О тяжелейшем положении в дивизии свидетельствует и такой факт. А.С. Жадов, понимая, что 95-я гв. сд осталась главной силой, удерживавшей немцев в излучине, в то же время управление в ней потеряно и комдив пока не в силах восстановить его, направил в дивизию ряд командиров штаба армии, в том числе начальника оперативного отдела майора Буковского, а сам занялся созданием противотанковой обороны из ее артподразделений.
Штаб армии об этом моменте доносил: «Части 95-й гв. сдв результате потери управления со стороны дивизии в период атаки противника, не отразив удар танков, самостоятельно отошли на прежние рубежи, и 13.07.43 г. дивизия приведена в порядок»
[438]
.
Между 18.00 и 19.00 на направлении главного удара дивизии «Мертвая голова» – вдоль северного берега реки ее танки, пройдя через боевые порядки пехоты, вплотную подошли к огневым позициям артиллерии. «Обстановка сложилась настолько критической, что исполняющему обязанности начальника штаба 233-го гв. артполка гв. капитану П.П. Белецкому пришлось вывести на прямую наводку все гаубичные батареи (к этому моменту командир полка майор А.П. Ревин был смертельно ранен), – вспоминал командующий артиллерией 95-й гв. сд майор Н.Д. Себежко. – Эти инициативные и решительные действия гв. капитана П.П. Белецкого были как нельзя кстати и одобрены командованием дивизии»
[439]
.
Бесспорно, в этот день артиллерия 5-й гв. А сыграла очень важную, в отдельные моменты даже решающую роль. Особенно это понимаешь, когда обращаешься к статистике. Как вспоминал бывший начальник штаба Воронежского фронта
С.П. Иванов, практика боевых действий на Курской дуге показала, что для успешной борьбы с одной танковой дивизией противника необходимо было развернуть на участке ее действий 9—12 истребительно-противотанковых полков. 12 июля в излучине р. Псёл против дивизии СС было развернуто лишь 6 иптап и артполков стрелковых дивизий, атакжетри отдельных истребительно-противотанковых дивизиона. Причем отдельные части имели некомплект вооружения (особенно в 52-й гв. сд) из-за потерь в предыдущих боях, некоторые иптап и все оиптад были вооружены 45-мм орудиями. Отсутствие достаточного количества артиллерии приходилось компенсировать героизмом и самопожертвованием бойцов и командиров.
После потери управления в 95-й гв. сд на эффективность дивизионной и противотанковой артиллерии существенное негативное влияние начало оказывать отсутствие взаимодействия со стрелковыми подразделениями. Оборона стрелковых полков превратилась в очаговую. Отдельные взводы, роты, часть батальонов, порой из различных дивизий, спешно занимали первые попавшиеся участки, пригодные для сопротивления. Между этими наспех созданными узлами сопротивления образовывались разрывы, на которые выдвигались батареи и дивизионы. Таким образом, орудийные расчеты оставались без прикрытия. «Отсутствие таких пехотных прикрытий, – писали офицеры штаба 5-й гв. А, – привело к тому, что на участке 95-й гв. сд 12.07.43 года вражеские автоматчики, незаметно просачивавшиеся под шум боя на ОП, создавали серьезную угрозу для орудийных расчетов. В результате чего погибли огневые расчеты 8-й и часть 9-й батарей 233-го гв. ап и командир артиллерийского полка
[440]
»
[441]
.
Начальник разведки 233-го гв. ап И. Костенко, который находился на КП вместе с майором А. П. Ревиным, несколько по иному вспоминал обстоятельства гибели командира полка: «…Примерно в 17. 00 в ходе очередной атаки полк атаковали 40 танков. Героически дралась 8-я батарея под командованием ст. лейтенанта Флюса. В этом поединке все солдаты и командиры батареи погибли. Осталось живой лишь одна медсестра, ее перед атакой командир батареи отправил в тыл.
Смяв 8 батарею, танки подошли примерно на 100 м к нашему наблюдательному пункту и открыли огонь из пушек и пулемётов. Майор А. П. Ревин отослал всех в тыл, на НП остались мы и ещё три разведчика нашего полка. Затем он обратился по рации к командованию, чтобы оказали помощь и подвезли снаряды, так как на батареях оставалось по 10 снарядов на орудие. На помощь прибыл истребительно-противотанковый полк, но когда он начал разворачиваться, то попал под обстрел одновременно танков, артиллерии и ударов авиации. Несколько машин-тягачей сразу загорелось и расчеты начали отступать. Не подвезли и снаряды. И вот я сейчас думаю: «Могли ли их вообще подвезти в том аду?». Положение могли спасти только танки, но их на нашем участке в это время не было. Авиация наша в этот день действовала хорошо. Было полное господство ее в воздухе. Но бомбить, даже обстреливать этот участок фронта… – слишком уж близко находились наши и немецкие части.
Так как помощи нам не было оказано, майор А. П. Ревин по радио с гневом передал, что мы все здесь погибнем и Вы в этом будете виновны. Кто это «Вы», я не знаю
[442]
. К вечеру стало прохладно и он поверх гимнастерки на которой было прикреплено 2 ордена, одел свитер и сказал: «Это я одел на смерть». Я помню не один случай, когда солдаты и офицеры чувствовали свою смерть. Лично у меня это предчувствие появилось (что меня убьют или ранят) за две недели до тяжелого ранения в боях за Полтаву.
Продолжая вести огонь, танки начали обходить позиции полка справа. Телефонная связь прервалась и с полком, и с дивизией, а также и с дивизионами и батареями. Командир полка приказал достать гранаты. Я у пехотинцев взял несколько противотанковых, но где-то в глубине моей души теплилась надежда, что можно найти выход из трагического положения. Ведь, в самом деле, что мы могли сделать против тяжелых танков гранатами, если даже снаряды не брали их лобовую броню. Я предложил перебазировать НП в расположение стоявших сзади батарей, Ревин и Накаидзе согласились. Нашу группу вёл А. П. Ревин, а пехоту Накаидзе. Ползком по-пластунски, а где можно нагнувшись, перебежками, мы начали отходить. Подошли к батарее, у них снарядов нет. Комполка отдал приказ: «Отходить». В это время к ОП на дистанцию примерно 200 м подошли два тяжёлых танка и открыли огонь. Первым был ранен (тяжело) лейтенант Дёмшин (командир взвода разведки) и тут же пуля попала в голову А. П. Ревина и он погиб. Майор был богатырского телосложения, поэтому вынести его с поля боя на руках было невозможно. Я прополз метров 20 до оврага, где находились наши, и попросил у командира зенитного полка автомашину – английский «Додж – три четверти». Мы погрузили его в машину и отвезли в штаб полка»
[443]
.