Человек из грязи, нежности и света - читать онлайн книгу. Автор: Игорь Соколов cтр.№ 95

Жара становилась нестерпимой, и он несколько раз обтирал свое лицо рубашкой, которую снял с себя и теперь пользовался ей как полотенцем. Этой же рубашкой он вытер свои руки и плечи от змеиной крови.

Еще через каких-то полчаса он увидел бурный ручей, льющийся с вершины горы, и сначала умыл себя, а потом попил воды.

Тут же у ручья на большом розовом камне он увидел черную бабочку продюсера и, подняв ее с брезгливой гримасой, бросил в траву.

Он чувствовал, что идет по верному следу, что еще больше удивляло его.

Повторялась одна и та же мысль, что все это уже было.

Мысль хотя и была оптимистичной, но все же обескураживала своим странным мировосприятием.

Дядя Абрам бросил у ручья свою рубашку, чтобы было легче подниматься наверх.

В этом месте склон горы был более крут, и иногда ему приходилось подтягиваться на руках, все так же держась руками за надежные лианы.

Подъем становился все тяжелее, а он уже задыхался, вытирая лицо потными, грязными руками.

Иногда он не выдерживал и громко матерился, тем самым, облегчая свою душу.

С берега гора казалась совсем маленькой, но на самом деле этот вид был обманчивым.

Ноги уже наливались свинцом и еле отрывались от земли. К тому же, за время долгого сиденья взаперти вместе с Ритой, он совсем мало двигался, отчего теперь чувствовал себя совершенно не приспособленным к такому тяжелому подъему.

– Ах, мать твою так! – ругался он, и в нем сразу же появлялось седьмое дыхание, и он с новым порывом устремлялся ввысь, туда, где вершина горы будто срасталась с небом. Вскоре его облепила стайка кровожадных москитов и все его тело стало ужасно зудеть

.Дядя Абрам даже немного всплакнул, пытаясь отбиться от ненасытных насекомых, а потом, скрежеща зубами, все же продолжил свой изнурительный подъем.

Жара, москиты, постоянное напряжение и пот, застилающий глаза, абсолютно все, выводило его из себя, и дядя Абрам матерился, матерился громко, иногда нежно-акапельно нараспев.

Временами ему казалось, что он первобытный человек затерявшийся в чаще девственного леса, и тогда он вместо обыкновенного мата издавал протяжный рев, более всего похожий на звериный, и с удивлением прислушивался к нему как к незнакомой и причудливой песне дикарей, на какой-то миг ставшей для него родной и знакомой.

– У-У-А! – ревел дядя Абрам и поднимался все выше, уже с оплывшими от укусов насекомых глазами.

Его зрительное восприятие как будто отказывалось ему подчиняться, очертания деревьев, лиан и корней с камнями расплывались в какую-то разноцветную мозаику, в которой бедное сознание дяди Абрама едва угадывало свой путь.

Иногда он спотыкался о корни деревьев или камни, которые не успевал разглядеть, и падал, больно ранясь об острые выступы скал.

Когда до вершины оставалось совсем немного, он ощутил сзади в спине ужасную боль, а когда оглянулся, то увидел быстро уползающую в чащу леса серую змею с черными точками на спине, и, упав на колени, стал с плачем молиться Богу.

– Не оставь меня, Всемогущий и Премудрый, – рыдал он до тех пор, пока боль в спине не утихла, но теперь после укуса его торс и руки стали как ватными, а тело стала бить ужасная лихорадка.

Дядя Абрам стучал зубами как волк от мороза. От такого сильного стука у него совсем раскрошился один задний зуб сверху. Однако потом он очень сильно сжал свое лицо, руками, и несколько раз ударившись лбом о дерево, продолжил свой подъем на вершину.

Как только он ее достиг, он сразу увидел небольшую ровную лужайку с белым миниатюрным вертолетом, в котором сидел улыбающийся и махающий ему руками продюсер.

Дядя Абрам кинулся к вертолету, но его мотор тут же заревел и вертолет поднялся на несколько метров над ним, причем и продюсер, и дядя Абрам очень хорошо видели друг друга.

– Ну, что, смотришь, сука, получаешь удовольствие от наших мучений?! – спросил его дядя Абрам пересохшими от нестерпимого зноя губами.

– Абрам! Я тебе даю шанс, – неожиданно крикнул продюсер, – я тебе спущу лестницу и верну тебя твоему сыну, твоей жене, вообще в цивилизацию, если только ты согласишься оставить здесь свою Риту?!

– Что?! – обезумел от гнева дядя Абрам.

За одно мгновенье перед ним пробежало множество лиц родных, друзей и знакомых, он даже видел не только своего сына и жену, но и своих умерших родителей, он увидел себя еще ребенком бегущего за гусями по лугу, увидел яркую осень в багряных деревьях, церковь на холме и заплакал, уже навсегда расставаясь со своей прошлой жизнью.

– Нет, – заорал он сквозь слезы, – ни за что!

Его любовь к Маргарите, ждущей от него ребенка, оказалась сильнее всех родных, и даже всей цивилизации! Да, ему было больно навсегда прощаться со своим сыном, хотя бы, потому что дороже для него была одна Рита, Рита – Маргарита, а еще его другое «я», его будущее дитя.

– Как хочешь?! – вздохнул продюсер. – Я уже улетаю навсегда!

– За что ты нас так?! – спросил дядя Абрам, но продюсер не ответил. Рев мотора вертолета заглушил их слова и поэтому весь их разговор состоял из одних криков.

– Что ты хочешь?! – спросил его продюсер.

– Чтоб ты нас вернул назад! – крикнул дядя Абрам.

– Это уже не получится! – усмехнулся продюсер. – Ты уже сделал свой выбор между цивилизацией и любовью!

– А я и не отказываюсь от него! – вздохнул со слезами на глазах дядя Абрам. – Если можешь, передай хотя бы сыну, что я жив и живу на необитаемом острове!

– Хорошо! – согласился продюсер, и дружелюбно взмахнув ему на прощанье рукой, быстро взлетел на своем вертолете высоко в небо.

Дядя Абрам еще долго вглядывался в исчезающую из его глаз точку и уже ни о чем не думал.

Почему-то в этот миг он почувствовал странное облегчение, словно кто-то его навек освободил от тяжкой ноши нести на себе весь крест за человечество которое все равно никогда не будет ему за это благодарно.

Единственно, о чем он больше всего жалел, это о том, что больше никогда не увидит своего сына – Леву, хоть и приемного, а все равно своего – родного.

Весь сон Эскина был перенасыщен многочисленными злодеями, которые с одинаковым злым, а порой отсутствующим взглядом оттаскивали от него упирающегося и сопротивляющегося изо всех сил дядю Абрама.

Дядя Абрам что-то кричал, размахивая руками, но расстояние между ними продолжало неумолимо расти, пока его отец совсем не превратился в крохотную точку.

Больше всего Эскина удивляло, откуда сразу возникло столько злодеев, неужели их всегда было так много, и они тихо и незаметно жили среди нас?!

– Да, конечно, они всегда жили среди нас, а используя наши ошибки, почти всегда добивались своего! Какой-то злой рок или какая-то неумолимая стихия двигала их больным рассудком в одном и том же безумном направлении.