Владимир Ленин. На грани возможного - читать онлайн книгу. Автор: Владлен Логинов cтр.№ 89

Но по мере того, как все более усиливался «культ личности», такое положение становилось нетерпимым. И в том же 1935 году Емельянов, его жена, а потом и сын Николай – неизменный спутник Владимира Ильича в Разливе – были арестованы. После допросов 64-летний Николай Александрович заболел, оглох и «вспомнил», что Сталин приезжал в шалаш «раза два». Его и Надежду Кондратьевну выпустили, а Николай погиб. С тех пор – даже после смерти Емельянова в 1958 году – во всех интервью и «литературных записях» его воспоминаний всегда содержалось упоминание о приезде Сталина, Дзержинского, Свердлова и т. д.

В 1946 году, когда издавались сочинения Сталина, директор ИМЭЛ В. Кружков написал помощнику Сталина Поскребышеву о том, что Емельянов вспомнил о двух приездах Иосифа Виссарионовича в Разлив. Поскребышев ответил: «Тов. Сталин подтверждает приезд к Ленину в Разлив дважды». В 3-й том сочинений Сталина этот факт не включили. А вот в исторической литературе он стал фигурировать. Лишь в 1982 году сын Емельянова Александр Николаевич официально заявил «со всей партийной ответственностью, что И. В. Сталин (Джугашвили) к В. И. Ленину не приезжал» [714] .

Достоверным источником об этих днях являются воспоминания рабочего Александра Шотмана, знакомого Владимиру Ильичу еще по питерскому «Союзу борьбы» и II съезду РСДРП. В 1921 году, когда все участники событий были живы, он опубликовал в «Правде» статью «Тов. Ленин в подполье (июль-октябрь 1917 г.)» [715] . Шотман пишет, что он «получил приказ ЦК переправить тов. Ленина» в Финляндию. Решение это, судя по всему, последовало после публикации 22 июля уже упоминавшегося сообщения прокурора Петроградской судебной палаты. Связи с финнами у Александра Васильевича были обширными. Существовали и другие причины, объясняющие – почему выбор пал на него. За членами ЦК и ПК, которые «оставались в Питере на свободе, – отмечает Шотман, – была установлена тщательная слежка… Малейшая неосмотрительность могла привести к аресту, а в то время арест для Ленина был равносилен убийству».

Далее Шотман описывает, как он приехал в Разлив и как сынишка Емельянова повез его на лодке. «После путешествия около получаса по заливу и десятиминутной ходьбы среди болотистого кустарника мы подошли к огромному стогу сена… После данного мальчиком сигнала к нам вышли два человека… О том, что т. Зиновьев находится вместе с Лениным, я знал раньше, поэтому не удивился, увидев их вместе».

В 1924 году, когда после смерти Ленина вокруг истории Октября разгорелась острейшая дискуссия, «Правда» опубликовала цитировавшиеся выше воспоминания Орджоникидзе. В них он упоминает, что после первого визита в ночь на 16 июля, «мне еще раз пришлось съездить к Ильичу: возил к нему тов. Шотмана, который устроил переезд Владимира Ильича в Финляндию, и больше Владимира Ильича я не видел до 24 октября…» [716]

Тогда же Шотман вновь публикует свои воспоминания. Он подтверждает, что постановление ЦК о переезде Ленина получил от Орджоникидзе. Но в Разлив ездил один. «После этого, – пишет Александр Васильевич, – я в продолжение двух с лишним недель, через день – два приезжал к ним из Питера, носил провизию, газеты и пр.». Ленин уехал из Разлива не позднее 6 августа. Значит, первый визит Шотмана состоялся примерно 23–25 июля.

И все-таки отрицать возможность второго приезда Серго в Разлив – если и не в первый визит туда Шотмана – не стоит. Но состоялся он в другой связи и немного позже – во время VI съезда партии. Любопытно, что и Орджоникидзе, и Шотман буквально дословно излагают один и тот же эпизод. Накануне поездки к Ленину Шотман, якобы, услышал в ПК фразу Михаила Лашевича: «Вот посмотрите, Ленин в сентябре [у Серго: «в августе-сентябре». – В.Л.] будет премьер-министром!» И когда Александр Васильевич рассказал об этом, «Ленин очень спокойно ответил: “В этом нет ничего удивительного…” Я, признаться, немного опешил… Заметив мое удивление, Владимир Ильич стал обстоятельно мне объяснять, как будет развиваться русская революция» [717] . Достоверность фразы Лашевича в пересказе Орджоникидзе и Шотмана вызывает определенные сомнения. Есть третий свидетель – Маргарита Фофанова. Она рассказывает, как после июльских событий они собрались как-то в ПК и стали корить Лашевича, как одного из руководителей «военки», за поражения. И отвечая на нападки секретаря Выборгского райкома Жени Егоровой, сидя на подоконнике и болтая ногами, Михаил сказал: «А все-таки скоро власть будет в наших руках» [718] .

Как видим, ни упоминания о «премьерстве» Ленина, ни каких– либо сроков эта фраза не содержала. Но всем хотелось в этот момент «чего-то оптимистичного». И слова Лашевича, переходя «из уст в уста», определенным образом трансформировались. В таком виде они и дошли до Орджоникидзе и Шотмана, которых в тот момент в ПК не было. Тем более что во второй половине июля для оптимизма действительно появились некоторые основания.

21—22 июля в Петрограде прошло совещание, история которого освещалась явно недостаточно. Роберт Слассер вообще относил сам факт его проведения к «фантазиям» Троцкого. Между тем, отчет об этом совещании опубликован в газете «Рабочий и Солдат» № 3, 26 июля 1917 года…

С середины июля в столицу стали приезжать солдаты-фронтовики с наказами, «протестующими против смертной казни, против всех последних мер усмирительного “спасения” революции… Голос фронтовиков вопиющей правдой резанул по ушам верховных пастырей ЦИК, последние взяли фронтовиков под подозрение, обозвали самозванцами и не допустили для доклада на собрание пленума ЦИК… Несколько дней околачивались они в Таврическом дворце». Впору было возвращаться обратно в окопы ни с чем. Но…

21 и 22 июля на Выборгской стороне «глухо, почти подпольно» прошло совещание. В нем участвовали упомянутые выше делегаты 29 полков всех фронтов, 35 делегатов моряков и солдат Кронштадта и его фортов, еще 12 – от заводов Кронштадта и окрестностей Питера, а главное – 103 представителя 90 столичных фабрик и заводов и 15 делегатов от заводских организаций. Всего 200 человек. Проверили полномочия присутствующих. Оказалось, среди фронтовиков есть делегаты не только полковых, но и армейских комитетов, что некоторые из них считают себя эсерами и меньшевиками. Но когда начались выступления, их голоса слились в общий хор. «На совещании говорили преимущественно солдаты, простые, неискустные в ораторстве. Но речи их потрясали своей бесхитростной, беспощадной повестью о том, что творится в армии. И звучали как неумолимый приговор…»

В конце первого дня совещания составили список вопросов делегатов к ЦИК Советов. Ответ, полученный на следующий день, вызвал всеобщее возмущение. «С трудом удалось присутствовавшим рабочим-большевикам, – говорится в отчете, – сдерживать фронтовиков». В конце концов единогласно была принята резолюция, отразившая и настроения и пестроту состава данного собрания. В ней содержались требования отмены смертной казни и расследования случаев ее применения, прекращения арестов рабочих и матросов, а также покушений на права солдатских комитетов со стороны командных верхов, возобновление издания закрытых рабочих и солдатских газет и т. д. Что касается общеполитических требований, то призывы к ЦИК прекратить переговоры с кадетами о новой коалиции и «взять власть в свои руки» соседствовали с обширными фрагментами из резолюции совещания большевистского ЦК 14 июля о необходимости «подготовки сил к решительной борьбе» и сосредоточении «всей власти в руках революционных Советов».