Святые и порочные - читать онлайн книгу. Автор: Збигнев Войцеховский cтр.№ 45

Двадцать второго февраля Николай II снова выехал в Ставку – и в этот момент в столице вспыхнула паника, порожденная слухами о возможном голоде, которые были вызваны перебоями с подвозом хлеба. На следующий день в Петрограде начались волнения, которые очень скоро переросли в забастовку под политическими лозунгами – вплоть до «Долой самодержавие». Попытки разогнать манифестантов силами полиции не увенчались успехом. Хаос разрастался. Но лишь 25 февраля в Ставке было получено сообщение о беспорядках в столице. Узнав о беспорядках, Николай II послал войска в Петроград для поддержания спокойствия, а сам отправился в Царское Село, желая быть ближе к столице, да и просто тревожась за семью. Это решение оказалось роковым. Пути к Петрограду оказались перекрыты. Вынужденный изменть маршрут, 1 марта царь прибыл в Псков, в ставку командующего Северным фронтом. В столице тем временем наступило полное безвластие. Но Николай и командование армией это не знали. Император связался по телефону с председателем Государственной думы М.В. Родзянко, призывая Думу восстановить порядок в столице и стране. Родзянко отвечал ему, что уже поздно. Царь, как ему казалось, был поставлен перед выбором: отречение или попытка идти на Петроград с верными ему войсками – последнее означало гражданскую войну в то время, как внешний враг находился в российских пределах. Этого он не хотел. Окружение царя поддержало мысль об отречении, убеждая его в том, что это – единственный путь, способный спасти страну от хаоса. И после долгих и мучительных размышлений император решил отречься и за себя и за царевича Алексея, ввиду его неизлечимой болезни, в пользу брата Михаила, полагая своим долгом спасение державы – даже такой ценой.

Восьмого марта комиссары Временного правительства, прибыв в Могилев, куда Николай вернулся из Пскова, объявили об аресте царя. Его прощальное обращение к войскам не было обнародовано, хотя призывало армию к верности этому правительству, тому самому, которое подвергло его аресту, к исполнению своего долга перед родиной до полной победы.

Так окончилось царствование Николая II и начался крестный путь восхождения к вершинам святости, путь на русскую Голгофу… Он, словно библейский праведник, перенес все ниспосланные ему испытания твердо, кротко и без тени ропота. Но, приняв, как ему казалось, единственно правильное решение, он переживал тяжелое душевное мучение, видя вокруг трусость, измену и обман.

Только 9 марта арестованного царя перевезли в Царское Село, где он наконец присоединился к своей семье. Следующие несколько месяцев прошли в тревожном ожидании. Внешне размеренная жизнь узников все чаще осложнялась мелочными стеснениями и все более несдержанной грубостью охраны. Отец Афанасий Беляев, регулярно совершавший в этот период богослужения в Александровском дворце, оставил свои свидетельства о духовной жизни царскосельских узников.

«Впечатление получилось такое: дай, Господи, чтобы и все дети нравственно были так высоки, как дети бывшего Царя. Такое незлобие, смирение, покорность родительской воле, преданность безусловная воле Божией, чистота в помышлениях и полное незнание земной грязи – страстной и греховной, – писал отец Афанасий, – меня привели в изумление, и я решительно недоумевал: нужно ли напоминать мне как духовнику о грехах, может быть, им неведомых, и как расположить к раскаянию в известных мне грехах».

Не сумев предъявить уже бывшему царю и его семье никаких обвинений, Временное правительство распорядилось отправить их в Тобольск – якобы ввиду возможных беспорядков, могущих им навредить. Больше всего в Тобольске Николая угнетало отсутствие полной картины происходящего в стране. Письма туда доходили с огромным опозданием. Из газет была доступна лишь одна местная, печатавшаяся на оберточной бумаге. Новости в ней всегда опаздывали на несколько дней и давались, как правило, урезанными и искаженными. Но этого было достаточно, чтобы Николай II понимал, что страна стремительно идет к гибели.

Генерал Корнилов предложил Керенскому ввести войска в Петроград, чтобы положить конец большевистской агитации, которая становилась изо дня в день все более угрожающей. Но тот отказался. Осознавая, что это, возможно, был последний шанс предотвратить катастрофу, император раскаивался в своем отречении.

«Императору мучительно было видеть теперь бесплодность своей жертвы и сознавать, что, имея в виду тогда лишь благо родины, он принес ей вред своим отречением», – вспоминал Пьер Жильяр, воспитатель цесаревича Алексея.

Тем временем были «низвергнуты низвергатели» – большевики, гораздо смелее конкурентов раздававшие народу невыполнимые обещания, с легкостью сбросили Временное правительство. Наступил период, о котором Николай II написал в своем дневнике: «гораздо хуже и позорнее событий Смутного времени». Известие об октябрьском перевороте дошло до Тобольска спустя неделю. Солдаты, охранявшие царскую семью, прониклись расположением к узникам, и перемена власти далеко не сразу сказалась на их положении. Однако и здесь начиналось то же, что они уже видели в Царском Селе – унижения, издевательства, всевозможные ограничения. Только все это выглядело еще хуже. В их письмах и дневниках засвидетельствовано глубокое переживание той трагедии, которая разворачивалась на их глазах. Но эта трагедия не лишала их силы духа, веры и надежды на помощь Божию, веры в спасение родины.

Но каждая следующая новость лишь ухудшала общую картину. Вскоре стало известно, что в Бресте большевики заключили мир с Германией. Николай II считал этот договор позором и политическим самоубийством новой власти, предательством по отношению к прежним союзникам.

Двадцать второго апреля царской семье сменили охрану. Спустя несколько дней царю объявили, что его должны перевезти в другое место. Царевич Алексей в это время был болен, и везти его было невозможно. Несмотря на страх за сына, Александра Федоровна поехала с мужем; с ними отправилась и дочь Мария. Николай II предполагал, что его хотят использовать для подписания мира с немцами на более выгодных для большевиков условиях. Однако увезли их не в Москву – 7 мая члены семьи, оставшиеся в Тобольске, получили известие, что император, императрица и Мария находятся в Екатеринбурге и заключены в дом Ипатьева. Когда здоровье Алексея поправилось, туда же были доставлены и остальные дети царя, при этом почти никого из прежде приближенных к семье, кроме доктора Боткина и четверых слуг, к ним не допустили.

Свидетельств последних месяцев царской семьи осталось гораздо меньше. Почти нет писем. В основном этот период известен лишь по кратким записям в дневнике Николая II и показаниям свидетелей по делу об убийстве царской семьи. Сохранилось немало портретов членов императорской фамилии – от портретов работы А.Н. Серова до поздних, сделанных уже в заточении, фотографий. По ним можно составить представление о внешности Николая Александровича, Александры Федоровны и их детей, но в описаниях многих лиц, видевших их при жизни, особое внимание обычно уделяется глазам. «Николай Александрович… произвел на меня впечатление своей твердой походкой, своим спокойствием и особенно своей манерой пристально и твердо смотреть в глаза…» – говорил об императоре протоиерей Иоанн Сторожев, совершавший последние богослужения в Ипатьевском доме. И он же писал о царевиче Алексее: «Он смотрел на меня такими живыми глазами…»