До этого я воевал в Сталинграде, в других местах артиллеристом. Но то, что мне лично пришлось пережить в этот день под Прохоровкой, не имеет никакого сравнения.
Прошло часа два. Прибежали несколько наших бойцов, сообщили, что остальные убиты, а немцы скоро будут здесь.
Вскоре налетела немецкая авиация. Говорили, что это были итальянские самолеты – двукрылые. Летели они низко, бросали футляры, начиненные противопехотными бомбами, в воздухе футляры раскрывались, и бомбы летели, как рой пчел. Думалось: вот-вот упадут на тебя, вжимались в землю, казалось, земля под тобой расступается.
Улетели самолеты, нас накрыла артиллерия. И так – непрерывно, не один десяток минут.
Потом пошли танки. Они выходили с левой стороны, выстраивались в цепь. Я насчитывал более сорока танков против одного нашего батальона. Аунас на этом фланге ни авиационной, ни артиллерийской поддержки – одна пехота.
Начали стрелять из ПТР, из пулеметов и автоматов. Танки остановились метрах в 300. Видимо, у них была другая задача, другое направление удара. Но огонь по нашим окопам открыли ураганный.
А у нас кончились боеприпасы. Ни патронов, ни гранат – ничего. Поступил приказ отойти. Пошли назад. Несли с собой раненых. Ранило начальника штаба Гусанова, его тут же перевязала медсестра Оля Огурцова.
Когда отходили, командир взвода Воронов был ранен в голову и в грудь. Он бежал с перевязанной головой и грудью – хорошая мишень. Крикнул мне: «Иди сюда, здесь безопаснее». Только это сказал, как тут же упал. Когда я подбежал к нему, он уже не дышал. Вспомнилось, как накануне он словно чувствовал свою смерть, пел грустные песни, говорил мне: «Наверное, завтра меня убьют». Такое было у него предчувствие.
Из 600 человек в батальоне мы в тот день потеряли убитыми и ранеными 330 человек. Потому что обрабатывали нас и с воздуха, и с земли – танками, артиллерией. Прямой наводкой били»
[100]
.
Отход 2/287-го гв. сп существенно осложнил положение на этом участке и привел к излишним жертвам не только в батальоне. После того как эсэсовцы с ходу смяли левый фланг полка В.С. Соловьева, правый фланг 26-го гв. вдсп оказался открыт. Танковая группа и 3/2-го грп вышли на позиции его правофланговой, 7-й ротой, и завязали бой в траншеях. Почувствовав, что на стыке полков В.С. Соловьева и Г.М. Кашперского войска русских дрогнули и образовалась брешь, Пайпер развернул основную часть танков вдоль ПТ-рва и попытался расширить прорыв. И это ему удалось, так как во втором эшелоне за стыком 287-го гв. сп и 26-го гв. вдсп (между Прелестным и свх. «Октябрьский») войск не оказалось. Дело в том, что командир 3/287-го гв. сп ст. лейтенант Полунский проигнорировал приказ и не вывел свой батальон на этот участок, как планировал полковник В.С. Соловьев. Поэтому после отхода 2-го сб к Михайловке и Прелестному дорога на Петровку была открыта, и 3/2-го грп танки ворвались в село.
Для советского командования было крайне важно не допустить захвата свх. «Октябрьский» и закрепления эсэсовцев в районе выс. 252.2. Этот узел являлся ключевым пунктом обороны перед Прохоровкой, дальнейшее продвижение немцев на восток грозило полным развалом обороны не только 9-й гв. вдд, но и всего 33-го гв. ск. Большую роль в сдерживании бронетехники врага у совхоза и южнее сыграли 7-я и 8-я батареи 3-го дивизиона полка полковника В.К. Валуева.
«Немецкие танки, не доходя до огневых позиций метров 300, остановились и вступили в огневой бой с 7-й батареей, – вспоминал А.А. Обисов. – Надо сказать, что огонь по танкам мы вели довольно-таки успешно. Они загорались один за другим, но, к нашему удивлению, огонь быстро гас и танк продолжал вести огонь с места. Танк полностью горел лишь после нескольких попаданий. Видимо, у вражеских танков была отличная система пожаротушения.
Первым было разбито 1-е орудие сержанта Чапа. Видел его лежащим возле орудия с залитым кровью лицом. Судьбу его дальнейшую не знаю.
У второго орудия взрывом оторвало колесо, расчет погиб сразу.
Четвертое было серьезно повреждено, у него осколком пробило противооткатное устройство. В расчете были убитые и раненые.
Я в это время находился недалеко от этого орудия. Меня взрывом отбросило и контузило с потерей сознания. Когда очнулся, увидел, что шофер Волгин едет на машине на батарею. С ходу развернул машину, подал назад, зацепил орудие, но немецкий снаряд попал в машину, и она вспыхнула. В это время телефонист Захаров восстановил связь с командиром дивизиона. Получили приказ отходить. Вынули панораму из четвертого орудия и пошли в лощину в направлении ОП 9-й батареи. Вышли всего с батареи шесть человек. Раненых еще раньше отправили к машинам и эвакуировали в тыл»
[101]
.
Согласно оперативной сводке № 45 штаба артиллерии 9-й гв. вдд 11 июля в артчастях и подразделениях пропало без вести 50 человек младшего командного и рядового состава, было разбито четыре 76-мм орудия, семь автомашин, убито две лошади. Полностью погибла 7-я батарея 7-го гв. вдап, пропали без вести командир 9-й батареи гв. ст. лейтенант С.И. Дубравный и командир ее взвода управления гв. лейтенант Д. Лобазов
[102]
. А в оперсводке № 48 за 12 июля сообщается, что попавший в плен 11 июля красноармеец Степанов, из взвода управления 3-го дивизиона, из плена вырвался
[103]
.
Как вспоминал начальник штаба 3-го дивизиона О.И. Малюков, эсэсовцы у совхоза захватили командира 9-й батареи ст. лейтенанта Кронина и его взвод управления с несколькими ранеными артиллеристами. Комбата и тех, кто не мог идти, расстреляли, остальных взяли в плен, в том числе и Д. Лобазова. Уже после освобождения Полтавы его обнаружили бойцы 9-й гв. вдд в лагерном госпитале для военнопленных. По неписаному, но «железному» закону «особистов», никакие боевые заслуги офицеров, побывавших в плену, не учитывались. Они в лучшем случае лишались офицерского звания и направлялись на передовую. Так произошло и с гв. лейтенантом Д. Лобазовым. Его вернули в 7-й гв. вдап, где он прослужил до конца войны красноармейцем.
После того как группа Пайпера разделилась и первая ее часть атаковала совхоз и Петровку, вторая, численностью до 10 машин с мотопехотой на бэтээрах, прорвав на всю глубину позиции 3/26-го гв. вдсп, устремилась вдоль железной дороги к Прохоровке, но была остановлена перед траншеями 1/26-го гв. вдсп и 2/58-й мсбр. Они располагались примерно в 500 метрах от западных окраин станции. Левофланговая рота батальона десантников находилась примерно в 150 метрах от железнодорожной насыпи, а правый флангупирался в балку за свх. «Октябрьский». Мотострелки окопались перед его правым флангом. Бывший заместитель командира 1/26-го гв. вдсп ст. лейтенант Ф.Д. Глаголев вспоминал, что «в связи с предстоящим контрударом оборона батальона в противотанковом отношении не была подготовлена»2. Минные поля не выставлялись, из артсредств батальон располагал лишь взводом 45-мм ПТО (2 орудия) и ПТР. В этот момент 3/7-го гв. вдсп был скован боем в совхозе, а 10-й оиптад (16 45-мм ПТО), как и 2/7-го гв. вдд (1276-мм ПТО и 122-мм гаубиц), находился в резерве комдива. 1/7-го гв. вдап участвовал в отражении очередной атаки за железной дорогой, поддерживая 2/26-го гв. вдсп. Не понятно чем руководствовался комдив А.М. Сазонов, но при построении обороны он, по сути, оголил наиболее опасный участок, собрав 28 орудийных стволов в резерв и выведя их за боевые порядки дивизии. В то время как находившимся на направлении главного удара боевой группы «Лейбштандарт» бороться с танками было просто нечем.