Бриллианты на шее. Элита истребительной авиации Люфтваффе - читать онлайн книгу. Автор: Михаил Зефиров cтр.№ 132

После капитуляции Третьего рейха Шнауфер вместе с остатками NJG4 попал в плен к англичанам.

В мае на аэродром Эггебек приехала группа из двенадцати офицеров департамента авиа-технической разведки министерства авиации Великобритании. Ее возглавлял один из наиболее успешных ночных асов RAF коммодор Родерик Чисхольм (Roderick Chisholm). В своей книге «Cover of Darkness», опубликованной в 1953 г. в Лондоне, он писал:

«Во время нашей инспекции аэродрома мы натолкнулись на ночной истребитель „Мессершмитт-110“, руль которого был покрыт отметками об уничтожении британских бомбардировщиков, каждая из них представляла крошечную эмблему RAF и силуэт самолета в плане. Имелась 121 отметка, и на каждой небольшими буквами были тщательно написаны тип самолета и дата. Когда появились немцы, мы спросили относительно этого самолета. Они сказали, что это самолет, на котором летал командир эскадры майор Шнауффер [фамилия была написана именно так]. Он был здесь, ас Шнауффер, и ожидал, когда мы его допросим.

В полдень мы начали допрашивать экипажи, начиная с грозного майора Шнауффера. Он вошел, четко отдал честь и попросил разрешения сесть. Это был красивый человек, внешне выглядевший довольно нежным, на его шее висел высший орден Железного Креста с красивым бантом, усеянным бриллиантами. На следующий день ношение наград должно было быть запрещено, и я почувствовал, что сочувствую ему.

Он добился больших успехов для своей страны и был поднят на пьедестал публичного признания, теперь же был сброшен вниз и лишен возможности носить свои награды.

Я задавался вопросом, что с ним будет после освобождения из плена? Это было неизбежное сентиментальное направление моих мыслей, и чтобы сохранять равновесие, необходимо было вспомнить неописуемые условия, в которых содержались русские пленные в лагере, находившемся на территории этого аэродрома, и что за этот аэродром экс-командир был ответственным. Мы были победители, а они побежденные, и все они были частично ответственны за эти ужасы и теперь должны были оправдываться кто как мог. Так что мои чувства снова затвердели, и я слушал то, что майор Шнауффер говорил.

Он выразил сожаление, что был ответственен за смерть многих прекрасных людей, – это были «крокодиловы слезы», – и в той обстановке едва ли это могло быть правдой. Он утверждал, что это неравное соревнование потому, что, как только истребитель вступал в контакт, гибель бомбардировщика была неизбежна. (Он утверждал, что сбил семь и видел еще намного больше бомбардировщиков одной ночью.) Тем не менее он признавал, что оборонительный маневр «спираль», который был рекомендован всем, но который, к сожалению, не все выполняли, был полностью эффективен темной ночью и что однажды он после сорока пяти минут должен был прекратить преследование. Он показал глубокое знание нашей тактики и нашего оборудования, и было ясно, что он мастер в своем деле.

Однако из-за его нежелания быть полностью откровенным в некоторых вопросах, допрос в довольно резкой форме был прерван, а он сам получил приказ явиться к коменданту лагеря. Там ему приказали подготовить письменный отчет и все документы эскадры в течение 24 часов. С ним разговаривали довольно грубо, и наш переводчик не подбирал слова, и он ушел, по-видимому, удрученным и испуганным.

Это была странная ситуация, и противоречивые чувства и мысли путались в голове. Они были ненавидимые нацисты, так почему мы должны быть вежливы с ними? Каждый знал, что вежливость в конечном итоге имела бы полный успех, но к чему было заботиться относительно этого теперь?»

Чисхольм, сам бывший ночным истребителем, совершенно очевидно сочувствовал Шнауферу, и его противоречивые чувства легко понятны. Невероятный ужас, который испытали союзники, увидев концентрационные лагеря, особенно в которых содержались советские военнопленные, был еще жив в памяти британского летчика. Это нашло отражение в словах Чисхольма о косвенной вине за это и Шнауфера, хотя было понятно, что тот, даже как командир эскадры, совершенно не имел никакого отношения к происходившему там. Вопрос же о корпоративной вине всех немцев за преступления нацистского режима очень сложный и, вероятно, до конца так и неразрешимый.

К сожалению, Чисхольм не уточняет, что это были за «некоторые вопросы», в которых Шнауфер не был «полностью откровенным». Вероятнее всего, сложилась следующая ситуация. Немецкий ас подробно и обстоятельно отвечал на все вопросы, связанные с действиями британской бомбардировочной авиации, что видно из слов самого Чисхольма, но как только речь заходила непосредственно о ночных истребителях Люфтваффе, их тактике и оснащении, ответы Шнауфера становились гораздо скупее. Это было вполне понятное поведение, которого, кстати, в плену придерживались многие другие немецкие офицеры.

Вскоре в лагерь, где содержались пилоты NJG4, приехала еще одна группа англичан. Бывший командир III./NJG4 гауптман Людвиг Майстер вспоминал: «Спустя короткое время мы получили возможность пересмотреть наши первые впечатления об англичанах. Нас посетили командир базы британских ночных истребителей в Литтл-Сноринге полковник с рыжими волосами и в темных очках и радиооператор успешного ночного истребителя „Дарнбриджа“ или что-то в этом роде».

Это был самый результативный ночной истребитель RAF коммодор Брэнс Барнбридж (Brance Burnbridge), одержавший 21 ночную победу, и Билл Скелтон (Bill Skelton), его радиооператор. Немецкий летчик продолжал рассказ:

«Мы встретились с ними на краю аэродрома и вели спокойную дискуссию относительно тем, представляющих интерес для всех ночных истребителей независимо от того, на какой стороне они были. Англичане заинтересовались нашими летными часами, и мы поменяли наши часы на их.

Когда мы закончили беседу, оба офицера захотели увидеть самолет Шнауфера, и мы пошли к району рассредоточения, где тот стоял. Когда полковник увидел машину со 121 отметкой побед на стабилизаторах, он от неожиданности произнес: «Это что – самолет доктора Геббельса?!»

Спустя некоторое время персонал штаба NJG4, а также самолеты офицеров штаба были перемещены из Эггебека в поселок Эйдерштеде, в 12 км севернее Ноймюнстера. Все остальные самолеты эскадры, оставшиеся в Эггебеке, вывели из строя, с них сняли винты и демонтировали хвостовое оперение.

Вскоре Шнауфера вызвали в администрацию лагеря, где ему сообщили, что он должен лететь в Англию. Румпельхардт вспоминал: «Наше расставание было болезненным. Мы спрашивали себя, что с нами будет теперь». Спустя три дня кавалер Бриллиантов неожиданно вернулся обратно. Он сказал, что так и не побывал в Англии. Его просто перевезли в другой лагерь, где он беседовал с разными высокопоставленными офицерами, некоторые из которых были из министерства авиации, а затем, к его большому удивлению, вернули обратно в Эйдерштеде.

Летом Bf110G4/R8 «G9+BA» W.Nr.180560 с обозначениями 121-й победы Шнауфера, на котором тот летал в последнее время, перегнали в Англию. Румпельхардт рассказывал: «Шнауфер должен был кратко показать английскому пилоту, как управлять самолетом, но только на земле. Я не знаю, был ли кто-нибудь еще в самолете, когда тот вылетел в Англию. Они не говорили, когда это произойдет, но мы попросили наземный персонал сообщить нам, и мы смогли видеть его взлет. При этом едва не произошла трагедия. На взлете британский летчик, вместо того чтобы убрать шасси, поднял закрылки, и самолет прошел всего в нескольких сантиметрах над забором, ограждавшим аэродром. Это был очень плохой момент для нас, потому что, если бы что-нибудь произошло, нас наверняка бы обвинили. Они сказали бы, что мы осуществили диверсию».