Кадры решают все. Суровая правда о войне 1941-1945 гг - читать онлайн книгу. Автор: Владимир Бешанов cтр.№ 94

Заместитель командующего войсками Московского ВО генерал И.Г. Захаркин (1889–1944) отмечал:

«Имеют место случаи, когда командный состав выходит на огневую подготовку лично сам неподготовленным. Часто нет и учебных патронов. Их нет не потому, что их не достает. Их нет потому, что их не взяли со склада. Командир части не знает, что у него на складе имеются тысячи патронов. Когда доберешься до склада, вытащишь их оттуда, он удивляется: «Откуда это?».

Генерал И.С. Конев, командовавший войсками Забайкальского ВО, был вынужден признать, что имеют место факты, «когда красноармейцы ходят плохо и неопрятно одетые, не обучены, не умеют стрелять, а командир не принимает необходимых мер, не делает того, что с него требует служба — навести элементарный порядок в своем подразделении».

Генерал-летчик Я.В. Смушкевич (1902–1941) обнародовал факт, что вся бомбардировочная авиация Ленинградского ВО в общий сложности налетала норму всего трех летчиков!!!

Главную причину всех недостатков полководцы, этими округами и авиацией командовавшие, видели в низкой квалификации подавляющего большинства командного состава Красной Армии.

После совещания последовал новый приказ о боевой подготовке на 1941 год. Тем не менее, боевая подготовка в Красной Армии продолжала «хромать на обе ноги».

* * *

Военных летчиков нарком Тимошенко сделал своими врагами на всю оставшуюся жизнь, приказав выпускать их из училищ не офицерами, а сержантами. Заодно Семен Константинович, отчаянный рубака, одним махом решил наболевший квартирный вопрос.

Присутствовавший на совещании в декабре 1940 года командир 43-й авиационной дивизии Г.Н. Захаров вспоминал:

«Я говорил о том, что, хотя дивизия и прошла все инспекторские проверки, ее боеготовность оставляет желать лучшего в связи с крайне затруднительным бытовым положением личного состава. В авиагородке, расположенном неподалеку от аэродрома, вто время жили многочисленные семьи военнослужащих, которые в сороковом году не имели никакого отношения к дивизии.

В то же время летчики вынуждены были селиться в окрестных деревнях, разбросанных вокруг в радиусе пяти-шести километров. Надежной связи с ними нет. В нормативы, отведенные для приведения дивизии в боевую готовность, уложиться невозможно. Летчики прибывают на аэродром с большим опозданием, а зимой бегут через лес на лыжах, в машины садятся потные, разгоряченные, многие, конечно, простужаются. Часто возникает ситуация, при которой машины готовы к полету, а летчиков нет. Изменить это положение командование дивизии не может, поэтому я как командир обращаюсь с просьбой о содействии…

Все это я изложил одним махом. Сталин кивнул и тут же прервал меня жестом… Аналогичные трудности испытывали командиры многих других вновь сформированных частей и соединений.

Вскоре, после того как мы разъехались по своим частям, был издан специальный приказ, номер которого я помню по сей день. В нем, в частности говорилось о необходимости перевода личного состава на казарменное положение».

Руководители ВВС, в отличие от простых летчиков, пришли в восторг, узнав сию новость. Генерал Я.В. Смушкевич заявил:

«Приказ Народного комиссара является основным условием оздоровления наших военно-воздушных сил… Единственная и, пожалуй, главная причина, почему боевая подготовка Военно-воздушных сил находится на низком уровне, заключается в том, что в авиации фактически не было рядового состава (?), все были командиры. Летчики в возрасте 17–19 лет обзаводились семьями, и все внимание летного состава уходило не на рост боевой подготовки, а на семейно-бытовые вопросы».

Ему вторил генерал авиации П.В. Рычагов (1911–1941):

«Молодой летчик и техник, обремененные семьей, потеряли всякую маневренность в случае передвижения части. Кроме этого, летчик, связанный большой семьей, теряет боеспособность, храбрость и преждевременно изнашивается физически (!). Приказ Народного комиссара обороны устраняет имевшиеся недочеты в этом отношении, создает нормальные условия для работы и роста воздушного флота, который при едином понимании использования принесет немало побед».

Гениально! Одна только подпись на приказе — как сразу боеготовность подняли, на офицерских окладах и униформе сэкономили, и женщины летчиков больше «не изнашивали».

Надо полагать, что генералов Якова Смушкевича и Павла Рычагова расстреляли в 1941 году тоже исключительно «для оздоровления военно-воздушных сил».

Отметим в данной связи, что французский военный психолог Мокор выделял пять опасностей, грозящих снизить у отдельного военнослужащего «способность побеждать»: 1) половое воздержание; 2) разлуку с семьей; 3) недоверие к своим начальникам; 4) скептицизм к военным установлениям; 5) страх смерти. По мнению буржуазных спецов, разработка комплекса мероприятий по уменьшению воздействия этих факторов на психику солдата, позволяла повысить его стойкость в бою. На рядового красноармейца и сержанта действовали все пять опасностей одновременно.

* * *

Сталина абсолютно не интересовали изыски психологов и тонкости индивидуального подхода, ему нужна была покорная, послушная, нерассуждающая масса. Психологию, в том числе и военную, в СССР придушили еще в 1930 году. Было объявлено, что «психология — это часть педагогики». Правда, весь остальной мир почему-то упорствовал в своих заблуждениях, полагая, что наоборот, психология является фундаментом для педагогики.

Несколько позже, в 1939-м, расстреляли комкора Г.Д. Хаханьяна, написавшего явно вредительскую книгу «Вопросы военной психологии». После этого в СССР надолго остались только «психушки».

С началом войны главный упор в борьбе с «пятой опасностью» сделали на воспитании у бойцов «презрения к смерти» и насаждения «железной дисциплины»:

«Подобная, не знающая жалости военная дисциплина, — которую, я уверен, не выдержала бы ни одна другая армия — превратили неорганизованную толпу в необычно мощное орудие войны. Дисциплина — главный козырь коммунизма, движущая сила армии».

Вот только невозможно было предвидеть, как станут действовать красноармейцы при отсутствии традиционных советских «дисциплинирующих факторов» — комиссаров, особистов, трибуналов. Немцы потом вспоминали:

«Никогда нельзя заранее сказать, что предпримет русский: как правило, он шарахается из одной крайности в другую… Бывали случаи, когда русские части, самоотверженно отразившие все атаки немцев, неожиданно бежали перед небольшими штурмовыми группами».

А какой прок от «дисциплинированного» пилота-истребителя, если он только на фронте он впервые увидел свою «лошадку».

В советских ВВС, вследствие спешки и упрощенности при подготовке пилотов, в течение всего предвоенного десятилетия сохранялся высочайший уровень аварийности. Так, 21 июня 1932 года Ворошилов писал Сталину:

«Я сейчас буквально места не нахожу вследствие аварий в Воздушном флоте. Не проходит дня, чтобы не получить сведения об авариях и даже тягчайших катастрофах с человеческими жертвами то в одном, то в другом округе. Достаточно указать, что только с 5 по 20 июня разбито одиннадцать самолетов и погибло тридцать человек…