Мемуары фельдмаршала. Победы и поражение вермахта. 1938-1945 - читать онлайн книгу. Автор: Вильгельм Кейтель cтр.№ 47

В результате в Советском Союзе командовал Генеральный штаб сухопутных войск – или, если быть более точным, Гитлер и Генеральный штаб сухопутных войск, за полным исключением Верховного командования. Я должен отметить это ради исторической точности, поскольку Советский Союз – по крайней мере, на Нюрнбергском трибунале – считает, что эти приказы на самом деле исходили от ОКБ.

С самого начала в русской кампании из наших союзников участвовали Румыния и Финляндия; а после ее начала Италия, Венгрия и Чехословакия, каждая из которых внесла вклад небольшим контингентом, экспедиционными войсками, силой примерно слабого механизированного корпуса, а чехи – примерно легкой пехотной дивизии. Гитлер окончательно договорился с Антонеску в Мюнхене; последний с готовностью согласился увеличить численность советников, прикрепленных к нашей военной миссии [в Румынии], и сделал из этого правильные выводы; я участвовал в этих переговорах, вместе с командиром сухопутных войск, выделенным для немецких частей, генералом кавалером фон Шобертом, и начальником нашей военной миссии, генералом Ханзеном. Целью Антонеску, очевидно, было вернуть Бессарабию, и этой причины ему было достаточно, чтобы мобилизовать большую часть своей армии; истинная цель нашего нападения и его дата были от него намеренно скрыты.

В мае 1941 г. в Зальцбурге я встретился с финским начальником Генерального штаба, генералом Хайнрихсом, с которым мы достигли основных соглашений по утвержденному Гитлером вопросу о разрешении на сосредоточение немецких войск под командованием генерал-лейтенанта фон Фалькенхорста на финской территории; это соглашение впоследствии было доведено до его окончательной формы Йодлем. Ни Йодль, ни я и не подозревали, что наша миссия была только подтверждением предварительных переговоров, уже состоявшихся в Цоссене несколькими месяцами ранее, между Гальдером и Хайнрихсом.

Генерал Хайнрихс отнесся к нам с пониманием и со всей готовностью согласился передать все наши требования маршалу Маннергейму, как мы и хотели. По моему мнению, генерал Хайнрихс производил весьма благоприятное впечатление, поэтому я доложил фюреру, что Финляндия не собирается упустить свой шанс свести старые счеты за нападение на них России зимой 1939/40 г. Мы сразу же получили согласие отправить к маршалу, независимо от нашего военного атташе, своего генерала с неограниченными полномочиями, и нам никогда не пришлось пожалеть о том, что наш выбор пал на генерала Эрфурта.

Фюрер строго-настрого запретил проводить какие-либо дипломатические переговоры и даже переговоры на штабном уровне, с Венгрией и Чехословакией, хотя военное министерство и отмечало их важность, ввиду текущих планов транзита наших войск через эти страны и переброски их по железным дорогам. Гитлер, однако, на уступки не пошел, несмотря на связанный с этим риск; он опасался, что секретность этой операции будет раскрыта, и не соглашался, что преимущества заблаговременной подготовки перевесят эти недостатки. В данном случае никакого особого ущерба не получилось, хотя я и не знаю, в какой степени венгерский Генеральный штаб позволил нам провести некоторые подготовительные меры.

Наше нападение 22 июня было в действительности тактическим, но никак не стратегическим сюрпризом для Красной армии.

Венгрия и Чехословакия, исключительно по своей собственной инициативе, подняли свои экспедиционные войска после того, как начались боевые действия, – естественно, что они твердо рассчитывали расширить свои границы – и предоставили их в распоряжение военного министерства. Но уже в сентябре 1941 г. венгерский начальник Генерального штаба [Штомбателий] сообщил мне, что он хотел бы посетить штаб-квартиру фюрера, поскольку он хочет отозвать венгерскую маневренную бригаду (дивизию) – вопреки желанию военного министерства – даже до того, как наши войска форсируют Днепр: она не была экипирована для зимней кампании, и в будущем году войны ее необходимо дополнить новыми частями. После короткого и традиционного приема в штаб-квартире фюрера дискуссии были переведены на Гальдера и меня. Я устроил банкет для генерала Штомбателия (известного также как Клаус – типичный шваб) в моем поезде, а днем привез его в штаб военного министерства, где ему показали некоторые вещи.

Я был настолько раздражен его многочисленными, более чем оскорбительными замечаниями по поводу нашего командования и использования единственной венгерской «легкой дивизии», что резко сказал ему, хотя и в рамках протокола, что нужно прежде всего отучить свои войска от привычки грабить и мародерствовать всюду, где бы они ни прошли, и отправлять все награбленное к себе домой. Когда он понял, что его заносчивые манеры не производят на меня никакого впечатления, а скорее дают совершенно противоположный эффект, он вдруг стал очень дружелюбным, начал расточаться в лести всему нашему командованию сухопутных войск и не мог выразить свое восхищение фюрером, который произвел на него такое глубокое и неожиданное впечатление, когда он в общих чертах изложил ему по карте общую обстановку на Восточном фронте. Этим вечером он оставался гостем военного министерства; на следующий день он вылетел домой, договорившись с Гальдером о компромиссе, который предусматривал более поздний отвод венгерских войск.

В начале 1942 г. я по поручению фюрера поехал к нему в Будапешт с ответным визитом. Моя миссия была трудной: я должен был просить проведения мобилизации венгерской армии мирного времени и отправки по крайней мере ее половины для участия в запланированных летних операциях. В это время Венгрия располагала примерно 23 бригадами в процессе превращения их в малые дивизии, в том числе горно-стрелковые бригады и кавалерийские части, не считая оккупационных войск, которые уже были переданы или обещаны военному министерству в качестве служб безопасности в тылу. Кроме посещения имперского администратора [Хорти], военного министра [фон Барта], премьер-министра [фон Бардосси] и других, я принимал участие на двух отдельных утренних, весьма обстоятельных переговорах с начальником Генерального штаба и военным министром.

В первый день мы не продвинулись дальше продажи лошадей, за которых мы могли бы расплатиться с ними поставкой большой партии оружия. Естественно, в этом вопросе я пошел на уступки, поскольку без противотанковых орудий, стрелкового оружия и прочего современного вооружения венгерские войска окажутся бесполезными для нас перед лицом вооруженных современным оружием русских. Но когда этим вечером Штомбателий сам отвозил меня на своей машине на устроенный для генералов большой банкет, он вдруг неожиданно спросил меня, о каком необходимом мне количестве «легких дивизий» я просил его сегодня утром. Задумавшись на мгновение, я ответил: «Двенадцать!» Он сказал, что он тоже подумал о таком количестве; он может пообещать мне девять легких пехотных дивизий и еще одну довольно слабую танковую дивизию и добавил, что он собирается сформировать для нас и вторую танковую дивизию, если мы незамедлительно пошлет им танки, которые фюрер лично обещал имперскому администратору. Кроме этого, в наличии осталась только кавалерийская дивизия, которую Хорти на данный момент ни за что не отдаст. Если я буду добиваться обещания от имперского администратора во время завтрашнего визита, он поддержит меня. Противодействие бы тогда шло только от военного министра и самого Хорти, который, под влиянием премьер-министра, боялся намерений Румынии и парламента. Так, за эти несколько минут, до того как наша машина остановилась перед дверями отеля, между нами и было достигнуто соглашение. Я был доволен его итогом, поскольку несколько хорошо экипированных и хорошо обученных дивизий были для нас более ценными, чем многочисленные подразделения со слабой боевой мощью.