Донское казачество в войнах начала XX века - читать онлайн книгу. Автор: Наталья Рыжкова cтр.№ 65

Щеглов. Вестник Маньчжурской армии

Вот подробности о смерти одного замечательного храбреца, донского казака, приказного Ананьева.

— Замечательный был человек этот Ананьев. Знаете, какая-то жажда подвигов, ненависть к японцам жила в этом человеке, — заговорил есаул Л. — Как заговоришь об них, так аж затрясется весь. И все просился — отпустите, да отпустите меня подальше к японцу. Ну, вот раз и отпустили их. Пошел офицер с тремя казаками и Ананьев с Фроловым. Офицер остался шагах в трехстах от японской передовой цепи, а Ананьев с Фроловым поползли дальше, — потешно рассказывал об этом сам Ананьев. — Ползу, говорит, а их никого нет. Ну, думаю, не судьба мне видно; этот день не сделаю. А деревня их близко. Уже слышно, как гомонят они. Залегли мы в гаоляне и смотрим. И вдруг Господь послал, на китайской арбе едут двое. Должно за фуражом. Я и говорю Фролову: подожди, мол, выдерживай — мы сразу залпу дадим. А они едут ничего себе, шагом. Вот, когда это они шагов на пятьдесят от нас были, я и говорю Фролову, ну, давай теперь залпу! Выпалили мы. Один упал, а другой, значит, побежал на хутор, своим сообщить. Ну, мы вскочили на арбу, погнали ее к себе, а сами по ним залпы даем. Их так с роту выбежало, палят по нас, а мы по ним залпы, я еще кричу им: «держи, держи», по русскому кричу… Да, забавно рассказывал…

И вот теперь покойник. И арба эта у нас осталась. Лошадь и два осла пригнали — все-таки хозяйство. Ну, а вот вчера… Это значит в ночь с 19 на 20 ноября отпросился Иван Ананьев и казак Хохлаев в секреты к японцу. Мы каждый день ходим вперед пехоты, разъезды посылаем, ну не без того, конечно, чтобы и пострелять по ним. Вот с вечера пошли они из деревни Сандиоза, — сначала на китайское кладбище, потом прокрались вперед к маленькой рощице, где у них сосенки посажены. Шагов триста оставалось уже и до японских аванпостов. Только пехота видит, что 10 японцев прокрались сзади и залегли. Заметили, значит, что наши туда ходят, ну, прокрались. Дали залп — первыми же выстрелами обоих свалили. Свалили и бросились приканчивать их штыками. Да Ананьев мертвым притворился; ну ему все-таки четыре раны в грудь нанесли, 2 в ноги, а 2 в почки. Хохлаев оборонялся. Не хотел даром даваться. У него сейчас все руки порезаны, видно, за штык хватался, когда кололи его. Увидали это наши — дали залп, прогнали японцев. Потом уже вахмистр Клецков с винтовкой и пехотный санитар пошли подобрать их. Японцы здорово по ним стреляли, но не ранили никого. Принесли их, еще живы были — и вот, значит, Ананьев умер. Да царство ему небесное! Видно, не сносил казачьей головушки.

П. Краснов. Русский Инвалид

В одном отряде произошел следующий случай: несколько артиллеристов-казаков отправились на фуражировку; проезжая одной деревней, они увидали стоящих у фанзы 5 лошадей с японской седловкой. Спешившись, они как кошки подкрались туда и, обнажив шашки, с криком «ура» бросились в дверь, застав четырех кавалеристов с офицером врасплох, пьющими чай. Офицер быстро выхватил револьвер и застрелился, солдаты сдались. Связав им руки, молодцы артиллеристы гавриловской батареи доставили четверых пленных и пять коней в отряд.

Новое Время

— Пошли это мы с товарищем, — рассказывает урядник-донец. — Винтовки забрали и пошли. Вот, как стали мы к японскому часовому подбираться, я и говорю товарищу: ты, мол, оставайся в резерве, а я перейду в наступление. — Ладно, говорит. — Вот это он в кавельяне остался, а я, значит, ползу. Гляжу, а он в будке сидит. Я к нему; он меня увидал, да из будки и наутек. Я в будку забрался, а в будке оконце такое проделано — смотреть можно; гляжу, а уже часовой тревогу сделал, и человек двадцать японцев бежит на выручку. Я подманил товарища на подкрепление и давай с ним залпы делать. Только вижу, что их еще больше бежит, я и говорю: ну, теперь давай отступать, я у тебя в прикрытии буду… Двух японцев свалили тогда.

П. Краснов. Русский Инвалид

Урядник 19-го донского казачьего полка Евлампий Литвищенков писал к своим родным. «Любезное семейство! Милостию Господа и вашими молитвами, оставшись невредимым в страшной рукопашной схватке, происходившей в ночь на 15 декабря, я спешу поделиться этим с вами, дабы вы воздали славу и благодарение сохранившему нас Господу и, чтобы строки эти служили воспоминанием вам и детям нашим, если Господь определит остаться мне здесь навсегда в роковой Маньчжурии. Обстоятельства дела были следующие.

После страшной и лихой атаки японской артиллерии нашими казаками 17 октября 1904 года, когда многие казаки костьми полегли в японских окопах, остановленные проволочными заграждениями, казачьи сердца рвались дополнить предпринятую 3-й сотней славную атаку и, вместе с тем, отмстить японцам за смерть своих товарищей. Несколько раз пытались мы отмстить врагу, для чего небольшими разъездами отправлялись в сторону неприятеля, но безуспешно. 13 декабря снова вызваны были охотники, числом по 9 человек в разъезд, и в четыре часа утра 14 декабря, под командою сотника Краснянского, отправились в сторону неприятеля, с целью нападения. На этот раз не удалось никого встретить, и мы на рассвете возвратились из-за цепи японской линии. В этот раз, однако, мы наметили себе верный новый путь. В тот же день разъезд из охотников в 50 человек со всего полка, под командой сотника Краснянского и хорунжего Полковникова, получил приказ во что бы то ни стало напасть неожиданно ночью на японцев, запалить их фанзы и фураж и непременно достать живого японца. Задача была трудная. Для выполнения ее мы выступили из деревни Салюбтай в 6 часов вечера того же 14-го декабря; на пути представились командиру своего полка, от которого получили отеческое благословение. Командир сказал нам: “Братцы, благословляю! Хотя и трудная возложена на вас задача, но я надеюсь на помощь Божию и ваше молодечество и уверен, что вы исполните ее удачно. Еще раз благословляю, помоги вам Господь!” После этого, осенив себя крестным знамением, мы двинулись в путь. Ночь была тихая и морозная; яркие звезды чудно мерцали в небесной высоте. Пройдя линию своей сторожевой цепи, разъезд принял заранее определенное направление. Наконец мы приблизились к неприятельской заставе; часовой, после двукратного опроса, дал выстрел, а за ним и застава открыла сильный огонь из окопов с фронта. Свист вражьих пуль заставил было дрогнуть казаков. Но ободренные примером своего храброго начальника, крикнувшего в то время, “за мной, ура!”, мы ринулись на врага, и тут-то началась общая свалка. Грозна была всесокрушающая атака донцов! Несмолкаемое “ура!”, залпы ружейных выстрелов врага и переполох, вызванный нечаянным нападением, — все слилось в общий гул. Не выдержали японцы натиска казаков и, оставивши окопы, они пустились наутек. Тут-то далась воля нашей пике-дончихе и острой шашке, которыми казаки рубили и кололи врага. Во время атаки один казак, Усков, наскочил с лошадью прямо на окоп, отчего она моментально упала, а казак перелетел через окоп и попал прямо на японца, стоявшего за окопом. Последний в страхе заговорил по-русски и вместе с тем дал выстрел, за что и получил удар шашкой, поразившей его насмерть. Во время общей схватки было захвачено два унтер-офицера японца живыми, а остальные частью были перерублены, а частью бежали. По показанию пленных, неприятель занимал окоп в 22 человека. С пойманными двумя живыми японцами пришлось немало встретить горя. Связавши, их стали усаживать на лошадей, но они всеми силами старались сопротивляться, крича и ругаясь по-своему, и не хотели садиться на лошадей. А в это время в деревне, расположенной вблизи, от шума и крика засветились огни и подымалась тревога. Нам приходилось торопиться уходом, а потому одного из сопротивлявшихся пленных пришлось некоторое расстояние тянуть волоком, после чего он, убедившись в бесполезности сопротивления, уселся на лошадь.