Солнце поднимается выше. Сета потряхивает от всего, что случилось за утро, от этой новой, но до странности знакомой боли, которая стучится в сердце. Он снова без сил, несмотря на спокойный ночной сон. Боль, злость, унижение, горе, тоска.
Но, может, есть что-то еще?
Он оглядывается на надгробие с именем Оуэна — что, если Томаш прав? Там ведь действительно скрывалось что-то, о чем он не подозревал.
А если и с Гудмундом?..
— Не сочтите занудой, — произносит после паузы Реджина, — но мы весь день тут собираемся стоять? Кое-кого оторвали от завтрака, и кое-кому хотелось бы все-таки поесть, если кое-кто другой не возражает.
— Да, — говорит Сет. — Да, хорошо.
Они молча идут обратно сквозь заросли травы, иногда натыкаясь на невидимые под ней надгробия. Дойдя до низкой стенки, Томаш первым перелезает на другую сторону.
— Ты никогда не думала о том, чтобы попасть обратно? — спрашивает Сет Реджину, которая тоже заносит ногу на стенку.
Реджина замирает:
— Обратно?
— Ну, не обязательно в прежнюю свою жизнь, — уточняет Сет. — Но если это все равно программы и вмешательство в память… — Он передергивает плечами. — Вдруг можно вернуться и там будет лучше?
На застывшем лице Реджины печаль.
— Как ты сможешь, узнав правду, смотреть в глаза родителям? Или брату?
— Это не ответ.
— Вы чего копаетесь? — окликает их Томаш, который не может поднять велосипед забинтованными руками.
— Ничего. Просто у Сета очередная бесполезная идея.
Сет не дает ей договорить.
— ТОМАШ! — кричит он.
Потому что замечает Водителя.
Выбегающего из-за угла часовни с искрящей дубинкой в руках…
Он несется прямо на Томаша.
Томаш оборачивается и, взвизгнув, спотыкается о велосипед в попытке унести ноги. Реджина уже перемахивает через низкую стенку и, топоча, мчится к Томашу.
Сет летит за ней, но им не успеть…
Потому что вот он Водитель, из дубинки сыплются искры и сполохи.
«Он нас поджидал», — мелькает мысль у Сета. Они ведь не слышали двигателя. Значит, он все это время сидел где-то тут. Но откуда он знал?..
Томаш вопит на польском, боком, по-крабьи, отползая в сторону.
— НЕТ! — кричит Реджина. — ТОММИ!
В ее голосе ярость, которая теперь, после ее рассказа, становится более понятной.
Она защищает Томми…
Как не защитили ее саму.
Водитель на удивление плавным движением перелетает через велосипед и, не сбавляя скорости, несется на Томаша…
Реджина развивает невиданную для нее прыть, обгоняя даже Сета…
Но слишком поздно.
Слишком поздно.
Водитель уже рядом с Томашем…
Томаш прикрывает голову забинтованными руками…
Луч света вырывается из опускаемой с размаху дубинки…
Которая обрушивается на подставленную руку Реджины, вклинившейся между Томашем и Водителем.
Дубинка выстреливает в нее. Реджина испускает нечеловеческий крик, корчась от страшной боли. Рука, грудь и голова опутаны сетью искр и всполохов.
И тут крик обрывается, но эта внезапная оглушительная тишина в сто раз страшнее. Реджина валится на бетон — всем телом, не пытаясь как-то сгруппироваться.
И лежит.
Безжизненно.
64
Сет не думает. Не издает испуганных воплей, не кричит: «Реджина!» — вообще не испускает ни звука.
Просто действует.
Водитель нависает над Реджиной, дубинка в его руке по-прежнему плюется искрами и мигает сполохами, но Сету все равно. Он проскакивает мимо Томаша, который в отчаянии зовет Реджину, и кидается на Водителя, всем весом наваливаясь на безликую черную фигуру.
Тот замечает его в последний момент и пытается замахнуться дубинкой, но Сет таранит его со всего размаха, и оба падают на землю, дубинка у Водителя вылетает и катится по дороге.
С громким «бум!» они обрушиваются на бетон. Сет приземляется на Водителя сверху, от удара у него перехватывает дыхание. Словно на стальную колонну плашмя рухнул. Боль пронзает ребра, но Сет, превозмогая ее, пытается придавить Водителя к земле.
Что делать дальше, он не знает…
Ярость, какой он не испытывал никогда в жизни, бушует внутри, словно лесной пожар.
Замахнувшись кулаком, он бьет Водителя в горло — в открытое место под шлемом. Как будто по бетону засадил. Сет вскрикивает от боли, Водитель, выгнувшись, легко сбрасывает его с себя и поднимается на ноги.
Сет снизу ясно видит его грудную клетку, в которую Томаш стрелял из дробовика. Там как-то залатано, однако дыра зияет по-прежнему, немыслимо глубокая.
«С такой дырой не живут».
Томаш в нескольких шагах от него обнимает неподвижную Реджину, рыдая ей в ухо: «Вставай, проснись, проснись!» На лицо его, перекошенное от ужаса и неверия в происходящее, страшно смотреть.
Водитель бежит к откатившейся дубинке. Сет вскакивает и снова кидается на него, понимая, что бесполезно, но ведь нужно же попытаться, нужно же хотя бы что-то…
Однако в этот раз Водитель уже наготове. Развернувшись, он встречает оторвавшегося от земли Сета ударом кулака в висок.
Перед глазами рассыпается фейерверк. Лбу холодно от твердого бетона, а остальное тело, перекрученное винтом, словно не свое.
Шевельнуться — никак: руки и ноги не слушаются, — но Сет все же умудряется повернуть голову. Он видит, как Водитель нереально плавными шагами спешит к валяющейся в стороне дубинке.
Видит, как Томаш с визгом бросается на Водителя.
Видит, как Водитель отмахивается от Томаша, словно от надоедливой осы, сметая его на землю одним небрежным движением.
Видит, как Водитель поднимает дубинку и поворачивается к нему.
«Вот, — мелькает мысль. — Вот она, моя смерть».
Водитель стремительно приближается.
«Прости», — думает Сет, не зная толком, у кого и за что просит прощения.
Однако Водитель останавливается рядом с Реджиной. Делает замысловатый финт рукой, и дубинка скрывается в невидимом рукаве. Сет силится приподняться, но боль ударяет в голову, грозя в любую секунду вырубить его окончательно. Он оседает на землю.
Остается только смотреть, как Водитель, опустившись на колени, подхватывает Реджину на руки. Потом встает, поднимая ее крупное, тяжелое тело с легкостью, которая могла бы вызвать улыбку, но вызывает лишь ужас.