Кошки - читать онлайн книгу. Автор: Дорис Лессинг cтр.№ 12

Очень интересно.

Г. и С., португальцы по происхождению, рассказали, что в Португалии среди представительниц буржуазии принято обсуждать на чаепитиях медицинские операции и свои женские проблемы. Причем описывают они эти органы весьма оригинально, словно речь идет о домашней птице — словом «потроха». Так и говорят: «Мои потроха, твои потроха, наши потроха».

Действительно, очень интересно.

Я посадила серую кошку в перевозку и отнесла ее к ветеринару. До сих пор ее никогда не запирали, и бедняга стала жаловаться: оскорблено было ее достоинство и попрано чувство самоуважения. Я оставила кошку у ветеринара и вернулась за ней в тот же день, попозже.

Она лежала в перевозке; от нее пахло эфиром, она была вялая, сонная, ее тошнило. На одном боку было выбрито большое пятно, и обнаженную светло-серую кожу пересекал красный шрам длиной в пять сантиметров, аккуратно зашитый кетгутом. Бедняжка смотрела на меня огромными темными возмущенными глазами. Ее предали, и она это понимала. Ее предал друг, тот, кто ее кормил, защищал, с кем она разделяла постель. С ней сделали что-то ужасное. Я не могла вынести ее взгляда. Я отвезла кошку домой на такси, и она стонала всю дорогу — издавала безнадежный, беспомощный, испуганный звук. Дома я посадила ее в корзину и убрала подальше перевозку, чтобы не напоминать ей о ветеринаре и боли. Я укрыла киску одеялом, поставила корзину возле радиатора и села рядом. Нельзя было ее считать очень уж больной, да и осложнений после таких операций почти не бывает. Просто бедняжка перенесла сильное потрясение. И безболезненно оправиться от такого жизненного опыта не может, по-моему, ни одно живое существо.

Два дня киска неподвижно пролежала в корзине. Потом с трудом воспользовалась кошачьей коробкой. Выпила немного молока и ползком вернулась, снова улеглась.

В конце недели на безобразном пятне, изуродованном швом, выросла щетина. Вскоре мне надо было снова нести ее к ветеринару, чтобы снять шов. Это путешествие далось мне труднее, чем первое, потому что теперь бедная кошка знала, что поездка в машине означает боль и страх.

Она кричала и бушевала в перевозке. Таксист, всегда готовый помочь, на некоторое время остановил машину, дал мне возможность попытаться успокоить кошку, но потом мы решили, что уж лучше покончить с этим сразу. Я ждала, пока снимали швы. Затем с трудом затолкала кошку обратно в перевозку и снова отнесла ее в то же такси. От страха она обмочилась и жалобно плакала.

Таксист оказался любителем кошек. Он удивлялся: почему бы этим врачам не изобрести противозачаточные таблетки для кошек? Неправильно, сказал он, что мы лишаем кошек их истинной природы ради собственного удобства.

Когда я вошла в дом и открыла перевозку, серая кошка, ожив наконец, выскочила из дома и взлетела на стену сада, проходящую под деревом. Глаза у нее снова были большими и испуганными. Ночью она пришла поесть. И спала не на моей кровати, а на диване. Она не разрешала до себя дотрагиваться еще много дней.

В течение месяца после операции ее очертания изменились. Не постепенно, но вдруг, сразу, она лишилась своего изящества, природной грации; и вообще все в ней стало грубее. Кожа вокруг глаз едва уловимо обвисла, сморщилась; изменилась форма мордочки — она стала шире. И сразу она стала пухлой кошкой, хоть и по-прежнему симпатичной.

Если же говорить об изменениях характера, ну, их можно отчасти объяснить, вероятно, другими ударами судьбы, обрушившимися на бедняжку в то же время: она лишилась своего друга — молодого кота, потеряла котят, и вдобавок в доме появилась черная кошка.

Так или иначе, но характер нашей кошки, несомненно, изменился. Ее самоуверенности был нанесен серьезный удар. В доме больше не было красотки-деспота. Ушло все: безусловное обаяние, душераздирающие приемы кокетства — изящные движения головкой и глазками. Она, конечно, вернулась к прежним трюкам: каталась на спине взад-вперед, чтобы ею восхищались, затаскивала себя, сгибая лапы, под диван, — но долгое время все это делалось с оглядкой. Кошка не была уверена, что ее трюки понравятся. Она долгое время вообще ни в чем не была уверена. Так что она стала настойчивой. В ее характере появилась жесткая нотка. Она вспыльчиво защищала свои права. Наша киска стала злой. Ее требовалось развлекать. Ее раздражали прежние поклонники, коты на стене. Короче говоря, она превратилась в типичную старую деву. Просто ужас, что мы делаем с нашими кошками. Но, очевидно, у нас нет выхода. Маленькая черная кошечка по ряду печальных причин не обрела своего дома и стала членом нашей семьи. Для гармоничного сочетания лучше бы она была котом. Но в существующих обстоятельствах две кошки встретились врагами; они часами, припав к земле, следили друг за другом.

Половина бока серой кошки еще была щетинистой после обработки бритвой, она отказывалась спать на моей постели, ела только после долгих уговоров, была несчастной и неуверенной в себе, за исключением одного твердого убеждения: черная кошка не должна занять ее место.

Черная же кошка, со своей стороны, знала, что будет жить в этом доме. И была уверена, что ее не прогонят. Она не сражалась: серая кошка была крупнее и сильнее. Черная залезала в уголок кресла, где спина была защищена стенкой, и не спускала глаз с серой кошки.

Когда ее враг уходил спать, черная кошка ела и пила. Потом тщательно обследовала сад, с которым уже была знакома, насколько это возможно при прогулках в ошейнике и на коротком поводке. Затем кошка осматривала дом, этаж за этажом. Она решила, что моя постель ей подойдет. Увидев это, серая кошка вскочила, зашипела и выгнала черную кошку, заняв свое место на моей постели. Тогда черная кошка расположилась на диване.

Характер у черной кошки был совсем не такой, как у серой. Это был спокойный, упрямый, скромный зверек. Черная кошка не знала, что такое кокетство, пока не увидела серую: она не принимала картинных поз, не флиртовала, не каталась на спинке, не носилась галопом, не демонстрировала себя.

Черная киска знала, что не она в доме главная кошка, прима тут — серая. Но и у второй тоже есть свои права, и она настаивала на них. Фактически эти кошки ни разу не подрались. Их великие дуэли проходили в форме обмена взглядами. Вот они садятся по разные стороны кухни; зеленые глаза не мигая уставились в желтые. Если черная кошка творила что-то выходящее, по мнению серой, за пределы допустимого, та негромко рычала и делала неуловимые угрожающие движения, напрягая мышцы. Тогда черная кошка отступала. Серая спала на моей постели, черной это было не дозволено. Серая могла сидеть на столе, но не черная. Когда приходили гости, серая первой оказывалась у дверей. И серая кошка ела только отдельно от черной, исключительно из свежевымытого блюдца, свеженарезанную еду и в другом месте кухни. Черной же для приема пищи годился и прежний угол.

Черная кошка со всем этим соглашалась и с обитателями дома была в меру ласкова, терлась о наши ноги, мурлыкала, разговаривала — она тоже была наполовину сиамка; но все делала с оглядкой на серую.

Такое поведение не сочеталось с ее внешностью. Внешний вид серой кошки и характер всегда были согласованны: ее манеры диктовались ее внешностью.