далек, а когда гости разошлись, поинтересовался у отца:
– Помнишь, у нас несколько лет назад гостил Роберт…
Фамилию Оппенгеймер отец мне тогда не назвал, ответил коротко:
– Не забыл? Он приезжал к нам для того, чтобы предложить реализовать этот проект, о котором ты слышал. Сейчас работает в Америке.
– Человек, который гостил у вас до войны, приезжал в СССР нелегально?
– Думаю, да. В противном случае его бы не допустили к тем работам, которые он возглавлял впоследствии в официальном учреждении.
Я спросил тогда у отца, помогает ли он нам сейчас. Отец ответил, что теперь такой возможности нет, но и без него есть немало людей, которые нам помогают.
Из официальных источников:
Роберт Оппенгеймер. Американский физик. В 1943–1945 годах руководил созданием американской атомной бомбы. Впоследствии председатель Генерального консультативного комитета Комиссии по атомной энергии США, директор Института фундаментальных исследований в Принстоне. Советский энциклопедический словарь называет его противником создания водородной бомбы, обвиненным в 1953 году в нелояльности и лишенным допуска к секретным сведениям. Скончался в 1967 году в возрасте 63 лет.
Американская контрразведка не смогла доказать его сотрудничество с СССР, но такие обвинения в адрес Оппенгеймера попали даже в печать. Его отстранили от секретных работ, не дали возможности заниматься водородной бомбой. Обвинения в шпионаже в пользу русских, жена – коммунистка… Этого было вполне достаточно.
Тогда, в Москве, мы не говорили с ним о его биографии, и лишь спустя много лет я узнал, что Юлиус Роберт Оппенгеймер родился 22 апреля 1904 года в Нью-Йорке. Его отец попал в Америку из Германии еще четырнадцатилетним мальчишкой и, кажется, разбогател на торговле тканями. Его женой стала уроженка Балтимора Элла Фридман, художница, преподавательница живописи. Семья обладала, к слову, довольно приличной коллекцией картин, включая полотна Ван Гога.
В этой семье и выросли Роберт и его брат Фрэнк, тоже, кстати, ставший ученым.
Роберт с юности был разносторонне одаренным человеком. Писал стихи и даже мечтал в свое время стать поэтом, изучал физику, химию, греческий, латынь, историю…
Гарвардский университет он окончил в 1925 году всего за три года. Затем, как многие американские студенты тех лет, решил продолжить образование в Европе. Так он оказался в Кембриджском университете и начал работать в лаборатории Кавендиша под руководством Резерфорда. За глаза ученики называли великого ученого «Крокодил». Петр Капица, тоже один из его учеников, даже украсил фасад построенной для него в Кембридже лаборатории фигуркой крокодила, с известной долей остроумия объяснив это так: крокодил, мол, подобен научному прогрессу – так же перемалывает челюстями все, что попадается ему на пути, и при этом никогда не оборачивается назад…